Военнослужащие из артдивизиона оценивали потери. Кто-то сбивал брезентом пламя с горящего кузова. Поврежденные орудия тащили из кюветов, используя грубую мускульную силу и все ту же затейливую матерщину.
Подчиненные Брагина выбрались к своей машине. «Виллис» стоял в хвосте колонны, погрузившись носом в канаву водостока. Двигатель заглох. В корпусе зияли пробоины. На первый взгляд их было немного.
– Бомбит меня что-то, товарищ майор, – пожаловался Виталий Зацепин, опускаясь в траву.
– Физиономия у тебя, приятель! – заявил Марецкий. – Словно из горящего танка достали.
– На свою посмотри, – огрызнулся товарищ. – Чем она лучше?
– Подъем, товарищ старший лейтенант! – заявил Брагин. – Забыл, кто у нас за заморское чудо техники отвечает?
Да, за «Виллис» традиционно отвечал именно старший лейтенант Зацепин. Во-первых, он был самый молодой в группе, во-вторых, лучше всех прочих разбирался не только в автомобилях, закончил радиотехникум в подмосковном Подольске.
Бурча что-то себе под нос, Виталий осмотрел машину, забрался на водительское сиденье, завел двигатель. Мотор работал, хотя мог бы это делать и увереннее.
– Жить будет? – поинтересовался Брагин.
– Так точно, товарищ майор, даже поездит еще. Из канавы «Виллис» тоже мне прикажете вытаскивать?
Внедорожник упирался всеми силами, когда офицеры втроем навалились на капот, а Зацепин за баранкой манипулировал педалями и рычагом. Колеса остались целыми, бак не протек. Машина рывками выбралась на проезжую часть, и двигатель заглох. Зацепин красиво высказался по этому поводу и снова его завел. Он тревожно вслушивался в звуки, доносящиеся из-под капота и напоминающие куриное кудахтанье. Посыпалось стекло из хрустнувшей фары, повисла лампа с оборванным проводом.
– Это не проблема? – спросил далекий от техники Марецкий.
– Все отлично, – неуверенно отозвался Виталий. – Поедем с подбитым глазом.
Он увел машину с проезжей части, прижал к обочине. Дорога была закрыта, пришлось ждать. На востоке еще постреливали. Танковые колонны шли в обход заблокированного участка. Переваливались с боку на бок набитые полуторки.
Со стороны Праги звуки боя не доносились. Город был фактически очищен от неприятельских войск.
Ругались техники. Кому-то удалось завести тягач, он вытаскивал из кювета орудие. Проезжую часть с горем пополам освободили. Возмущались офицеры. Где обещанная похоронная команда? Смотреть на мертвых товарищей было тошно. Лучше бы не сообщали об окончании войны!
Зацепин распахнул капот, решил убедиться в том, что все работает. Остальные сидели в машине, курили с мрачными минами.
Многие части вермахта и СС в эти дни пытались прорваться на запад из центральных областей Чехословакии. Если армейские формирования предпочитали сдаться при первом же контакте с русскими, то части СС дрались до последнего, доводили сопротивление до полного абсурда. На воззвание своего командования о капитуляции они плевать хотели, подчинялись только рейхсфюреру Гиммлеру, который давно перестал отдавать приказы ввиду своего исчезновения. Советские самолеты-разведчики постоянно барражировали воздушное пространство Чехии, но не всегда могли выявить колонны противника. Те старались передвигаться скрытно, в стороне от дорог.
Проезжую часть вскоре расчистили. Безнадежно поврежденную технику растащили по обочинам. Но дорога свободнее не стала.
По шоссе шли сорокашеститонные танки ИС-2. Это были настоящие монстры. Их длина вместе с орудием превышала десять метров. Такие боевые машины, снабженные катаной броней повышенной твердости, стодвадцатидвухмиллиметровой скорострельной пушкой, тремя пулеметами ДТ и одним зенитным ДШК, являлись передвижными крепостями и на шоссе могли разгоняться до сорока километров в час. Подбить эту махину из простого орудия было невозможно. Дышать, находясь рядом с ней, – тоже.
Офицеры достали носовые платки, Филимонов уткнулся в рукав. От гула моторов закладывало уши. Танковая колонна, к счастью, была небольшой, но за ней потянулись грузовики, пикапы «ГАЗ-4» с личным составом и боеприпасами.
Рядом на обочине затормозил командирский «Виллис». С сиденья спрыгнул плотный подполковник с петлицами бронетанковых войск, вразвалку подошел к офицерам. На заднем сиденье пришли в готовность два автоматчика, подтянули к себе ППШ.
– Здравия желаю! – сказал подполковник.
Он был неприятно удивлен неуставной реакцией этих людей на его появление. Они не спешили покидать машину и вытягиваться по струнке.
– Подполковник Резников, начальник штаба двести двенадцатой механизированной бригады. Кто такие?
Сотрудники военной контрразведки не носили особенной формы. Собственных знаков различия у них не было. Единственное, что отличало этих людей от всех прочих, так это служебное удостоверение. Влад не замедлил его предъявить. Блеснули красные корочки с золотым тиснением.
– Майор Брагин, – представился он. – Начальник оперативного отдела управления СМЕРШ третьей танковой армии. Выполняем задачу, поставленную командованием. Эти офицеры – мои сотрудники. Есть проблемы, товарищ подполковник?
– Все отлично. – Резников почему-то сразу поскучнел. – Прошу простить.
– Ничего, бывает. Все в порядке, товарищ подполковник. Ждем, когда освободится дорога.
Военную контрразведку в армии не то чтобы не любили, но старались держаться от нее подальше. Это касалось всех, включая даже высшее командование.
– Я могу вам чем-нибудь помочь? – на всякий случай осведомился подполковник.
– Освободите для нас дорогу, – пошутил Влад.
– Боюсь, что это не в моей компетенции, товарищ майор. – Подполковник смутился еще больше.
Он догадался, что это шутка, бегло козырнул, вернулся к машине и предпочел отвернуться, когда проезжал мимо. Лихой водитель резко крутанул баранку и вклинился между двумя грузовиками. Скрипели тормоза, бранился шофер.
– Может, и мы так, товарищ майор? – предложил Зацепин, захлопывая крышку капота.
Спешить было, в принципе, некуда. День только начинался, а столица Чехословакии находилась совсем рядом. Пусть войска обоснуются там, возьмут под контроль важнейшие объекты. У офицеров СМЕРШа свои задачи. Им не к лицу постоянно участвовать в перестрелках.
– Сидим в машине, курим.
Возражений не было. Офицеры достали папиросы, высекли пламя из зажигалок. Зацепин, уже перекуривший, сливал в бензобак остатки горючего из канистры.
Майор пытливо разглядывал своих людей. В бою никто не оплошал, не впал в панику, и это радовало Брагина. Его офицеры прошли очередное испытание. Сколько их уже было! Даже в эти последние дни войны контрразведка несла потери. Два оперативника погибли под Берлином, третий – в Мозерском лесу, где штаб соединения попал под танковый удар.
12-я армия генерала Венка пошла на прорыв, чтобы спасти 9-ю армию Теодора Буссе, гибнущую в окружении. Первые дни советским войскам было туго, приходилось пятиться, сдерживая натиск. Наше командование явно недооценило полководческие способности Вальтера Венка. Обладай тот перевесом в людях и технике, и все могло бы закончиться плачевно. Но резервов у вермахта не было, и атаки Венка в районе Потсдама пошли на спад.
Но в окружении под Мозырским лесом погибли многие. В том числе капитан Рубинов, гордость третьего отдела, бывший начальник уголовного розыска в крупном промышленном городе, обладавший звериным чутьем на вражеских лазутчиков. Брагин горячо надеялся, что эта потеря была последней.
Каждый выживший был по-своему хорош.
Егор Коломиец был родом из Ворошиловграда, бывшего Луганска, в мирное время работал оперуполномоченным НКВД, с начала войны служил в особом отделе, да не где-нибудь в тылу, а на передовой. Этот крепкий, кряжистый, мрачноватый, часто язвительный, но не злой человек временами уходил в себя, что объяснялось тяжелой контузией в сорок четвертом. На Егора можно было положиться. Как шутил Марецкий: «С этим парнем я бы пошел в контрразведку». Порой он говорил не то, что хотел бы услышать от него командир, со многими вещами не соглашался, но это ни разу не отразилось на их совместной службе.
Старший лейтенант Филимонов был тоже крепыш, но куда проще. Отсутствие образования заменяли природная смекалка и наблюдательность. До войны Макар работал в милиции на Урале, потом посвятил себя военной службе – вневедомственная часть, охрана важных государственных объектов, особый отдел, контрразведка НКВД, СМЕРШ Наркомата обороны. Семьи у Филимонова не было, если не считать матери, живущей в далеком уральском городке.
У Коломийца, собственно, тоже. Жену и сына он потерял в сорок первом. Они не выбрались из горящего Смоленска. Егор до сих пор не пришел в себя, стонал по ночам, звал их.
Колонна прошла. Остались пыль и смрад, убивающий наповал.
– Трогайте, товарищ старший лейтенант.
Зацепин плавно начал движение, дистанцируясь от чадящей колонны. Прибыла похоронная команда, приступила к работе. В ту сторону водитель старался не смотреть. Когда оборвались перелески и дорога втянулась в пригород, он снова улыбался и непринужденно вертел баранку. Этот двадцатипятилетний парень не умел долго печалиться. Он имел располагающую внешность, только уши подкачали, торчали, как у слона.
Так уж распорядилась судьба, что Виталий по окончании радиотехникума в первые два года войны на фронт не попал, хотя старательно обивал пороги всех военкоматов, попадавшихся ему на пути. Потом все же был призван, отправился на ускоренные лейтенантские курсы.
Начинал он в разведке летом сорок третьего, на Курской дуге, потом был рекрутирован в военную контрразведку, перешедшую в подчинение Наркомата обороны. Виталий успел вникнуть в свою новую профессию, был представлен к ордену Красного Знамени, после чего получил проникающее ранение в брюшную полость и надолго отправился в госпиталь. Возможно, именно это обстоятельство и спасло пареньку жизнь. Ведь молодые оперативники гибли так же часто, как пехота под проливным огнем.
Вчера, когда все узнали о капитуляции фашистской Германии, Зацепин даже расплакался. Потом он выпил и признался со скорбным видом: мол, я всегда был уверен в том, что живым эту новость не встречу.
– Едем в город, товарищ майор? – деловито осведомился Марецкий. – Вы, кстати, до сих пор не поставили нас в курс очередного задания. Это военная тайна?
Брагин молчал. Он мог бы сослаться на тучу поговорок и пословиц – «Поспешишь – людей насмешишь», «Меньше знаешь – крепче спишь», «Болтун – находка для шпиона», – но предпочел отделаться молчанием.
Старшему лейтенанту Марецкому было двадцать девять, он имел высшее образование, закончил филологический факультет, что вызывало у товарищей некоторую подозрительность. Попутно Марецкий занимался боксом, это его товарищам нравилось больше. Он был изящен, жилист, обладал внимательным взглядом, лучше всех умел выстраивать логические цепи, раскладывать соображения по полочкам и подвергать их анализу. Интеллигентность в пятом колене впечаталась в лицо, как родимое пятно, свести ее не могли ни грязь, ни пот, ни кровь. Он даже матерился интеллигентно. А уши, в отличие от Зацепина, имел маленькие. Они плотно прижимались к вискам, и было удивительно, что он вообще что-то слышит.
Из тумана выросла столица Чехословакии. Советские войска наводнили дороги, входили в Прагу фактически без боя. Лишь иногда в отдельных кварталах вспыхивали перестрелки. Где-то прогремел взрыв, но продолжения не последовало. Пригороды были опрятны и ухожены. Даже собаки здесь отличались хорошим воспитанием. Аккуратные домики с черепичными крышами постепенно подрастали, превращались в двух- и трехэтажные. За кирпичными заборами тянулись промышленные предприятия. Кругом еще пестрели нацистские плакаты с надписями на чешском языке, многие слова которого перекликались с русскими.
Улицы и переулки наполнялись войсками. Кое-где местные жители поедали глазами освободителей. Где обещанные рожки и хвосты? На развилках стояли регулировщицы и бодро помахивали флажками. Солдаты из машин кричали девчонкам комплименты, иной раз не самые приличные, но те только посмеивались.
Приближался огромный город. Уже виднелись высокие дома с оранжевыми черепичными крышами, шпили католических соборов.
Брагин на минуту закрыл глаза, расслабился. Фотографию из нагрудного кармана можно было не вынимать. Он помнил ее наизусть. Дочка Лиза, четыре года, уже не маленькая, многое понимает, имеет собственное мнение о жизни, ждет не дождется, когда же с войны в далекий Томск вернется папа. С той же фотографии смотрела бабушка Лизы Анна Петровна, мама Влада.
Это было все, что осталось от большой семьи. Скончался отец, погиб на фронте брат Алексей. Пятнадцать месяцев назад, зимой, поздно вечером, на автобусной остановке умерла супруга Брагина Оксана. Она возвращалась со второй ночной смены, пришлось задержаться, все автобусы уже ушли. Никто не знал, что произошло. Люди обнаружили Оксану только утром, когда она превратилась в ледышку. Та зима в Сибири была невероятно холодной.
Брагин выл, как волк на луну, когда получил письмо от матери с сообщением об этом, замкнулся в себе, чуть не сорвал ответственное задание. Потом лез на рожон, испытывая равнодушие к собственной жизни. Но кто-то берег его. Влада не зацепили пули диверсантов, которых в Белоруссии в августе сорок четвертого было как грязи.
«Виллис» въехал в город.
На пустыре под охраной автоматчиков сидели несколько человек с бледными лицами. Форма – немецкая, физиономии – русские. Эти люди не шевелились, опустили головы. На рукавах шевроны. Надпись «РОА», ниже – синий крест на белом фоне. Это были власовцы.
Что произошло три дня назад в чешской столице с непосредственным участием этих изменников? Почему они вели себя именно так, какие цели преследовали? Эти события пока еще анализу не подвергались, но факт оставался фактом. Именно 1-я пехотная дивизия РОА освободила Прагу от гитлеровцев.
Военные сводки поступали в СМЕРШ своевременно. «Вести с полей», – остроумно окрестил их Марецкий. Советские войска еще штурмовали Берлин, а решение о проведении Пражской операции уже было принято.
Разворачивались от германской столицы войска 1-го Украинского фронта. С востока через Словакию подступал 2-й Украинский фронт. Танковые части обоих фронтов перебрасывались на направления главных ударов. Командование планировало рассечь немецкую оборону, а затем уничтожить ее.
Приказ о капитуляции командованию группы «Центр» был не указ. Немцы решили обороняться до последнего, стянули основные войска в район Праги. На линии от Дрездена до Ческе-Будеевице скопилось 900 тысяч солдат противника, в том числе дивизии СС «Валленштейн» и «Дас Рейх».
6 мая 1-й Украинский фронт начал наступление на юг. На следующий день приступил к активным действиям 2-й Украинский. Бои шли круглосуточно, немцы откатывались. Танковые клинья проникли в оборону противника, разрезали ее как нож масло. На вторые сутки наши войска оказались в глубоком тылу группы армий «Центр», освободили Дрезден, Теплице.
Вечером 8 мая было передано сообщение советского командования о безоговорочной капитуляции Германии. Немцам предложили сдаться, но те этого не услышали. Умные головы в гитлеровских штабах понимали, что все кончено. Во главу угла ставились отход на запад и сдача американцам. Приказ о капитуляции был разъяснен личному составу весьма своеобразно. Мол, надо как можно дольше продолжать борьбу, выиграть время и пробиться на запад.
Но организованное сопротивление быстро развалилось. Особенно после того как войска 5-го механизированного корпуса разгромили колонну штаба группы армий «Центр». Дорога на Прагу оказалась открытой.
Откуда тут взялись власовцы? Сведения об этом пришли в СМЕРШ с опозданием и сильно удивили сотрудников данной структуры. Держать фронт вооруженные силы так называемого Комитета освобождения народов России даже не собирались. Там тоже имелись неглупые головы. 1-я пехотная дивизия РОА под командованием генерал-майора Буняченко самовольно снялась с Восточного фронта и двинулась в сторону Праги. Призывы немецкого командования вернуться на позиции эффекта не возымели. Разоружить восемнадцатитысячное войско немцы не могли.
По задумке деятелей КОНР, войска должны были следовать в Австрию, оттуда в Словению, на соединение с отрядами Драгомира Михайловича, командующего Югославским войском в Отечестве. Эта организация не подчинялась никому, ни немцам, ни коммунистам. Совместными усилиями предполагалось отделить северную часть Югославии от основной территории страны и получить помощь западных держав, создать буфер между Веной и Белградом. Об этих планах Власов поведал Буняченко лично, еще на Одерском фронте.
Две недели дивизия шла маршем. В Праге зрело восстание против немецких оккупантов. Чешский национальный совет контролировали коммунисты, подпольную комендатуру «Бартош» – сторонники западного образа жизни. Выяснять отношения было не время.
3 мая, когда в расположение Буняченко прибыли представители повстанцев, дивизия стояла в сорока километрах от города. Восставшие просили помощи. Генерал Власов им категорически отказал, резонно полагая, что это вызовет потерю времени.
Однако командующий 1-й дивизией РОА генерал Буняченко принял другое решение, пообещал подтянуть войска. Чем он руководствовался, загадка. Уж явно не соображениями оказать безвозмездную помощь братскому славянскому народу. Возможно, в дальнейшем собирался просить политического убежища в демократической Чехословакии, куда придут американские войска. Однако отдавать союзникам Чехословакию Советский Союз не собирался.
Переговорщики пришли к соглашению с власовцами, дали им проводников и карты города. 5 мая в Праге немецкие административные учреждения подверглись атаке. Вспыхнули стычки и перестрелки. Тяжелый бой разгорелся у здания Чешского радио. На улицах возводились баррикады и заграждения.
Подчиненные Брагина выбрались к своей машине. «Виллис» стоял в хвосте колонны, погрузившись носом в канаву водостока. Двигатель заглох. В корпусе зияли пробоины. На первый взгляд их было немного.
– Бомбит меня что-то, товарищ майор, – пожаловался Виталий Зацепин, опускаясь в траву.
– Физиономия у тебя, приятель! – заявил Марецкий. – Словно из горящего танка достали.
– На свою посмотри, – огрызнулся товарищ. – Чем она лучше?
– Подъем, товарищ старший лейтенант! – заявил Брагин. – Забыл, кто у нас за заморское чудо техники отвечает?
Да, за «Виллис» традиционно отвечал именно старший лейтенант Зацепин. Во-первых, он был самый молодой в группе, во-вторых, лучше всех прочих разбирался не только в автомобилях, закончил радиотехникум в подмосковном Подольске.
Бурча что-то себе под нос, Виталий осмотрел машину, забрался на водительское сиденье, завел двигатель. Мотор работал, хотя мог бы это делать и увереннее.
– Жить будет? – поинтересовался Брагин.
– Так точно, товарищ майор, даже поездит еще. Из канавы «Виллис» тоже мне прикажете вытаскивать?
Внедорожник упирался всеми силами, когда офицеры втроем навалились на капот, а Зацепин за баранкой манипулировал педалями и рычагом. Колеса остались целыми, бак не протек. Машина рывками выбралась на проезжую часть, и двигатель заглох. Зацепин красиво высказался по этому поводу и снова его завел. Он тревожно вслушивался в звуки, доносящиеся из-под капота и напоминающие куриное кудахтанье. Посыпалось стекло из хрустнувшей фары, повисла лампа с оборванным проводом.
– Это не проблема? – спросил далекий от техники Марецкий.
– Все отлично, – неуверенно отозвался Виталий. – Поедем с подбитым глазом.
Он увел машину с проезжей части, прижал к обочине. Дорога была закрыта, пришлось ждать. На востоке еще постреливали. Танковые колонны шли в обход заблокированного участка. Переваливались с боку на бок набитые полуторки.
Со стороны Праги звуки боя не доносились. Город был фактически очищен от неприятельских войск.
Ругались техники. Кому-то удалось завести тягач, он вытаскивал из кювета орудие. Проезжую часть с горем пополам освободили. Возмущались офицеры. Где обещанная похоронная команда? Смотреть на мертвых товарищей было тошно. Лучше бы не сообщали об окончании войны!
Зацепин распахнул капот, решил убедиться в том, что все работает. Остальные сидели в машине, курили с мрачными минами.
Многие части вермахта и СС в эти дни пытались прорваться на запад из центральных областей Чехословакии. Если армейские формирования предпочитали сдаться при первом же контакте с русскими, то части СС дрались до последнего, доводили сопротивление до полного абсурда. На воззвание своего командования о капитуляции они плевать хотели, подчинялись только рейхсфюреру Гиммлеру, который давно перестал отдавать приказы ввиду своего исчезновения. Советские самолеты-разведчики постоянно барражировали воздушное пространство Чехии, но не всегда могли выявить колонны противника. Те старались передвигаться скрытно, в стороне от дорог.
Проезжую часть вскоре расчистили. Безнадежно поврежденную технику растащили по обочинам. Но дорога свободнее не стала.
По шоссе шли сорокашеститонные танки ИС-2. Это были настоящие монстры. Их длина вместе с орудием превышала десять метров. Такие боевые машины, снабженные катаной броней повышенной твердости, стодвадцатидвухмиллиметровой скорострельной пушкой, тремя пулеметами ДТ и одним зенитным ДШК, являлись передвижными крепостями и на шоссе могли разгоняться до сорока километров в час. Подбить эту махину из простого орудия было невозможно. Дышать, находясь рядом с ней, – тоже.
Офицеры достали носовые платки, Филимонов уткнулся в рукав. От гула моторов закладывало уши. Танковая колонна, к счастью, была небольшой, но за ней потянулись грузовики, пикапы «ГАЗ-4» с личным составом и боеприпасами.
Рядом на обочине затормозил командирский «Виллис». С сиденья спрыгнул плотный подполковник с петлицами бронетанковых войск, вразвалку подошел к офицерам. На заднем сиденье пришли в готовность два автоматчика, подтянули к себе ППШ.
– Здравия желаю! – сказал подполковник.
Он был неприятно удивлен неуставной реакцией этих людей на его появление. Они не спешили покидать машину и вытягиваться по струнке.
– Подполковник Резников, начальник штаба двести двенадцатой механизированной бригады. Кто такие?
Сотрудники военной контрразведки не носили особенной формы. Собственных знаков различия у них не было. Единственное, что отличало этих людей от всех прочих, так это служебное удостоверение. Влад не замедлил его предъявить. Блеснули красные корочки с золотым тиснением.
– Майор Брагин, – представился он. – Начальник оперативного отдела управления СМЕРШ третьей танковой армии. Выполняем задачу, поставленную командованием. Эти офицеры – мои сотрудники. Есть проблемы, товарищ подполковник?
– Все отлично. – Резников почему-то сразу поскучнел. – Прошу простить.
– Ничего, бывает. Все в порядке, товарищ подполковник. Ждем, когда освободится дорога.
Военную контрразведку в армии не то чтобы не любили, но старались держаться от нее подальше. Это касалось всех, включая даже высшее командование.
– Я могу вам чем-нибудь помочь? – на всякий случай осведомился подполковник.
– Освободите для нас дорогу, – пошутил Влад.
– Боюсь, что это не в моей компетенции, товарищ майор. – Подполковник смутился еще больше.
Он догадался, что это шутка, бегло козырнул, вернулся к машине и предпочел отвернуться, когда проезжал мимо. Лихой водитель резко крутанул баранку и вклинился между двумя грузовиками. Скрипели тормоза, бранился шофер.
– Может, и мы так, товарищ майор? – предложил Зацепин, захлопывая крышку капота.
Спешить было, в принципе, некуда. День только начинался, а столица Чехословакии находилась совсем рядом. Пусть войска обоснуются там, возьмут под контроль важнейшие объекты. У офицеров СМЕРШа свои задачи. Им не к лицу постоянно участвовать в перестрелках.
– Сидим в машине, курим.
Возражений не было. Офицеры достали папиросы, высекли пламя из зажигалок. Зацепин, уже перекуривший, сливал в бензобак остатки горючего из канистры.
Майор пытливо разглядывал своих людей. В бою никто не оплошал, не впал в панику, и это радовало Брагина. Его офицеры прошли очередное испытание. Сколько их уже было! Даже в эти последние дни войны контрразведка несла потери. Два оперативника погибли под Берлином, третий – в Мозерском лесу, где штаб соединения попал под танковый удар.
12-я армия генерала Венка пошла на прорыв, чтобы спасти 9-ю армию Теодора Буссе, гибнущую в окружении. Первые дни советским войскам было туго, приходилось пятиться, сдерживая натиск. Наше командование явно недооценило полководческие способности Вальтера Венка. Обладай тот перевесом в людях и технике, и все могло бы закончиться плачевно. Но резервов у вермахта не было, и атаки Венка в районе Потсдама пошли на спад.
Но в окружении под Мозырским лесом погибли многие. В том числе капитан Рубинов, гордость третьего отдела, бывший начальник уголовного розыска в крупном промышленном городе, обладавший звериным чутьем на вражеских лазутчиков. Брагин горячо надеялся, что эта потеря была последней.
Каждый выживший был по-своему хорош.
Егор Коломиец был родом из Ворошиловграда, бывшего Луганска, в мирное время работал оперуполномоченным НКВД, с начала войны служил в особом отделе, да не где-нибудь в тылу, а на передовой. Этот крепкий, кряжистый, мрачноватый, часто язвительный, но не злой человек временами уходил в себя, что объяснялось тяжелой контузией в сорок четвертом. На Егора можно было положиться. Как шутил Марецкий: «С этим парнем я бы пошел в контрразведку». Порой он говорил не то, что хотел бы услышать от него командир, со многими вещами не соглашался, но это ни разу не отразилось на их совместной службе.
Старший лейтенант Филимонов был тоже крепыш, но куда проще. Отсутствие образования заменяли природная смекалка и наблюдательность. До войны Макар работал в милиции на Урале, потом посвятил себя военной службе – вневедомственная часть, охрана важных государственных объектов, особый отдел, контрразведка НКВД, СМЕРШ Наркомата обороны. Семьи у Филимонова не было, если не считать матери, живущей в далеком уральском городке.
У Коломийца, собственно, тоже. Жену и сына он потерял в сорок первом. Они не выбрались из горящего Смоленска. Егор до сих пор не пришел в себя, стонал по ночам, звал их.
Колонна прошла. Остались пыль и смрад, убивающий наповал.
– Трогайте, товарищ старший лейтенант.
Зацепин плавно начал движение, дистанцируясь от чадящей колонны. Прибыла похоронная команда, приступила к работе. В ту сторону водитель старался не смотреть. Когда оборвались перелески и дорога втянулась в пригород, он снова улыбался и непринужденно вертел баранку. Этот двадцатипятилетний парень не умел долго печалиться. Он имел располагающую внешность, только уши подкачали, торчали, как у слона.
Так уж распорядилась судьба, что Виталий по окончании радиотехникума в первые два года войны на фронт не попал, хотя старательно обивал пороги всех военкоматов, попадавшихся ему на пути. Потом все же был призван, отправился на ускоренные лейтенантские курсы.
Начинал он в разведке летом сорок третьего, на Курской дуге, потом был рекрутирован в военную контрразведку, перешедшую в подчинение Наркомата обороны. Виталий успел вникнуть в свою новую профессию, был представлен к ордену Красного Знамени, после чего получил проникающее ранение в брюшную полость и надолго отправился в госпиталь. Возможно, именно это обстоятельство и спасло пареньку жизнь. Ведь молодые оперативники гибли так же часто, как пехота под проливным огнем.
Вчера, когда все узнали о капитуляции фашистской Германии, Зацепин даже расплакался. Потом он выпил и признался со скорбным видом: мол, я всегда был уверен в том, что живым эту новость не встречу.
– Едем в город, товарищ майор? – деловито осведомился Марецкий. – Вы, кстати, до сих пор не поставили нас в курс очередного задания. Это военная тайна?
Брагин молчал. Он мог бы сослаться на тучу поговорок и пословиц – «Поспешишь – людей насмешишь», «Меньше знаешь – крепче спишь», «Болтун – находка для шпиона», – но предпочел отделаться молчанием.
Старшему лейтенанту Марецкому было двадцать девять, он имел высшее образование, закончил филологический факультет, что вызывало у товарищей некоторую подозрительность. Попутно Марецкий занимался боксом, это его товарищам нравилось больше. Он был изящен, жилист, обладал внимательным взглядом, лучше всех умел выстраивать логические цепи, раскладывать соображения по полочкам и подвергать их анализу. Интеллигентность в пятом колене впечаталась в лицо, как родимое пятно, свести ее не могли ни грязь, ни пот, ни кровь. Он даже матерился интеллигентно. А уши, в отличие от Зацепина, имел маленькие. Они плотно прижимались к вискам, и было удивительно, что он вообще что-то слышит.
Из тумана выросла столица Чехословакии. Советские войска наводнили дороги, входили в Прагу фактически без боя. Лишь иногда в отдельных кварталах вспыхивали перестрелки. Где-то прогремел взрыв, но продолжения не последовало. Пригороды были опрятны и ухожены. Даже собаки здесь отличались хорошим воспитанием. Аккуратные домики с черепичными крышами постепенно подрастали, превращались в двух- и трехэтажные. За кирпичными заборами тянулись промышленные предприятия. Кругом еще пестрели нацистские плакаты с надписями на чешском языке, многие слова которого перекликались с русскими.
Улицы и переулки наполнялись войсками. Кое-где местные жители поедали глазами освободителей. Где обещанные рожки и хвосты? На развилках стояли регулировщицы и бодро помахивали флажками. Солдаты из машин кричали девчонкам комплименты, иной раз не самые приличные, но те только посмеивались.
Приближался огромный город. Уже виднелись высокие дома с оранжевыми черепичными крышами, шпили католических соборов.
Брагин на минуту закрыл глаза, расслабился. Фотографию из нагрудного кармана можно было не вынимать. Он помнил ее наизусть. Дочка Лиза, четыре года, уже не маленькая, многое понимает, имеет собственное мнение о жизни, ждет не дождется, когда же с войны в далекий Томск вернется папа. С той же фотографии смотрела бабушка Лизы Анна Петровна, мама Влада.
Это было все, что осталось от большой семьи. Скончался отец, погиб на фронте брат Алексей. Пятнадцать месяцев назад, зимой, поздно вечером, на автобусной остановке умерла супруга Брагина Оксана. Она возвращалась со второй ночной смены, пришлось задержаться, все автобусы уже ушли. Никто не знал, что произошло. Люди обнаружили Оксану только утром, когда она превратилась в ледышку. Та зима в Сибири была невероятно холодной.
Брагин выл, как волк на луну, когда получил письмо от матери с сообщением об этом, замкнулся в себе, чуть не сорвал ответственное задание. Потом лез на рожон, испытывая равнодушие к собственной жизни. Но кто-то берег его. Влада не зацепили пули диверсантов, которых в Белоруссии в августе сорок четвертого было как грязи.
«Виллис» въехал в город.
На пустыре под охраной автоматчиков сидели несколько человек с бледными лицами. Форма – немецкая, физиономии – русские. Эти люди не шевелились, опустили головы. На рукавах шевроны. Надпись «РОА», ниже – синий крест на белом фоне. Это были власовцы.
Что произошло три дня назад в чешской столице с непосредственным участием этих изменников? Почему они вели себя именно так, какие цели преследовали? Эти события пока еще анализу не подвергались, но факт оставался фактом. Именно 1-я пехотная дивизия РОА освободила Прагу от гитлеровцев.
Военные сводки поступали в СМЕРШ своевременно. «Вести с полей», – остроумно окрестил их Марецкий. Советские войска еще штурмовали Берлин, а решение о проведении Пражской операции уже было принято.
Разворачивались от германской столицы войска 1-го Украинского фронта. С востока через Словакию подступал 2-й Украинский фронт. Танковые части обоих фронтов перебрасывались на направления главных ударов. Командование планировало рассечь немецкую оборону, а затем уничтожить ее.
Приказ о капитуляции командованию группы «Центр» был не указ. Немцы решили обороняться до последнего, стянули основные войска в район Праги. На линии от Дрездена до Ческе-Будеевице скопилось 900 тысяч солдат противника, в том числе дивизии СС «Валленштейн» и «Дас Рейх».
6 мая 1-й Украинский фронт начал наступление на юг. На следующий день приступил к активным действиям 2-й Украинский. Бои шли круглосуточно, немцы откатывались. Танковые клинья проникли в оборону противника, разрезали ее как нож масло. На вторые сутки наши войска оказались в глубоком тылу группы армий «Центр», освободили Дрезден, Теплице.
Вечером 8 мая было передано сообщение советского командования о безоговорочной капитуляции Германии. Немцам предложили сдаться, но те этого не услышали. Умные головы в гитлеровских штабах понимали, что все кончено. Во главу угла ставились отход на запад и сдача американцам. Приказ о капитуляции был разъяснен личному составу весьма своеобразно. Мол, надо как можно дольше продолжать борьбу, выиграть время и пробиться на запад.
Но организованное сопротивление быстро развалилось. Особенно после того как войска 5-го механизированного корпуса разгромили колонну штаба группы армий «Центр». Дорога на Прагу оказалась открытой.
Откуда тут взялись власовцы? Сведения об этом пришли в СМЕРШ с опозданием и сильно удивили сотрудников данной структуры. Держать фронт вооруженные силы так называемого Комитета освобождения народов России даже не собирались. Там тоже имелись неглупые головы. 1-я пехотная дивизия РОА под командованием генерал-майора Буняченко самовольно снялась с Восточного фронта и двинулась в сторону Праги. Призывы немецкого командования вернуться на позиции эффекта не возымели. Разоружить восемнадцатитысячное войско немцы не могли.
По задумке деятелей КОНР, войска должны были следовать в Австрию, оттуда в Словению, на соединение с отрядами Драгомира Михайловича, командующего Югославским войском в Отечестве. Эта организация не подчинялась никому, ни немцам, ни коммунистам. Совместными усилиями предполагалось отделить северную часть Югославии от основной территории страны и получить помощь западных держав, создать буфер между Веной и Белградом. Об этих планах Власов поведал Буняченко лично, еще на Одерском фронте.
Две недели дивизия шла маршем. В Праге зрело восстание против немецких оккупантов. Чешский национальный совет контролировали коммунисты, подпольную комендатуру «Бартош» – сторонники западного образа жизни. Выяснять отношения было не время.
3 мая, когда в расположение Буняченко прибыли представители повстанцев, дивизия стояла в сорока километрах от города. Восставшие просили помощи. Генерал Власов им категорически отказал, резонно полагая, что это вызовет потерю времени.
Однако командующий 1-й дивизией РОА генерал Буняченко принял другое решение, пообещал подтянуть войска. Чем он руководствовался, загадка. Уж явно не соображениями оказать безвозмездную помощь братскому славянскому народу. Возможно, в дальнейшем собирался просить политического убежища в демократической Чехословакии, куда придут американские войска. Однако отдавать союзникам Чехословакию Советский Союз не собирался.
Переговорщики пришли к соглашению с власовцами, дали им проводников и карты города. 5 мая в Праге немецкие административные учреждения подверглись атаке. Вспыхнули стычки и перестрелки. Тяжелый бой разгорелся у здания Чешского радио. На улицах возводились баррикады и заграждения.