БАШНЯ Корпорации Кронас – это бесхитростная куча стали и стекла; подобные конструкции в архитектуре выполняют ту же роль, какую в музыке – маршевые ансамбли. Отсутствие каких-либо эстетических достоинств – это сознательное решение. Башня должна являть собой проекцию власти и авторитета, не слишком выделяясь среди небоскребов в центре Манхэттена. За поблескивающим фасадом зоны и целые этажи отгорожены от постороннего посетителя или рядового сотрудника. Бронированные, со звукоизоляцией и электронными перегородками, они скрывают оружейные склады, тренировочные залы, военные командные центры и лаборатории, разрабатывающие передовые технологии. На нигде не отмеченном этаже между двенадцатым и четырнадцатым Красный Череп знакомит с такой лабораторией нового руководителя исследований, который раньше работал на ЦЕЛЬ в одном из бруклинских зданий.
– Лучшее, что можно купить за деньги, господин Зола, – усмехается Красный Череп. – Здесь, под нашей непосредственной защитой, вы сможете закончить свою работу.
Голограмма лица в грудной клетке кибернетического тела отвечает ему механическим голосом:
– Я предпочитаю сам контролировать свою работу, но пока меня устраивают такие условия. Я заметил, что вы используете местоимение множественного числа. С кем я сейчас говорю, с Красным Черепом, Александром Лукиным или с вами обоими?
Улыбка не исчезает с мертвого лица, но голос становится ледяным.
– За лабораторию отвечает Красный Череп. Лукин необходим для автономного функционирования организма. Он – все равно что смотритель здания, вечно сидящий в хозяйственных помещениях. – Череп ненадолго замолкает, и притворное дружелюбие в интонации возвращается. – Поскольку характер некоторых ваших работ здесь связан с вашим… состоянием – то есть процессом, посредством которого вы переносите сознание из одного механического тела в другое… мы могли бы обсудить конкретные стадии этого процесса за стаканом шнапса или, может быть, бутылочкой трансмиссионной смазки?
Механическое тело, в котором размещается интеллект Арнима Золы, поворачивает психотронную коробку-ESP, которая расположена на месте головы. Немигающий красный оптический датчик смотрит на Красного Черепа.
– Мы ведь оба знаем, что разговор пойдет о вашем собственном состоянии, господин Шмидт. – В механическом голосе послышались нотки злорадства. – Но я не раскрываю данные, необходимые для моего дальнейшего существования. Я думал, что ясно дал вам это понять много лет назад, когда вы финансировали мою работу в Центральной Америке. Вы сможете испробовать результат моей работы, но рецепт я оставлю при себе.
Красный Череп изображает согласие и понимание, но его настоящие мысли по этому поводу – совсем другое дело.
– Меня устраивают ваши условия, пока я получаю то, что мне нужно. Ваше значение для этого проекта сложно переоценить. Мой глобальный план не воплотился бы ни на йоту, если бы не гений Арнима Золы.
Глаза на лице в грудной клетке робота никогда не моргают. Губы двигаются, а челюсть – нет.
– А каков план на сей раз, Иоганн?
– Мы уничтожим Капитана Америка и все, чем он дорожит!
– О, опять?
Глава 4
ПОСЛЕДНИЕ события происходили так стремительно, что моему восприятию времени пришлось нелегко. Мне с трудом верится, что Стива Роджерса, героя, известного во всем мире как Капитан Америка, на несколько недель заключили в тюрьму, как обычного преступника. Я зла из-за этого, а еще мне и грустно, и стыдно. Я зла на правительство за то, что оно склонилось к паранойе, мне грустно оттого, что граждане позволили такому случиться, и стыдно за себя – за то, что не сделала больше, чтобы отстоять человека, которого люблю.
Америка в прошлом уже поворачивалась спиной к своим героям, когда у тех истекал срок годности. «Мужественные всадники», которые последовали за Тедди Рузвельтом на холм Сан-Хуан, вернулись домой с малярией и попали в карантин в полевом госпитале на дальнем конце Лонг-Айленда, где умирали сотнями, а богатые отдыхающие в это время только и скулили о том, какие неудобства они испытывают из-за нездоровых солдат. Выжившие в окопах и клубах горчичного газа в Первой мировой вернулись в Вашингтон в аккурат, когда Конгресс отказался выплачивать им обещанные компенсации. Президент Герберт Гувер приказал армии разогнать демонстрантов, и американские солдаты открыли огонь по ветеранам. Военные, на которых распыляли «Агент Оранж» во Вьетнаме и токсичные вещества во время Войны в Персидском заливе, долгие годы ждали положенных выплат, и многие до них не дожили. Все для героев, правда?
Каждый американец знает историю Стива Роджерса – тощего, болезненного ребенка, росшего на унылых улицах Нью-Йорка во времена Великой депрессии. Он видел и блеск, и нищету, которые способна подарить эта великая страна. Он в ярости смотрел кино о нацистском блицкриге, опустошившем Европу. Его признали «негодным» и присвоили статус 4-F – не подходит для службы по медицинским причинам, – когда он пытался пойти служить.
Мы знаем, как генерал, ответственный за секретный проект под кодовым названием Операция «Возрождение», увидел в юном Стиве Роджерсе мужество, решимость и честь. Этот генерал, Честер Филлипс, попросил его пойти на риск гораздо больший, чем прыгать с парашютом в тыл врага или идти на штурм под перекрестным пулеметным огнем. Стив должен был стать первым из целой армии суперсолдат, которых создадут благодаря сыворотке, изобретенной Доктором Авраамом Эрскином. Эту сыворотку не тестировали на людях; все знали, что побочные эффекты могут привести к смерти. Это не остановило Стива, лишь придало ему решимости идти вперед и рисковать, если только это означает возможность спасти жизнь тысяч американских солдат.
Мы знаем, что все пошло не так. Фанатичный нацистский шпион сорвал Операцию «Возрождение» и застрелил Доктора Эрскина еще до того, как тот успел записать последние изменения в формуле. Восстановить формулу было невозможно. Так Стив Роджерс остался первым и единственным суперсолдатом страны, единственным героем, который нес бремя за всех, кто мог идти бок о бок с ним.
Я стою на площади Фоли в Даунтауне и смотрю на длинную лестницу, ведущую к классическим греческим колоннам Федерального суда. Зеваки стекаются сюда с самого рассвета. Мнения разделились. Некоторые держат в руках плакаты, называющие Кэпа предателем. Другие развернули призывы освободить Капитана Америка. Большинство призывов против написаны довольно безграмотно – например, «Павесить придателя!».
Некоторые жаждут крови. Они следили за Гражданской Войной на плазменных экранах с системой объемного звука, зажевывая картину холестерином и сахаром. Они видели прямую трансляцию кульминационной битвы, в пылу которой Капитан Америка сбросил маску, отказался от сопротивления и сдался властям. Их заостренные маленькие головки взбудоражили эксперты в радиоэфирах, и теперь они требуют «справедливости» с позиций морального авторитета толпы линчевателей.
Другие помнят Капитана Америка, который сражался за добро и никогда не предавал своих убеждений. Они уважали того Капитана Америка, которого не сбивало с толку непостоянное общественное мнение или особые интересы. Они любили своего Капитана Америка, который, очевидно, ставил общее благо выше личного.
Я точно принадлежу к последним, но ушла настолько вперед, что они вряд ли разглядят мою спину. Я буду стоять здесь и ждать, пока хотя бы мельком увижу потускневший лик героя, которого под конвоем ведут к Федеральному судье. Я пришла с оружием и в полной готовности. Я твердо решила, что Капитан Америка больше не проведет ни дня за решеткой.
В наушнике голос Ника Фьюри убеждает меня, что план рискованный, но сработает. Я говорю, что мне не нужны слова ободрения. Мне нужна поддержка, на которую я могу рассчитывать.
– У меня есть сорванец, который стоит шестерых, куколка.
– Всего один? Лучше уж ему оказаться достойным твоей похвалы.
– Лучше него только сам Кэп.
Между Кэпом и следующим, кто способен его заменить, огромная пропасть, но если уж я не доверюсь Фьюри, то дела у меня совсем плохи. И вот я жду, а толпа начинает нервничать. Здесь есть пожилые люди, которые, наверное, еще детьми смотрели кинохроники с Капитаном в театрах. Свое мнение они формировали еще в молодости и на закате дней не собираются его менять.
Кинохроники канули в небытие еще до моего рождения, но у тети Пегги был 35-миллиметровый проектор. Она выкатывала его в гостиную, и мы зимними вечерами смотрели «Марш новостей» на зернистом черно-белом экране: я в пижаме и тетя в розовом пушистом халате. Кадров с Кэпом в деле, по понятным причинам, было не много, зато уйма – когда он разговаривал с войсками перед важной операцией или с ранеными в полевых госпиталях. Взгляд их уставших от войны глаз говорил о многом. И все они знали, что Кэп принял бы на себя пулю за любого из них. Они знали, что он один из них.
Только спустя несколько лет я узнала, что тетя Пегги работала с Кэпом, когда состояла во французском Сопротивлении, и даже ненадолго влюбилась – так, как позволяли взрывающиеся бомбы и артиллерийские снаряды, поражающие все вокруг, – импульсивно и отчаянно. В детстве я знала только, что тетя любит эти старые кинохроники, хоть и плачет, когда их смотрит. Я не понимала этих слез, пока не стала новым агентом ЩИТа и не встретилась лицом к лицу с человеком, которого она потеряла. Капитан двигался как олимпиец и боролся как чемпион в тяжелом весе. И при всей его силе и мощи его глаза выражали лишь сострадание и честность. Как и Пегги, я сразу влюбилась, хотя знала, что жизнь поведет нас разными путями и, какое бы счастье мы ни пережили, за него придется заплатить болью и слезами.
В настоящее мое сознание возвращает ропот нетерпения. Фургон для транспортировки задержанного сверхчеловека едет по улице между двумя броневиками. За ним следуют внедорожники без опознавательных знаков, полные сотрудников полиции США.
Дверь, которую легко можно представить на банковском сейфе, открывается в задней части фургона, и два здоровенных охранника помогают Кэпу выбраться наружу – ограничители его сил превращают в подвиг даже обычную ходьбу. Его заставили переодеться в имитацию привычного костюма, которая не остановит их пули, если заключенного придется сдерживать таким образом.
Ловкачи из прессы пробиваются вперед, поднимая повыше камеры и выкрикивая вопросы:
– Был ли прав Тони Старк?
– А теперь вы одобряете Акт о регистрации?
– Вы оставили пост Капитана Америка?
Кэп на полголовы выше самого высокого слуги закона, так что мне видно, как его белокурая голова движется вдоль кордона синих курток, выстроившихся от фургона к ступеням здания суда. Я иду туда. Форма ЩИТа наделяет определенными полномочиями, и я могу помогать освобождать путь. Часть толпы скандирует: «Предатель!» Какая-то девчушка кричит: «Мы любим тебя, Кэп!» Что-то летит по воздуху. Это гнилой помидор. Он попадает Стиву в голову. Из-за оков Стив не может вытереть лицо. Он только и может оглянуться в том направлении, откуда прилетел помидор. В этом взгляде нет ненависти, только спокойное сожаление. Приставы начеку. Они смотрят на толпу, уперев руки в приклады пистолетов. Один из них смотрит прямо на меня. Я, пригибаясь, перемещаюсь в сторону, но продолжаю продвигаться вперед. Поднимаюсь, чтобы оценить обстановку, и вижу, как Стив переводит взгляд с плеча на спину судебного исполнителя перед ним. Чем ближе я подхожу, тем теснее смыкается толпа – я всего метрах в трех и замечаю то, что обнаружил Кэп на спине чиновника, – красное пятнышко лазера. Пятнышко, которое отмечает, куда нацелена мощная снайперская винтовка.
Я набираю в легкие воздуха, чтобы крикнуть, но Стив опережает меня: «Осторожно!», – и бросается вперед, чтобы прикрыть эту красную точку своим телом. Я слышу, как пуля с влажным хлопком входит в спину Стиву, и только потом доносится звук выстрела на той стороне площади Фоли. Брызги алой крови ложатся на синюю форму приставов и белые ступени перед зданием суда.
– Снайпер!
Я не знаю, мой это крик или нет. На секунду воцаряется жуткое молчание, затем толпа начинает шевелиться. Служащие суда США, полиция Нью-Йорка и Нацбезопасность собираются вокруг Кэпа, а остальные в панике разбегаются кто куда. Черно-белый костюм ЩИТа указывает на то, что я могу брать на себя обязанности уполномоченного правоохранительных органов, а вокруг раненого выстраивается защитная стена синих униформ. Один из судейских сотрудников кричит: «Снайпер наверху!» – и указывает на площадь. Все поворачиваются, чтобы посмотреть в ту сторону, но только не я. Я смотрю лишь на Стива.
Раздаются еще три выстрела.
Я вижу Стива сквозь красный туман. Он видит меня и зовет по имени, у ноздрей вспухают розовые пузыри, в уголках рта показалась алая пена. Я держу его и стараюсь не плакать. Артериальная кровь льется из новых пулевых ранений. Я пытаюсь вспомнить всю свою медподготовку. Нужен кусок пластика – заткнуть дыру в грудной клетке. Почему никто не помогает? Почему Стив так на меня смотрит? Почему все так неправильно?
Приближается вой сирены скорой помощи. Один из служителей закона снял футболку и пытается остановить кровотечение. Стив старается что-то сказать. Я говорю ему замолчать, не напрягаться, беречь силы. Я понимаю, что он просит меня проследить, чтобы никто больше не пострадал. Он истекает кровью на ступеньках здания суда – и беспокоится о других.
– Держись там, девчонка. – Это Ник Фьюри снова заговорил в моем наушнике. – Оставайся со Стивом. Медики скажут, что тебе нельзя с ним на скорой, но ты покажи удостоверение и скажи, что у тебя есть допуск.
– Что случилось, полковник Фьюри? У нас ведь план…
– В первые пять секунд боя рассыпаются любые планы, Шэрон. Я отправил твою подмогу найти того, кто стрелял. Кто-то еще тоже занялся этим делом. Держи себя в руках и смотри, чтобы в больнице никто лишний не явился для подстраховки.
Я держу Стива за руку и не планирую ее отпускать.
Глава 5
ЧЕЛОВЕК, который стоял у фонарного столба на другой стороне площади Фоли, когда раздались выстрелы, выглядит и как бандит, и как полицейский под прикрытием, и как невероятно подтянутый хипстер. На самом деле это бывший киллер КГБ. Джеймс «Баки» Барнс пришел, одевшись в вещи Зимнего солдата, подходящие для его задания, а сверху накинул свободную черную кожаную куртку, чтобы не выделяться. Он бежит вверх по пожарной лестнице здания напротив офисной многоэтажки тридцатых годов, где заметил вспышку от выстрела. Ник Фьюри сказал ему быть там и обеспечить тыл Шэрон Картер, главному действующему лицу. У них, кажется, был какой-то план. Он постукивает по наушнику и надеется, что с той стороны это кого-нибудь жутко раздражает.
– Это и есть ваш план, Фьюри? – спрашивает он, пинком открывая дверь на крышу.
– Нет, черт возьми, Баки, кое-что стряслось. Ты видел выстрел? Стрелок наверху…
– Я видел его. Сейчас займусь.
– Попозже свяжусь, чтобы узнать, как дела. Надо проинструктировать Шэрон по обеспечению безопасности Кэпа на пути в больницу в Мерси.
Отделение скорой помощи? Стив еще жив. Шанс есть. Надежда по-прежнему остается. Баки набирает скорость, мчится по крыше, а затем отталкивается от ограждения. Благодаря скорости падения вперед и воздушным потокам он приземляется в здании напротив двумя этажами ниже и вваливается через окно туда, где заметил стрельбу. Он вскакивает на ноги с готовым выстрелить пистолетом 45-го калибра.
Ничего.
Он оборачивается, сразу приняв удобную для стрельбы позу, и осматривает пространство, мысленно деля его на зоны. В углу пустого офиса валяется снайперская винтовка Драгунова (СВД, 7,62×54 мм). Стрелявший взял с собой отработанный патрон, но запах бездымного пороха все еще витает в воздухе. Голос Фьюри потрескивает в наушнике.
– Парень, ответь мне.
– Стрелявший забрал патроны и скрылся. Вы можете получить доступ к спутнику и отследить, куда он направился? Прямо надо мной разбитое окно.
– Как раз пытаюсь выяснить. Перезвоню, когда его обнаружат.
В разбитое окно падает крылатое бело-красное пятно, выбивает пистолет из рук Баки, хватает за воротник и почти укладывает его на пол. Баки держится и отталкивается, готовясь перехватить инициативу, но видит, что на него нападает Сокол, один из Мстителей и бывших соратников Капитана Америка.
– Я думал, судить по внешнему виду ниже твоего достоинства, Сокол. Этому ты научился у Стива?
Красные перчатки сжимаются на кожаном воротнике Баки, но не слишком сильно. Появилась тень сомнения. Мысль приглушила гнев. Баки указывает головой на винтовку и разбитое окно.
– Если я убийца, зачем мне входить сюда, разбивая окно? Почему я до сих пор здесь с дымящимся оружием, а отработанный патрон пропал? И почему бы мне прямо сейчас не выстрелить из второго пистолета?
Сокол понимает, что ему в бок упирается пистолет 45 калибра, точно такой же, какой он только что выбил из рук Баки. Оба считают Стива Роджерса старшим братом, и ни один не хочет стать Каином для Авеля. Сокол отпускает Баки и отступает. На лице все еще отражается подозрение.
– С моей памятью тоже творилось неладное, так что, думаю, я тебя понимаю. Кэп всегда заступался за тебя, даже когда казалось, что ты перешел на другую сторону. Я оставлю пока свои вопросы к тебе, если сейчас мы на одной волне.
Сокол внимательно смотрит, как Баки щелкает двусторонним предохранителем пистолета. Он замечает, что ударник затвора взведен и торчит над патроном в гнезде. Баки поднимает пистолет, который уронил в схватке. Сокол наблюдает, как Баки бросает патроны, осматривает ствол, проверяет предохранители и спусковой рычаг, чтобы убедиться, что ничего не повредилось, снова ставит предохранители и убирает пистолет в кобуру. Хороший солдат не пренебрегает своим оружием. Баки все еще хороший солдат? Кэп считал, что да. Пока этого достаточно.
– Ты сам пришел, Барнс? Или тебя кто-то прислал?