Нужное здание, как и первое, располагалось в глубине квартала, на второй линии от Подбежецкой улицы. Во двор вела гулкая подворотня. Стены, как и в Советском Союзе, были расписаны неприличными словами.

За спиной остались широкая дорога, по которой на восток двигалась танковая колонна, плиточный тротуар, афишная тумба, на которой еще висели обрывки нацистских плакатов, призывающих стоять плечом к плечу в священной борьбе против мирового еврейства и коммунизма. Машина осталась на Подбежецкой улице. Уже там в мозг майора стали поступать подозрительные импульсы. В подворотне они усилились. Интуиция взывала к разуму. Мурашки поползли по коже, а в желудке становилось пусто.

Почему он выжил в этой войне? Да именно потому, что прислушивался к интуиции.

Подворотня была глубокой и темной. В конце тоннеля виднелся свет, зеленели деревья, окружившие искомое здание.

Странное чувство не покидало майора. Он остановил свою группу, приказал рассредоточиться вдоль стен.

Дальше Влад отправился один, но воздержался от выхода во двор. Ему словно бочку надели на голову. Звуки, доносившиеся с улицы, стали глухими. Во дворе было пусто и тихо. Он прижался к стене в пяти метрах от выхода во двор. Нужный дом закрыли деревья. Брагин колебался.

«А если там Шломберг? – подумал он. – Пусть шанс и невелик, но вдруг?»

Майор вернулся к своим и стал лаконично командовать:

– Всем на улицу, добраться до ближайшего переулка, подойти к зданию с тыла, скрытно. Да не валить кучей, рассосаться. А вам, товарищи добровольные помощники, держаться сзади!

До переулка оказалось метров сто. Люди по одному выбрались к торцевой стороне четырехэтажного здания, на которой не было ни одного окна. Все окна и подъезды находились за углом. Офицеры просочились на фасадную сторону, двинулись по отмостке вдоль фундамента.

Из подъезда вышла женщина в скромном платочке, ойкнула, заметив вооруженных людей, и поспешила обратно. Догонять ее Брагин не стал, этот подъезд его не волновал. Явочная квартира находилась дальше. На балконы никто не выходил, но здание не пустовало. Группа перетекла в крайний подъезд, и Брагин зашипел на Ханну, которая с обнаженным пистолетом рвалась в бой.

– Товарищ майор… Владислав, я не совсем понимаю. Что на вас нашло? Вы что-то увидели и не говорите.

Брагин рассердился и заявил:

– Милош, возьмите эту пани за руку и никуда от себя не отпускайте. Я могу ошибаться, точно не скажу, но есть у меня некое предчувствие.

Да, на грани мистики!

Он на цыпочках взлетел на четвертый этаж, увидел широкий коридор и двери в шахматном порядке. Та, которая была ему нужна, располагалась в самом конце, слева.

Он на цыпочках подходил к двери, когда она открылась. В коридор вышел невысокий субъект в драповом пальто. На глаза была надвинута кепка, наружу торчал только острый нос. Правая рука находилась в кармане.

Немая сцена была короткой, как выстрел. Метнулись глаза, незнакомое лицо исказилось в бессильной злобе.

– Ни с места! – Брагин вскинул автомат.

Субъект выстрелил, не вынимая руку из кармана. К счастью, мимо. Брагин дважды нажал на спусковой крючок. Но незнакомец был юрким и подвижным. Он метнулся обратно в квартиру, захлопнул дверь, а пули срезали косяк в том месте, где находилась его голова.

Майор долетел до двери, пнул ее, убедился в том, что она заперта, и метнулся к стене, чтобы не попасть под пулю. Это был рискованный поступок. Из квартиры кто-то открыл беглый огонь, пули прошили дверь, застряли в стене напротив. Вывалился крупный пласт штукатурки, разлетелись крошки. Все вроде остались живы, прижались к стенам. Чехи поперек батьки не лезли, маячили в полумраке.

– Да вы настоящий оракул, товарищ майор! – выдал Коломиец, подбежал к противоположному косяку, вжался в стену. – Вы и вправду их почувствовали?

– Оракул, говоришь? – Влад усмехнулся. – Ладно, как скажешь, пусть будет оракул. На счет «три», Егор!..

Они одновременно высунули стволы, ударили по двери и отпрянули. В ответ захлопали выстрелы. Дверь в отдельных местах начала крошиться. Стреляли трое или четверо, переругивались на немецком языке.

– Будем штурмовать, товарищ майор? – выкрикнул из глубины коридора Зацепин.

Решение не вызревало. Если у немцев есть гранаты, то хватит и одной, чтобы все тут разнести, а потом под шумок смотаться. Стрельба затихла, фашисты экономили патроны. Брагин вслушивался. Если они соберутся бросить гранату, то для начала им придется открыть дверь.

– Филимонов, Горан, быстро на улицу! – скомандовал майор. – Смотрите, чтобы не ушли по пожарной лестнице или не выбрались на крышу. Да осторожнее там, второй жизни не будет.

Старший лейтенант и поручик затопали вниз. Запасного выхода из квартиры не было, не та архитектура. Пожарная лестница могла иметься, но немцы не спешили воспользоваться ею, даже если она тут и была. Они снова открыли огонь из пистолетов.

Коломиец, прильнувший к косяку, был спокоен, как буддийский монах.

Люди, засевшие в квартире, продолжали переругиваться.

«Сотрудники гестапо или СС, – предположил Брагин. – Квартиру от подпольщиков они зачистили, были уверены, что те сюда не вернутся, и решили использовать в качестве убежища для себя, поскольку все прочие ведомственные адреса оказались недоступны. Находится ли здесь Шломберг? Можно, конечно, спросить, но это уже из области черного юмора».

– Командир, у них, похоже, с гранатами туго, – бросил Коломиец.

– А у нас не туго? – заявил Брагин и крикнул на немецком языке: – Эй, сдавайтесь, или мы применяем гранаты!

В квартире что-то повалилось, разбилось стекло. Офицеры ударили подошвами одновременно. Дверь распахнулась, забилась в петлях. Пагубная привычка все делать самому! Брагин оттолкнул плечом Коломийца и выпустил длинную очередь в задымленное пространство. Лопнули лампочки, что-то посыпалось на кухне, куда добрались пули. Полетела, кувыркаясь, табуретка.

У немцев, окопавшихся в квартире, были только пистолеты с ограниченным запасом патронов. Выстрелы гремели из комнаты и кухни. Мелькала перекошенная щекастая физиономия, явно не Шломберг. Желающих сдаться не наблюдалось.

Теперь уже Коломиец отпихнул командира плечом, прорвался вперед, ведя непрерывный огонь, влетел в кладовку с распахнутой дверью. Из кухни вырвался орущий субъект в серой кофте. Патроны кончились, он летел с голыми руками. Влад увернулся, уходя от кулачного удара. От входной двери простучала очередь. Этот тип схватился за живот, упал на колени. Зацепин подбежал к немцу и пнул его в подбородок, но тот уже вряд ли что-то почувствовал.

Кухня была очищена.


Брагин пригнулся и сделал это крайне вовремя. Разлетелась вдребезги дверь из непрозрачного стекла. За ней, скорее всего, находилась гостиная. Он метнулся в проем, пригибая голову. Следом туда же вбежал Марецкий и ушел куда-то вправо, нанося необратимый ущерб мебели. Запрыгал, звеня стеклом, журнальный столик.

Пухлый диван стоял посреди комнаты. Из-за его спинки вырос длинноносый субъект, тот самый, который проявил изрядную прыть при знакомстве. На этот раз сноровка ему отказала.

Брагин выстрелил в упор. Немец вздрогнул, выронил пистолет, кровь хлынула изо рта. Вторая очередь отбросила его к стене.

Справа грохнул выстрел. Кто-то пальнул из-за шкафа в Марецкого. Старший лейтенант проворно присел, схватил врага за руку, с торжествующим воплем вывернул ее, выволок немца на середину комнаты и стал отвешивать ему затрещины. Это тоже был не Шломберг.

Взметнулась штора на окне. Из-за нее выскользнул еще один фрукт, прыжком достиг проема в смежную комнату, влетел в нее. Стрелять ему было уже нечем. Субъект был рослый, поджарый.

Черты его лица Влад не ухватил и тоже воздержался от стрельбы. Он обогнул диван, запнулся о распростертое тело, вписался в тот же проем.

Мужчина взлетел на подоконник, ногой выбил раму. Дерево и стекло посыпались наружу. Он схватился за трубу отопления, чтобы не сверзиться наружу, высунул голову. Вот же досада, пожарная лестница находилась далеко, не дотянуться! Этот человек был безоружен.

Брагин не стал стрелять, но автомат поднял. Мужчина удержал равновесие, оторвался от трубы, растерянно обернулся. Ноги его подкашивались. Это тоже был не Шломберг! Поджарый сорокалетний субъект с запавшими глазами и выпуклыми скулами смотрел в ствол автомата, и его охватила дрожь.

– Спускайтесь, – сказал по-немецки Брагин. – Все кончено.

Его противник вытянул шею, глянул вниз. Высота была приличная. Немец на глазах превращался в белое полотно. Он снова уставился на смертоносное отверстие, посмотрел выше, в глаза советского офицера, не оставляющие ему ни единого шанса, сглотнул, качнулся, потом зачем-то развел руки – словно птица расправила крылья – и, не сгибая ноги в коленях, упал вниз.

Брагину это было безразлично. Он подошел к окну, перегнулся. За спиной у него уже дышал Коломиец, встал рядом, выглянул. Мертвец лежал недалеко от крыльца и смотрел в небо. Под головой у него расползалась лужа. К мертвецу осторожно подошел старший лейтенант Филимонов, зачем-то пихнул его носком сапога, после чего тоже уставился ввысь. Милош Горан переминался с ноги на ногу, смотрел по сторонам. Задний двор многоэтажки был тих и необитаем.

– Самоубился этот гад, – прокомментировал ситуацию Коломиец.



– Развлекаетесь, товарищ майор? – спросил Филимонов. – Посмотрите, до чего человека довели. А как вы узнали, что в квартире кто-то есть?

- Вот брошу всё и стану объяснять, - Брагин ухмыльнулся. - Оставайтесь там.

В квартире до начала акции находились четверо немцев: трое на данный момент были мертвы, Марецкий всё ещё разбирался со своим противником и, похоже, изрядно устал. Седоватый мужчина плотного сложения отчаянно боролся за жизнь, кряхтел, елозил по полу протёртыми штанами. Марецкому это надоело, он отпрянул от противника, тяжело дыша, тот кашлял, глаза его выползали из орбит, он приподнялся, держась за горло, его трясло.

- А это тебе на сладкое, - прохрипел Марецкий и точным ударом отправил врага в нокаут.

- Неплохо ты его! - похвалил товарища Коломиец, вернувшийся из спальни. - Ручная работа.

Марецкий оскалился, тот уже схватился за горло, начал кашлять, немец упрямо поднимался. Второй удар отправил его в глубокий сон.

- Ты редкой души человек, Андрюха, - заявил Коломиец.

- Не то слово.

- Нормальная, оперативно-розыскная работа, - сделал вывод Зацепин, возвращаясь из кухни. - Они обедали недавно, товарищ майор. В рационе консервы, галеты, чёрствый хлеб, книжку кто-то читал - лежала на столе открытая.

- С картинками? - спросил Коломиец.

- Нет. Иоганн Шиллер, дальше я читать не стал. Немецкий романтизм, конца 18 века, - отдуваясь сообщил боевым товарищам Марецкий. - Смутное томление по идеальной действительности, по гармонии жизни и искусства, конфликт свободолюбивой личности с существующим порядком.

- Ага, - протянул Зацепин.

- Говорю же, неинтересно.

- А я вообще не понимаю с кем сейчас Андрюха говорит, - заявил Коломиец.

В гостиную, предупредив о своём появлении покашливанием, вошла Ханна, сделала большие и выразительные глаза. Почему-то, именно в эту минуту она показалась Брагину весьма привлекательной, он с трудом оторвал от неё глаза. Ханне Франтишковой в ужасе войны и нацистского террора удалось сохранить женственность и непосредственность, это подкупало.

Коломиец бегло обхлопал извивающееся тело, нашёл удостоверение, протянул его командиру. Документ принадлежал гауптштурмфюреру Курту Ведлицу, сотруднику оперативного отдела Пражского департамента службы безопасности. Птица явно невысокого полёта.

Брагин молча уставился на пленника, тот подавал признаки жизни, в горле у него курлыкали голуби, во рту пузырилось пена.

- Польём водичкой? - предложил Зацепин. - На кухне чайник.

- Вода горячая?

- Остыла уже.

- Давай!

Зацепин удалился вернулся с тусклым металлическим чайником, стал поливать немца из носика, тот фыркнул.

- Да уж, не венец творения, - заметил Марецкий. - Кончай ты его поливать, он же не фикус.

Немец пришел в себя, задрожал, сморщил нос. Он быстро всё понял, на лицо его улеглась предсмертная маска, глаза обречённою ставились в потолок.