– Должно быть, потому, что подобные вещи в человеческих землях не достать? – легко предположила я.
– Тогда почему я вижу стило у вас на столе?
– Не знаю, – еще бы понять, что такое это стило и почему он его видит у меня на столе.
– Вот это – стило, – сказал Кирл, будто бы общался с умственно отсталой, и взял со своего стола точно такую палочку, которой писали остальные. – Теперь посмотрите, есть ли оно на вашем столе?
– Да. – Мне не было нужды смотреть, я помнила, что аловолосый соседушка оставил его на моей парте. Это ж надо так меня подставить! Добродетель тоже мне!
– Тогда подойдите, к шкафу, что как раз за вашей спиной, достаньте оттуда вот такого вида дощечку, – он поднял со стола тонкую черную пластинку, – и впредь записывайте на ней все свои лекции. У меня слишком тонкий слух, чтобы несколько часов кряду терпеть создаваемый вами скрип.
Не говоря больше ни слова, стараясь успокоиться, я последовала его указаниям. Открыв створки шкафа, увидела целую стопку черных пластинок и, не задумываясь, ухватила ту, что лежала на самом верху. Поверхность оказалась совершенно матовой, но красивая дощечка была непонятной в использовании.
Вернувшись на свое место, я украдкой бросила взгляд на записи и буквально приросла к ним взглядом. Ровным, каллиграфическим почерком в моей тетради было выведено следующее: «Прислони большой палец к центру пластины, подожди несколько секунд, возьми стило и можешь записывать».
Подписи под посланием не было. Но отчего-то мне показалось, что я знаю, кто автор. Правда, аловолосый не спешил выдавать себя, но тем не менее такая забота в этом месте показалась странной, если не сказать подозрительной.
– Хорошо хоть остальные знают элементарные правила, – сказал профессор Кирл и, не отвлекаясь более ни на кого, продолжил свою лекцию.
Стараясь производить как можно меньше шума, дабы не привлечь к своей персоне очередную порцию ненужного внимания, я положила странную пластину прямо перед собой и приложила большой палец точно к ее центру. По черной матовой поверхности пошла легкая рябь, а сама пластина поменяла цвет с черного на белый. Вроде бы не первый год я пыталась изучать магию, но к подобному оказалась совершенно не готова! Это была не просто магия, а магия разумная, заточенная в определенный предмет и с определенной целью. В то же самое время я ощутила, как тоненькая ниточка моей энергетической оболочки протягивается к пластине, и совсем маленькая часть энергии переходит в это чудо, придавая импульс к работе.
– Кр-р-руть, – не удержавшись, одними губами шепнула я.
Но, как оказалось, и этого было достаточно, чтобы меня услышали. Профессор Кирл запнулся на полуслове и с непередаваемым выражением посмотрел в мою сторону.
– Надеюсь, когда ваши восторги закончатся, вы все же начнете работать. – Голос его был холоден и невыразителен. – Есть две вещи, которые я не терплю в своих учениках: лень, – профессор поднял указательный палец, – и дурость! Я ненавижу глупость, и, поверьте мне на слово, такого я никому не спускаю с рук. Не становитесь моим врагом, эсса, – уважительное «эсса» показалось в его устах последним из ругательств.
«Может, я и правда туповата? – как-то обреченно подумалось мне. – А с другой стороны, мне всего семнадцать, а я уже учусь на первом курсе МАМ, в то время как абсолютному большинству студентов уже за стольник перевалило! Да они в моем возрасте только на горшок привыкали ходить!» Такой ход мыслей придал уверенности и помог почувствовать себя если не гениальной, то где-то около того.
Я не стала обижаться на профессора Кирла, в чем-то он был прав… наверное. Подсознательно я отнесла этого преподавателя к группе тех, с кем предстоит считаться, но ни капли страха не почувствовала. Зато Ким, должно быть, весь извелся бы от пустых переживаний, боясь сделать лишний вздох, чтобы не навлечь гнев профессора. Но не я. Только не теперь.
Когда за профессором Кирлом захлопнулась дверь, никто не спешил вставать с занятых мест. Ни один из присутствующих не ринулся очертя голову в коридор, как делали это мы с братом после окончания занятий с Орэном. Студенты сидели не шелохнувшись, будто им стулья клеем намазали. И вскоре стало совершенно понятно почему. Все свободные столы в нашем классе буквально начали таять в воздухе, освобождая пространство. А в углу, около южной стены, появилась внушительная стопа жестких ковриков. Входная дверь приоткрылась, и в образовавшуюся щелочку буквально просочилась юная (во всяком случае – на вид) эльфийка. Невероятно стройная, практически воздушная, она была одета в обтягивающие ноги (срам-то какой!) брючки и легкую полупрозрачную тунику. Ее золотистые волосы были убраны в высокий хвост, открывая тонкие черты лица. Мужская часть класса с нескрываемым интересом воззрилась на новую преподавательницу, в то время как девушки, не пряча завистливых взглядов, придирчиво осматривали ее с ног до головы.
– Добрый день, – елейным голоском пропела она. – Как вы, должно быть, уже знаете, на моих занятиях нам предстоит осваивать дыхательные техники. Эта дисциплина, несомненно, одна из важнейших. Если маг не умеет владеть дыханием, то он не умеет ничего! – Тонкие брови эльфийки собрались на переносице, придавая ее внешности какое-то детское очарование. – Меня зовут профессор Ил’лариэль. И я хочу сразу сказать, что для наших занятий вам придется обзавестись формой. Особенно девушкам.
«Это что же, придется обтянуть зад, как она?» – с толикой негодования подумала я.
– Поскольку сегодня к занятиям совершенно не готов весь класс, то, пожалуй, начнем с теории.
На этих словах милая эльфиечка чудесным образом перевоплотилась в кровожадного монстра. Диктовала она не в пример быстрее Кирла, при этом успевала повизгивать на тех, кто был не в состоянии поддерживать заданный темп. И угадайте, кому достался самый шикарный вопль из ее арсенала? Да, как ни странно, это была я. И вовсе не потому, что не успевала за остальными.
Как оказалось, профессор Ил’лариэль имела одну вредную привычку (а может, и не одну, но о других мне, увы, ничего не известно). Во время того, как надиктовывала нам лекции, она с завидной легкостью курсировала по классной комнате, заглядывая в записи студентов. Эта невозможная эльфийка сразу же приметила, что в группе магов ей достался неожиданный сюрприз в виде человечишки, и с удвоенным энтузиазмом начала нарезать круги по ряду, где сидела я. Еще несколько месяцев назад я бы даже не обратила на это внимания, но не сейчас, когда незнакомец с завидным упорством подкрадывался со спины…
Демон, которого так часто приходилось успокаивать за последние дни, неожиданно вышел на первый план. Внутри все чесалось и зудело от дикого желания встать, схватить эту дамочку за ее шикарный хвост и с размаху припечатать хорошеньким личиком об стол. Пальцам с трудом удавалось удерживать вмиг ставшую непослушной палочку для письма. Казалось, каждая мышца налилась свинцом, а тело приготовилось в любой момент прыгнуть. В ушах отчетливо слышалось сердцебиение Ил’лариэль, ее ровное дыхание оглушало внезапно ставшие чувствительными уши, отдаваясь в голове беспрерывным пыхтением. Легкий цветочный аромат ее тела неожиданно превратился в тяжелый и приторный. Звонкий эльфийский голосок стал похож на повизгивание молодого поросенка.
Разумом я четко понимала: все, что сейчас со мной происходит, иррационально. Неправильная реакция на простой поступок, который в общем-то не нес в себе агрессии. Но все эти мои размышления были как бы со стороны. Сделав аккуратный вдох, кое-как стараясь удержать остатки разума и не поддаться искушению, дрожащими руками я ухватила склянку с чернилами. Обливаясь потом, с трудом отвинтила крышечку. И вот когда профессор Ил’лариэль завершала очередной круг, проходя как раз за моей спиной, я поняла, что больше сдерживаться просто не могу. Легкое, едва уловимое движение пальцев – и баночка чернил летит аккурат в проходящую мимо эльфийку.
Что тут началось! Сказать, что я едва не оглохла от обрушившихся на мою голову ругательств, – это не сказать ничего. Сперва она визжала, потом перешла на странное басовитое сипение, бесполезно водя тонкими пальчиками по поверхности туники, размазывая чернила еще больше.
– Дрянь! – буквально прорычала она.
А я с облегчением выдохнула и широко улыбнулась, совершенно не обращая внимания на взбешенную преподавательницу. Должно быть, сегодня мне предстоит прослыть умственно отсталой, буйно помешанной человеческой магиней потенциально высшего порядка. Но все это не имело никакого значения в тот момент. Впервые я совладала со своим зверем. И не важно, что произошло это совсем не так, как хотелось бы. Проба пера, так сказать. Почти в буквальном смысле слова.
От переполнявшего меня облегчения и радости я невольно хихикнула и посмотрела на измазанную преподавательницу, что без остановки бормотала себе под нос проклятия на эльфийском языке и столь же безуспешно пыталась оттереть чернила, которые черной кляксой растеклись по ее наряду.
– Урок окончен! – неожиданно громко прорычала эльфийка. – А ты… – выразительно ткнула она черным пальцем мне в грудь, – я этого так просто не оставлю!
Она исчезла из аудитории с такой скоростью, что можно было подумать, словно ее и вовсе не было. Вероятнее всего, что она отправилась прямиком к Тарию, и в ближайшее время меня ожидают крупные неприятности. Но, как это ни странно, ни на уроке по теории магии, ни на истории с математикой за мной никто не явился. Естествознание проходило спокойно, монотонная речь нового преподавателя незаметно погружала в полудрему. Но больше всего радовал тот факт, что три последних учителя совершенно не обращали внимания на тех, кто присутствовал на их занятиях. Каждый из них читал свою лекцию, увлеченно решал у доски задачки, что-то нашептывая ей же и в общем-то ни на кого не отвлекаясь, отрабатывал положенное время.
Мне даже подумалось, что если бы не моя собственная глупость в самом начале, то и день прошел бы спокойно и ровно, так, как последние четыре часа. Перерывов между лекциями не было. Покидать аудиторию можно было лишь по естественной нужде, но поскольку метаболизм у людей и нелюдей все же отличался, то и сидели мы уже часов семь кряду безвылазно. Все бы ничего, но мне, во-первых, хотелось есть, во-вторых, я переживала за Кима, в-третьих, у меня затек… одним словом, все затекло!
Солнце неспешно ползло по небосклону, с каждой минутой все напористее заглядывая в распахнутое окно. Тарий невольно поморщился, откидываясь на спинку кресла, за которым привык работать. Иногда ему казалось, что он уже вполне привык к югу: к палящему солнцу; невероятным запахам, что смешивались в разогретом за день воздухе и буквально оглушали его своим многообразием и насыщенностью; даже к звукам, которые издавали тысячи насекомых, без устали опыляющих вновь распустившиеся цветы; к бесконечной веренице людей и нелюдей, чьи сердца набатом отзывались в его голове.
Южные земли, столь щедрые и плодородные, манили к себе многих. Но только не таких, как он. Поначалу он уставал от всей этой суеты, слишком ярких красок и обилия света. Но привыкнуть, как известно, можно ко всему. Вот и он привык и лишь иногда, в моменты, когда позволял себе непростительно отвлечься, задумавшись над собственными мыслями, мог забыть о нещадно палящем солнце, что ранило невероятно чувствительные к прямым лучам глаза.
– Вот зараза, – сквозь зубы выругался вампир, все еще жмурясь, и одной рукой открыл ящик стола. После чего извлек из его недр ничем не примечательный кожаный футляр, выудил из него очки с круглыми затемненными линзами и с видимым облегчением водрузил их на нос. Стоило Тарию перевести дух, как дверь в его кабинет распахнулась, впуская внутрь неуправляемый черный вихрь в лице профессора Кирла.
– Ты ч-что, спятил?! – с порога поприветствовал ректора заглянувший в гости профессор. В голосе его появились откровенно шипящие нотки, указывающие на степень крайнего раздражения, в котором сейчас пребывал из’сир.
Тарий мысленно застонал, вопрошая неизвестно у кого, чем он провинился, что именно сегодня ему придется принимать на себя гнев давнего друга. Но вида не показал, лишь вопросительно взглянул на профессора поверх очков.
– И тебе здравствуй, мой друг! Я безмерно рад нашей встрече, – буркнул Тарий, поднимаясь из-за стола и пересаживаясь на подоконник. – В чем дело, Мэйр?
– И ты еще спрашиваешь? – нехорошо прищурив глаза, отозвался профессор Кирл. – Подсовываешь в группу к моим студентам, точнее, к сильнейшим студентам, человеческую недотепу, а после спрашиваешь меня: «В чем дело, Мэйр?»
– О ком конкретно ты говоришь? – стараясь не показать своего волнения за одну конкретную особу, спросил Тарий.
– А что, есть варианты? – усмехнулся Мэйр, по-хозяйски располагаясь в кресле, которое недавно занимал Тарий.
– Ну… – разводя руки в стороны, сказал вампир.
– Да что могло произойти за то время, пока меня не было? – непонимающе нахмурился профессор Кирл.
– Понимаешь ли, теперь на твоей кафедре учатся сразу два представителя человеческой расы, потому я и уточняю, кто именно послужил причиной твоего гнева сегодня, – легко улыбнулся Тарий, небрежно проводя рукой по непослушным каштановым вихрам.
– Тарий, – неожиданно спокойным голосом начал Мэйр, – я все понимаю. Прошлый год был тяжелым для тебя, но не настолько же, чтобы ты сошел с ума! – практически прорычав последние три слова, Кирл резко поднялся с кресла и отошел в противоположный угол комнаты. – Как ты мог принять двоих… человеческих выкормышей на факультет, где готовят магов, способных на гораздо большее, чем простые цирковые фокусы?
Казалось, что на резкий выпад друга Тарий просто не обратил внимания. Не меняя расслабленной позы, он ответил:
– Эти двое как раз те, кто в состоянии сделать гораздо больше, чем выступать с фокусами в цирке. И перестань рычать, постарайся внятно объяснить, что произошло и почему ты ведешь себя как юнец, что не в состоянии контролировать свои эмоции.
– Прости, – коротко вздохнул Мэйр, – просто эта девчонка буквально вывела меня из себя за какой-то час занятий.
– Ох, вот оно что, – несколько отстраненно сказал ректор. – И чем, если это, конечно, не секрет, она так задела тебя?
– Все бы ничего, – немного замялся Мэйр. – Я привык к тому, что люди намного отстают в развитии от остального мира. Многие наши разработки, нововведения и плоды прогресса так и не доходят до человеческих земель. И я понимаю, что она была незнакома с технологий, благодаря которой мы сейчас ведем записи, не прибегая к использованию бумаги и чернил. Но само ее поведение, когда я сделал ей замечание… Оно было… Даже не знаю, как объяснить, но она посмотрела на меня так… – не сумел подобрать нужных слов профессор. – Это словно был вызов, понимаешь? Ее глаза… Я ощутил опасность, исходящую от человеческого взгляда! Внутри все просто перевернулось…
– Я думаю, ты просто устал с дороги, – изобразив участие на своем лице, сказал Тарий, а мысленно просто растерялся. Его амулет скрывал демоническую сущность Мары, но некоторые проявления ее натуры даже он не в состоянии скрыть… И вот это-то было по-настоящему плохо! И сейчас Тарий думал о том, правильно ли он поступил, приведя наследницу демонов под личиной простого человека в место, снизу доверху заполненное магами? Не обернется ли его желание защитить наследницу боком? Сможет ли сама Мара жить в атмосфере, где ей придется день изо дня сталкиваться с агрессивно настроенными сокурсниками и преподавателями? Если бы он только знал, как поступить правильно! Но одно было совершенно точно: отправить ее сейчас на родину, пока она не вошла в полную силу, было сродни подписанию ее смертного приговора. Ведь те, кто убил ее отца и мать, так и не были пойманы. Заговор (а Тарий не сомневался, что это был именно заговор) все еще не был раскрыт. Впервые за много лет он просто не знал, что делать, как обходиться с юным, несформировавшимся демоном, как следует поступить, как помочь. – Тебе необходимо отдохнуть, а я… – Тарий не успел договорить, как входная дверь в его кабинет вновь распахнулась и с силой ударилась о стену. И вот еще один, только златоволосый, смерч ворвался в его кабинет.
– Я этого не потерплю! – тут же перейдя на ультразвук, воскликнула Ил’лариэль.
«Только не она», – обреченно подумал Тарий, подавив глубокий вздох, полный отчаяния.
Нельзя сказать, что ректор МАМ не умел обращаться с женщинами. Он искренне ценил красоту, мог наслаждаться обществом противоположного пола. Да и, чего скрывать, за свою долгую жизнь успел и влюбиться не единожды, и разочароваться. Но будучи мужчиной рационального склада ума, порой он совершенно не понимал, что конкретно от него хотят эти странные существа, будто специально привезенные с другой планеты, чтобы стать единственной неразрешенной загадкой в его жизни.
Тарий, вошедший в силу в весьма юном возрасте, сумел сохранить какую-то толику юношеской непосредственности и по сей день. И проявлялась эта черта именно в моменты близкого общения с женщинами. Порой он мог застесняться перед чересчур очаровательной дамой совсем как желторотый юнец. Когда какая-нибудь представительница слабого пола имела неосторожность устроить сцену в его присутствии, ему было гораздо удобнее просто развернуться и уйти лишь потому, что он совершенно не знал, чего она ревет и что с ней делать. Но, как это ни парадоксально, именно благодаря такому поведению Тарий получил репутацию дамского угодника и рокового соблазнителя, которого так и не удалось связать брачными узами ни с одной из охотниц за знатным и богатым супругом. Было в его внешности то, что сводило с ума юных (и не очень) девиц. Для большинства из них он выглядел этаким плохишом. Небрежность в одежде, естественный беспорядок на голове и точеные черты лица, на котором буквально горели хищно прищуренные глаза, делали его образ невероятно привлекательным, а холодность в отношениях, она же банальная стеснительность, и нежелание разбираться в бабьих истериках довершали картину.
Вот и сейчас, увидев на пороге своего кабинета едва сдерживающую злые слезы эльфийку, Тарий невыносимо захотел покинуть помещение.
«Только ее мне сегодня и не хватало!» – мысленно взвыл ректор, надевая на лицо привычную в таких случаях маску отчужденности.
– В чем дело, профессор? – холодно спросил он, поднимаясь с подоконника и заводя руки за спину. – Что могло такого произойти, чтобы столь уважаемая эсса, как вы, позволили себе подобное поведение?
Неожиданно эльфийка поджала губы, взгляд ее налился неподдельной яростью. И тут Тарий отчаянно поздно осознал, что опять брякнул что-то не то…
– Вам ли не знать, эсс ректор, того, что со мной могло произойти по вашей же милости? – буквально прошипела она, медленно подходя к Тарию. – Вам ли не знать, кто мог послужить причиной моего поведения, если именно благодаря вашим вчерашним усилиям на кафедру профессора Кирла были приняты двое человечишек? – В голосе ее чувствовалась сталь, с каждым шагом она приближалась к Тарию, походя на дикую кошку, что наконец нашла свою добычу и теперь готовилась к последнему, решающему прыжку. – И вам ли не знать, что от людей ничего хорошего ждать нельзя! – на последнем слове Ил’лариэль гневно вскрикнула.
– Ил’лариэль, вы забываетесь, – холодно произнес Тарий, не зная, куда деться от ее взгляда, полного слез, обиды и гнева. – Я не обязан держать перед вами ответ за свои действия, потому прошу впредь не касаться вопроса о правильности моих решений. Если вас оскорбили, то скажите мне, кто это сделал, я решу данный вопрос. И постарайтесь более не повышать голос в моем кабинете, я этого не люблю.
«Особенно когда это делают так визгливо», – про себя добавил Тарий, но разумно промолчал.
После этих слов изящные пальчики на руках Ил’лариэль сжались в кулачки, губы превратились в одну тонкую линию, а в глазах появился столь несвойственный для хрупкой эльфийки ледяной огонек.
– Прошу извинить мою несдержанность, ректор Осбен, – холодно произнесла она. – Но принятая вами студентка, человек, позволила себе оскорбить меня сегодня. Я требую соизмеримого наказания и разбирательства по данному делу.
– Вот как, – стараясь подавить тяжелый вздох, сказал Тарий. – Смею заверить вас, эсса, я с этим разберусь.
– Вот и славно, – буквально прожигая Тария недобрым взглядом, Ил’лариэль развернулась на каблуках и лишь у самой двери небрежно бросила: – Я прослежу.
Стоило эльфийке исчезнуть за дверью, как Тарий тут же накинул на свой кабинет полог тишины.
– Уф-ф-ф, – шумно выдохнул он, возвращаясь на облюбованный подоконник, и устало откинул голову, облокачиваясь о широкий откос.
– Когда же ты повзрослеешь? – не скрывая улыбки, сказал Мэйр.
– Если ты забыл, то напомню, что я гораздо старше тебя, – не открывая глаз, буркнул Тарий.
– Ну, я не имею в виду твой биологический возраст.
– О, прошу, только без нотаций! Что опять не так? Я не хамил, не кричал, не обзывался и не распускал руки. Какие претензии?
– Тебе совсем не нравится Ил’лариэль? – ни с того ни с сего спросил Тария собеседник. – Разве не замечаешь, как смотрит она на тебя порой?
– Не заметишь тут, пожалуй, – ворчливо отозвался ректор МАМ. – Но вот что я тебе скажу. Представь себе следующее развитие событий. Я начинаю оказывать ей знаки внимания, улыбки там, конфеты всякие, погулять позову или еще что придумаю. Потом куплю ей какое-нибудь дорогое украшение, попутно распуская комплименты, дальше произойдет то, что в нашем возрасте неизбежно… И вот когда это случится, у меня будет всего лишь два выхода: бежать из МАМ на родину либо же впрягаться в упряжь, как старая, но дорогая хозяину кляча, терпеливо снося понукания извозчика в лице Ил’лариэль. Ни один из этих вариантов, увы, мне не подходит. Я люблю женщин, Мэйр, но только не тогда, когда начинаю находить их волосы на своих расческах, а вещи – в моем шкафу. И уж не знаю, к счастью или к сожалению, но мы с Ил’лариэль работаем вместе, что априори исключает нашу связь.
– Иногда я не знаю, кто ты больше, Тарий, ребенок или старец.
– Тогда почему я вижу стило у вас на столе?
– Не знаю, – еще бы понять, что такое это стило и почему он его видит у меня на столе.
– Вот это – стило, – сказал Кирл, будто бы общался с умственно отсталой, и взял со своего стола точно такую палочку, которой писали остальные. – Теперь посмотрите, есть ли оно на вашем столе?
– Да. – Мне не было нужды смотреть, я помнила, что аловолосый соседушка оставил его на моей парте. Это ж надо так меня подставить! Добродетель тоже мне!
– Тогда подойдите, к шкафу, что как раз за вашей спиной, достаньте оттуда вот такого вида дощечку, – он поднял со стола тонкую черную пластинку, – и впредь записывайте на ней все свои лекции. У меня слишком тонкий слух, чтобы несколько часов кряду терпеть создаваемый вами скрип.
Не говоря больше ни слова, стараясь успокоиться, я последовала его указаниям. Открыв створки шкафа, увидела целую стопку черных пластинок и, не задумываясь, ухватила ту, что лежала на самом верху. Поверхность оказалась совершенно матовой, но красивая дощечка была непонятной в использовании.
Вернувшись на свое место, я украдкой бросила взгляд на записи и буквально приросла к ним взглядом. Ровным, каллиграфическим почерком в моей тетради было выведено следующее: «Прислони большой палец к центру пластины, подожди несколько секунд, возьми стило и можешь записывать».
Подписи под посланием не было. Но отчего-то мне показалось, что я знаю, кто автор. Правда, аловолосый не спешил выдавать себя, но тем не менее такая забота в этом месте показалась странной, если не сказать подозрительной.
– Хорошо хоть остальные знают элементарные правила, – сказал профессор Кирл и, не отвлекаясь более ни на кого, продолжил свою лекцию.
Стараясь производить как можно меньше шума, дабы не привлечь к своей персоне очередную порцию ненужного внимания, я положила странную пластину прямо перед собой и приложила большой палец точно к ее центру. По черной матовой поверхности пошла легкая рябь, а сама пластина поменяла цвет с черного на белый. Вроде бы не первый год я пыталась изучать магию, но к подобному оказалась совершенно не готова! Это была не просто магия, а магия разумная, заточенная в определенный предмет и с определенной целью. В то же самое время я ощутила, как тоненькая ниточка моей энергетической оболочки протягивается к пластине, и совсем маленькая часть энергии переходит в это чудо, придавая импульс к работе.
– Кр-р-руть, – не удержавшись, одними губами шепнула я.
Но, как оказалось, и этого было достаточно, чтобы меня услышали. Профессор Кирл запнулся на полуслове и с непередаваемым выражением посмотрел в мою сторону.
– Надеюсь, когда ваши восторги закончатся, вы все же начнете работать. – Голос его был холоден и невыразителен. – Есть две вещи, которые я не терплю в своих учениках: лень, – профессор поднял указательный палец, – и дурость! Я ненавижу глупость, и, поверьте мне на слово, такого я никому не спускаю с рук. Не становитесь моим врагом, эсса, – уважительное «эсса» показалось в его устах последним из ругательств.
«Может, я и правда туповата? – как-то обреченно подумалось мне. – А с другой стороны, мне всего семнадцать, а я уже учусь на первом курсе МАМ, в то время как абсолютному большинству студентов уже за стольник перевалило! Да они в моем возрасте только на горшок привыкали ходить!» Такой ход мыслей придал уверенности и помог почувствовать себя если не гениальной, то где-то около того.
Я не стала обижаться на профессора Кирла, в чем-то он был прав… наверное. Подсознательно я отнесла этого преподавателя к группе тех, с кем предстоит считаться, но ни капли страха не почувствовала. Зато Ким, должно быть, весь извелся бы от пустых переживаний, боясь сделать лишний вздох, чтобы не навлечь гнев профессора. Но не я. Только не теперь.
Когда за профессором Кирлом захлопнулась дверь, никто не спешил вставать с занятых мест. Ни один из присутствующих не ринулся очертя голову в коридор, как делали это мы с братом после окончания занятий с Орэном. Студенты сидели не шелохнувшись, будто им стулья клеем намазали. И вскоре стало совершенно понятно почему. Все свободные столы в нашем классе буквально начали таять в воздухе, освобождая пространство. А в углу, около южной стены, появилась внушительная стопа жестких ковриков. Входная дверь приоткрылась, и в образовавшуюся щелочку буквально просочилась юная (во всяком случае – на вид) эльфийка. Невероятно стройная, практически воздушная, она была одета в обтягивающие ноги (срам-то какой!) брючки и легкую полупрозрачную тунику. Ее золотистые волосы были убраны в высокий хвост, открывая тонкие черты лица. Мужская часть класса с нескрываемым интересом воззрилась на новую преподавательницу, в то время как девушки, не пряча завистливых взглядов, придирчиво осматривали ее с ног до головы.
– Добрый день, – елейным голоском пропела она. – Как вы, должно быть, уже знаете, на моих занятиях нам предстоит осваивать дыхательные техники. Эта дисциплина, несомненно, одна из важнейших. Если маг не умеет владеть дыханием, то он не умеет ничего! – Тонкие брови эльфийки собрались на переносице, придавая ее внешности какое-то детское очарование. – Меня зовут профессор Ил’лариэль. И я хочу сразу сказать, что для наших занятий вам придется обзавестись формой. Особенно девушкам.
«Это что же, придется обтянуть зад, как она?» – с толикой негодования подумала я.
– Поскольку сегодня к занятиям совершенно не готов весь класс, то, пожалуй, начнем с теории.
На этих словах милая эльфиечка чудесным образом перевоплотилась в кровожадного монстра. Диктовала она не в пример быстрее Кирла, при этом успевала повизгивать на тех, кто был не в состоянии поддерживать заданный темп. И угадайте, кому достался самый шикарный вопль из ее арсенала? Да, как ни странно, это была я. И вовсе не потому, что не успевала за остальными.
Как оказалось, профессор Ил’лариэль имела одну вредную привычку (а может, и не одну, но о других мне, увы, ничего не известно). Во время того, как надиктовывала нам лекции, она с завидной легкостью курсировала по классной комнате, заглядывая в записи студентов. Эта невозможная эльфийка сразу же приметила, что в группе магов ей достался неожиданный сюрприз в виде человечишки, и с удвоенным энтузиазмом начала нарезать круги по ряду, где сидела я. Еще несколько месяцев назад я бы даже не обратила на это внимания, но не сейчас, когда незнакомец с завидным упорством подкрадывался со спины…
Демон, которого так часто приходилось успокаивать за последние дни, неожиданно вышел на первый план. Внутри все чесалось и зудело от дикого желания встать, схватить эту дамочку за ее шикарный хвост и с размаху припечатать хорошеньким личиком об стол. Пальцам с трудом удавалось удерживать вмиг ставшую непослушной палочку для письма. Казалось, каждая мышца налилась свинцом, а тело приготовилось в любой момент прыгнуть. В ушах отчетливо слышалось сердцебиение Ил’лариэль, ее ровное дыхание оглушало внезапно ставшие чувствительными уши, отдаваясь в голове беспрерывным пыхтением. Легкий цветочный аромат ее тела неожиданно превратился в тяжелый и приторный. Звонкий эльфийский голосок стал похож на повизгивание молодого поросенка.
Разумом я четко понимала: все, что сейчас со мной происходит, иррационально. Неправильная реакция на простой поступок, который в общем-то не нес в себе агрессии. Но все эти мои размышления были как бы со стороны. Сделав аккуратный вдох, кое-как стараясь удержать остатки разума и не поддаться искушению, дрожащими руками я ухватила склянку с чернилами. Обливаясь потом, с трудом отвинтила крышечку. И вот когда профессор Ил’лариэль завершала очередной круг, проходя как раз за моей спиной, я поняла, что больше сдерживаться просто не могу. Легкое, едва уловимое движение пальцев – и баночка чернил летит аккурат в проходящую мимо эльфийку.
Что тут началось! Сказать, что я едва не оглохла от обрушившихся на мою голову ругательств, – это не сказать ничего. Сперва она визжала, потом перешла на странное басовитое сипение, бесполезно водя тонкими пальчиками по поверхности туники, размазывая чернила еще больше.
– Дрянь! – буквально прорычала она.
А я с облегчением выдохнула и широко улыбнулась, совершенно не обращая внимания на взбешенную преподавательницу. Должно быть, сегодня мне предстоит прослыть умственно отсталой, буйно помешанной человеческой магиней потенциально высшего порядка. Но все это не имело никакого значения в тот момент. Впервые я совладала со своим зверем. И не важно, что произошло это совсем не так, как хотелось бы. Проба пера, так сказать. Почти в буквальном смысле слова.
От переполнявшего меня облегчения и радости я невольно хихикнула и посмотрела на измазанную преподавательницу, что без остановки бормотала себе под нос проклятия на эльфийском языке и столь же безуспешно пыталась оттереть чернила, которые черной кляксой растеклись по ее наряду.
– Урок окончен! – неожиданно громко прорычала эльфийка. – А ты… – выразительно ткнула она черным пальцем мне в грудь, – я этого так просто не оставлю!
Она исчезла из аудитории с такой скоростью, что можно было подумать, словно ее и вовсе не было. Вероятнее всего, что она отправилась прямиком к Тарию, и в ближайшее время меня ожидают крупные неприятности. Но, как это ни странно, ни на уроке по теории магии, ни на истории с математикой за мной никто не явился. Естествознание проходило спокойно, монотонная речь нового преподавателя незаметно погружала в полудрему. Но больше всего радовал тот факт, что три последних учителя совершенно не обращали внимания на тех, кто присутствовал на их занятиях. Каждый из них читал свою лекцию, увлеченно решал у доски задачки, что-то нашептывая ей же и в общем-то ни на кого не отвлекаясь, отрабатывал положенное время.
Мне даже подумалось, что если бы не моя собственная глупость в самом начале, то и день прошел бы спокойно и ровно, так, как последние четыре часа. Перерывов между лекциями не было. Покидать аудиторию можно было лишь по естественной нужде, но поскольку метаболизм у людей и нелюдей все же отличался, то и сидели мы уже часов семь кряду безвылазно. Все бы ничего, но мне, во-первых, хотелось есть, во-вторых, я переживала за Кима, в-третьих, у меня затек… одним словом, все затекло!
Солнце неспешно ползло по небосклону, с каждой минутой все напористее заглядывая в распахнутое окно. Тарий невольно поморщился, откидываясь на спинку кресла, за которым привык работать. Иногда ему казалось, что он уже вполне привык к югу: к палящему солнцу; невероятным запахам, что смешивались в разогретом за день воздухе и буквально оглушали его своим многообразием и насыщенностью; даже к звукам, которые издавали тысячи насекомых, без устали опыляющих вновь распустившиеся цветы; к бесконечной веренице людей и нелюдей, чьи сердца набатом отзывались в его голове.
Южные земли, столь щедрые и плодородные, манили к себе многих. Но только не таких, как он. Поначалу он уставал от всей этой суеты, слишком ярких красок и обилия света. Но привыкнуть, как известно, можно ко всему. Вот и он привык и лишь иногда, в моменты, когда позволял себе непростительно отвлечься, задумавшись над собственными мыслями, мог забыть о нещадно палящем солнце, что ранило невероятно чувствительные к прямым лучам глаза.
– Вот зараза, – сквозь зубы выругался вампир, все еще жмурясь, и одной рукой открыл ящик стола. После чего извлек из его недр ничем не примечательный кожаный футляр, выудил из него очки с круглыми затемненными линзами и с видимым облегчением водрузил их на нос. Стоило Тарию перевести дух, как дверь в его кабинет распахнулась, впуская внутрь неуправляемый черный вихрь в лице профессора Кирла.
– Ты ч-что, спятил?! – с порога поприветствовал ректора заглянувший в гости профессор. В голосе его появились откровенно шипящие нотки, указывающие на степень крайнего раздражения, в котором сейчас пребывал из’сир.
Тарий мысленно застонал, вопрошая неизвестно у кого, чем он провинился, что именно сегодня ему придется принимать на себя гнев давнего друга. Но вида не показал, лишь вопросительно взглянул на профессора поверх очков.
– И тебе здравствуй, мой друг! Я безмерно рад нашей встрече, – буркнул Тарий, поднимаясь из-за стола и пересаживаясь на подоконник. – В чем дело, Мэйр?
– И ты еще спрашиваешь? – нехорошо прищурив глаза, отозвался профессор Кирл. – Подсовываешь в группу к моим студентам, точнее, к сильнейшим студентам, человеческую недотепу, а после спрашиваешь меня: «В чем дело, Мэйр?»
– О ком конкретно ты говоришь? – стараясь не показать своего волнения за одну конкретную особу, спросил Тарий.
– А что, есть варианты? – усмехнулся Мэйр, по-хозяйски располагаясь в кресле, которое недавно занимал Тарий.
– Ну… – разводя руки в стороны, сказал вампир.
– Да что могло произойти за то время, пока меня не было? – непонимающе нахмурился профессор Кирл.
– Понимаешь ли, теперь на твоей кафедре учатся сразу два представителя человеческой расы, потому я и уточняю, кто именно послужил причиной твоего гнева сегодня, – легко улыбнулся Тарий, небрежно проводя рукой по непослушным каштановым вихрам.
– Тарий, – неожиданно спокойным голосом начал Мэйр, – я все понимаю. Прошлый год был тяжелым для тебя, но не настолько же, чтобы ты сошел с ума! – практически прорычав последние три слова, Кирл резко поднялся с кресла и отошел в противоположный угол комнаты. – Как ты мог принять двоих… человеческих выкормышей на факультет, где готовят магов, способных на гораздо большее, чем простые цирковые фокусы?
Казалось, что на резкий выпад друга Тарий просто не обратил внимания. Не меняя расслабленной позы, он ответил:
– Эти двое как раз те, кто в состоянии сделать гораздо больше, чем выступать с фокусами в цирке. И перестань рычать, постарайся внятно объяснить, что произошло и почему ты ведешь себя как юнец, что не в состоянии контролировать свои эмоции.
– Прости, – коротко вздохнул Мэйр, – просто эта девчонка буквально вывела меня из себя за какой-то час занятий.
– Ох, вот оно что, – несколько отстраненно сказал ректор. – И чем, если это, конечно, не секрет, она так задела тебя?
– Все бы ничего, – немного замялся Мэйр. – Я привык к тому, что люди намного отстают в развитии от остального мира. Многие наши разработки, нововведения и плоды прогресса так и не доходят до человеческих земель. И я понимаю, что она была незнакома с технологий, благодаря которой мы сейчас ведем записи, не прибегая к использованию бумаги и чернил. Но само ее поведение, когда я сделал ей замечание… Оно было… Даже не знаю, как объяснить, но она посмотрела на меня так… – не сумел подобрать нужных слов профессор. – Это словно был вызов, понимаешь? Ее глаза… Я ощутил опасность, исходящую от человеческого взгляда! Внутри все просто перевернулось…
– Я думаю, ты просто устал с дороги, – изобразив участие на своем лице, сказал Тарий, а мысленно просто растерялся. Его амулет скрывал демоническую сущность Мары, но некоторые проявления ее натуры даже он не в состоянии скрыть… И вот это-то было по-настоящему плохо! И сейчас Тарий думал о том, правильно ли он поступил, приведя наследницу демонов под личиной простого человека в место, снизу доверху заполненное магами? Не обернется ли его желание защитить наследницу боком? Сможет ли сама Мара жить в атмосфере, где ей придется день изо дня сталкиваться с агрессивно настроенными сокурсниками и преподавателями? Если бы он только знал, как поступить правильно! Но одно было совершенно точно: отправить ее сейчас на родину, пока она не вошла в полную силу, было сродни подписанию ее смертного приговора. Ведь те, кто убил ее отца и мать, так и не были пойманы. Заговор (а Тарий не сомневался, что это был именно заговор) все еще не был раскрыт. Впервые за много лет он просто не знал, что делать, как обходиться с юным, несформировавшимся демоном, как следует поступить, как помочь. – Тебе необходимо отдохнуть, а я… – Тарий не успел договорить, как входная дверь в его кабинет вновь распахнулась и с силой ударилась о стену. И вот еще один, только златоволосый, смерч ворвался в его кабинет.
– Я этого не потерплю! – тут же перейдя на ультразвук, воскликнула Ил’лариэль.
«Только не она», – обреченно подумал Тарий, подавив глубокий вздох, полный отчаяния.
Нельзя сказать, что ректор МАМ не умел обращаться с женщинами. Он искренне ценил красоту, мог наслаждаться обществом противоположного пола. Да и, чего скрывать, за свою долгую жизнь успел и влюбиться не единожды, и разочароваться. Но будучи мужчиной рационального склада ума, порой он совершенно не понимал, что конкретно от него хотят эти странные существа, будто специально привезенные с другой планеты, чтобы стать единственной неразрешенной загадкой в его жизни.
Тарий, вошедший в силу в весьма юном возрасте, сумел сохранить какую-то толику юношеской непосредственности и по сей день. И проявлялась эта черта именно в моменты близкого общения с женщинами. Порой он мог застесняться перед чересчур очаровательной дамой совсем как желторотый юнец. Когда какая-нибудь представительница слабого пола имела неосторожность устроить сцену в его присутствии, ему было гораздо удобнее просто развернуться и уйти лишь потому, что он совершенно не знал, чего она ревет и что с ней делать. Но, как это ни парадоксально, именно благодаря такому поведению Тарий получил репутацию дамского угодника и рокового соблазнителя, которого так и не удалось связать брачными узами ни с одной из охотниц за знатным и богатым супругом. Было в его внешности то, что сводило с ума юных (и не очень) девиц. Для большинства из них он выглядел этаким плохишом. Небрежность в одежде, естественный беспорядок на голове и точеные черты лица, на котором буквально горели хищно прищуренные глаза, делали его образ невероятно привлекательным, а холодность в отношениях, она же банальная стеснительность, и нежелание разбираться в бабьих истериках довершали картину.
Вот и сейчас, увидев на пороге своего кабинета едва сдерживающую злые слезы эльфийку, Тарий невыносимо захотел покинуть помещение.
«Только ее мне сегодня и не хватало!» – мысленно взвыл ректор, надевая на лицо привычную в таких случаях маску отчужденности.
– В чем дело, профессор? – холодно спросил он, поднимаясь с подоконника и заводя руки за спину. – Что могло такого произойти, чтобы столь уважаемая эсса, как вы, позволили себе подобное поведение?
Неожиданно эльфийка поджала губы, взгляд ее налился неподдельной яростью. И тут Тарий отчаянно поздно осознал, что опять брякнул что-то не то…
– Вам ли не знать, эсс ректор, того, что со мной могло произойти по вашей же милости? – буквально прошипела она, медленно подходя к Тарию. – Вам ли не знать, кто мог послужить причиной моего поведения, если именно благодаря вашим вчерашним усилиям на кафедру профессора Кирла были приняты двое человечишек? – В голосе ее чувствовалась сталь, с каждым шагом она приближалась к Тарию, походя на дикую кошку, что наконец нашла свою добычу и теперь готовилась к последнему, решающему прыжку. – И вам ли не знать, что от людей ничего хорошего ждать нельзя! – на последнем слове Ил’лариэль гневно вскрикнула.
– Ил’лариэль, вы забываетесь, – холодно произнес Тарий, не зная, куда деться от ее взгляда, полного слез, обиды и гнева. – Я не обязан держать перед вами ответ за свои действия, потому прошу впредь не касаться вопроса о правильности моих решений. Если вас оскорбили, то скажите мне, кто это сделал, я решу данный вопрос. И постарайтесь более не повышать голос в моем кабинете, я этого не люблю.
«Особенно когда это делают так визгливо», – про себя добавил Тарий, но разумно промолчал.
После этих слов изящные пальчики на руках Ил’лариэль сжались в кулачки, губы превратились в одну тонкую линию, а в глазах появился столь несвойственный для хрупкой эльфийки ледяной огонек.
– Прошу извинить мою несдержанность, ректор Осбен, – холодно произнесла она. – Но принятая вами студентка, человек, позволила себе оскорбить меня сегодня. Я требую соизмеримого наказания и разбирательства по данному делу.
– Вот как, – стараясь подавить тяжелый вздох, сказал Тарий. – Смею заверить вас, эсса, я с этим разберусь.
– Вот и славно, – буквально прожигая Тария недобрым взглядом, Ил’лариэль развернулась на каблуках и лишь у самой двери небрежно бросила: – Я прослежу.
Стоило эльфийке исчезнуть за дверью, как Тарий тут же накинул на свой кабинет полог тишины.
– Уф-ф-ф, – шумно выдохнул он, возвращаясь на облюбованный подоконник, и устало откинул голову, облокачиваясь о широкий откос.
– Когда же ты повзрослеешь? – не скрывая улыбки, сказал Мэйр.
– Если ты забыл, то напомню, что я гораздо старше тебя, – не открывая глаз, буркнул Тарий.
– Ну, я не имею в виду твой биологический возраст.
– О, прошу, только без нотаций! Что опять не так? Я не хамил, не кричал, не обзывался и не распускал руки. Какие претензии?
– Тебе совсем не нравится Ил’лариэль? – ни с того ни с сего спросил Тария собеседник. – Разве не замечаешь, как смотрит она на тебя порой?
– Не заметишь тут, пожалуй, – ворчливо отозвался ректор МАМ. – Но вот что я тебе скажу. Представь себе следующее развитие событий. Я начинаю оказывать ей знаки внимания, улыбки там, конфеты всякие, погулять позову или еще что придумаю. Потом куплю ей какое-нибудь дорогое украшение, попутно распуская комплименты, дальше произойдет то, что в нашем возрасте неизбежно… И вот когда это случится, у меня будет всего лишь два выхода: бежать из МАМ на родину либо же впрягаться в упряжь, как старая, но дорогая хозяину кляча, терпеливо снося понукания извозчика в лице Ил’лариэль. Ни один из этих вариантов, увы, мне не подходит. Я люблю женщин, Мэйр, но только не тогда, когда начинаю находить их волосы на своих расческах, а вещи – в моем шкафу. И уж не знаю, к счастью или к сожалению, но мы с Ил’лариэль работаем вместе, что априори исключает нашу связь.
– Иногда я не знаю, кто ты больше, Тарий, ребенок или старец.