– Я поспрашиваю, – осторожно пообещал он.

– Буду признателен, – простимулировал я его усердие.



В общежитии я задержался у дежурки вахтера и уболтал бабу Маню не выкидывать мои вещи до понедельника. Затем помчался в комнату, где переоделся и собрал рюкзак с необходимым минимумом. На выходе наткнулся на Леху. Он был пьян в хламину. Стоял в коридоре и держался за стену.

– Здорово. Ты чего это с утра? – привлек я его внимание.

– А, Альберт, здорово, – откликнулся он, фокусируя на мне взгляд. – А я вот пью. С Ленкой вчера расстался.

– Уже? – спросил я, хотя ни разу не удивился.

– Уже, – кивнул он. – Она сказала, что я неудачник, что не видит со мной перспектив. И что я негоден даже для похода в кино, потому что нищий, – пересказал он мне ее слова.

– Лех, тебе несказанно повезло! – развернул я товарища в сторону его комнаты. – Да ты счастливчик, раз выскользнул из лап этой стервы так быстро и без последствий! – продолжал я доказывать ему его везение, ведя к комнате.

– Не смей называть ее стервой! – попытался вырваться Леха.

Но я пресек неудачные попытки и втолкнул его внутрь комнаты, подтащил к кровати и аккуратно толкнул на нее.

– Спи давай! – приказал я. – А ты присмотри за ним. – Это уже соседу.

Добившись нужного от обоих, я подхватил рюкзак и помчался на автовокзал.



И вот я уже в пути. Еду на рейсовом автобусе к сестре Альберта и стараюсь об этом не думать. Смотрю в окно, не акцентируя внимания на мелькающих пейзажах. Все то же самое – те же поля, чередующиеся с узкими полосами леса. Только дорога поуже да инфраструктура отсутствует. Ни одной заправки за час не проехали.

Еще одна остановка в чистом поле возле одинокой лавочки под навесом – остатков какого-то строения. В автобус залезает народ и полностью занимает проход между рядами, достигая меня, сидящего почти в самом конце салона. Все сидячие места заняли еще в городе, так что тем, кто зашел позже, приходится стоять.

Под ногами и на багажных полках все забито баулами и ведрами. Ноги не передвинуть, сверху на поворотах обязательно что-нибудь норовит свалиться.

Пахнет едой и бензином. И эти зудящие разговоры отовсюду. Так что настроение у меня отвратное.

– Молодой человек, – услышал я требовательный женский голос, – уступите, пожалуйста, место.

Приплыли, а ехать еще столько же. Когда вставал, мне еще от сидящей рядом старухи прилетела парочка оскорблений за то, что ногами задел ее вещи.

Стою, держась за поручень, тупо пялюсь в окно и пытаюсь уклониться от нечаянных тычков соседей. Но вскоре притерся и до своей остановки висел, покачиваясь в такт вместе со всеми. Так что из автобуса выпал в полной апатии к происходящему.

Поселковый автовокзал был похож на каменный амбар. Остановившись возле него, я заозирался, пытаясь сориентироваться. С этой точки видны были только двухэтажные дома и несколько пятиэтажек, а мне нужен был частный сектор.

– Подскажите, в какой стороне улица Октябрьская? – спросил я у стоящего рядом слегка трезвого местного жителя в резиновых галошах на босу ногу, штанах утерянного цвета и растянутой майке.

– Шуруй туда, – сориентировал он меня с помощью пальца.

Полчаса пути: сперва по асфальту, которым была покрыта улица с многоквартирными домами, а затем по грунтовой дороге под лай собак за заборами – и я на месте. Стою возле одноэтажного добротного дома, построенного из кирпича, который окружал высокий деревянный забор с торчащими между досками кустами малины. Решаюсь.

Подергал калитку, и она, как назло, открылась. Расстроился, словно рассчитывал сделать вид, что никого нет дома, и уехать обратно.

«Приехал, значит, действуй», – рыкнул я на себя и, отринув сомнения, решительно вошел во двор.





Глава 13




Я стоял и осматривался.

Вдоль забора тянулись клетки с кроликами и упирались в огороженный сеткой загон для кур, с другой стороны – наполовину заполненная поленница и собачья будка, из которой вылез пес и, загремев цепью, подбежал ко мне, приветливо скуля и мельтеша хвостом. Погладил животину – люблю собак.

Пока я чесал ему за ухом, из открывшейся калитки, что вела из двора в огород, выбежало измазанное малиной нечто и с криком: «Дядя Альберт приехал!» повисло на моих ногах, пытаясь вскарабкаться выше.

Вот от детей я не в восторге. Они капризные и шумные, и если в самолете твое место оказывается рядом с ними, то полет превращается в ад.

На рефлексах отодрав от себя ребенка, я застыл, держа его перед собой на вытянутых руках, соображая, что теперь с ним делать. Ребенок оказался девочкой лет четырех или пяти. Это я по торчащим в стороны хвостикам на голове определил.

Девочка дергалась, тянула ко мне руки, в глазах восторг, на лице счастливая улыбка. Жесть. Так, на вытянутых руках, я поднес ее к крыльцу, где и сгрузил.


Сам же отступил на пару шагов, скинул со спины рюкзак и прикрыл им ноги, пресекая повторные попытки захвата.

Девочка деловито потерла ладошки, затем одернула шортики и с интересом уставилась на рюкзак.

– Ты привез мне подарки? – в предвкушении праздника спросила она.

На черно-белых фотографиях, что я нашел в вещах Альберта, когда разыскивал адрес сестры, никаких детей не было. Только похожие на меня женщины: пожилая, вероятно, мать Альберта, и молодая, которая на вид была старше Альберта лет на семь или восемь. Письма от сестры я читать не решился, поэтому и не знал о племяннице, только просмотрел надписи на почтовых конвертах, откуда кроме адреса узнал имя сестры.

Про подарки же я вообще не подумал. Да и что дарить абсолютно незнакомым людям? Нет, если бы я об этом вспомнил, что-нибудь да сообразил бы, но, увы, в голову не пришло. Затупил.

Меня спасла от разбирательств вышедшая на крыльцо женщина. Очень похожая на меня, отчего я невольно сглотнул. На фотографиях все выглядело не так реалистично.

На вид ей было лет тридцать, среднего роста, худощавая. Передник поверх домашнего платья с коротким рукавом. Русые волосы, заколотые незамысловатым образом, чтобы не мешали. Продолговатое и скуластое лицо, синие глаза, прямой нос и высокий лоб – все вместе составляло довольно привлекательную внешность.

– Альберт? – Уголки ее губ слегка приподнялись, но выражение лица осталось строгим. В глазах мелькнуло удовлетворение, когда закончился визуальный осмотр моего внешнего вида. – Наконец-то ты приехал, – произнесла она. Шагнула мне навстречу и едва ощутимо коснулась губами моей щеки. Отступила. Вновь скупо улыбнулась, после чего велела заходить в дом.

От обстановки в доме, представлявшей собой смешение деревенского и городского стилей, веяло уютом. Деревянные полы в прихожей были застелены половиками: длинными в полоску и круглыми крупной вязки. В комнате же, куда мы вошли из прихожей, на полу лежал ковер. Белые стены с одной стороны украшала галерея черно-белых фотографий, висевших над двумя креслами и втиснутым между ними столом-книжкой, с другой – вышитые цветными нитками картины. Между окнами расположился высокий стеллаж, заставленный книгами. С потолка свисала хрустальная люстра, ее дополняли однотипные бра над диваном, что стоял у противоположной окнам стены. В углу, на самом видном месте, на тумбе с закрытыми шторкой полками, стоял массивный телевизор «Рекорд В312».

Я засмотрелся на вышитую картину: молодая крестьянка с босыми ногами переступает через ручей, подол ее юбки приподнят, оголяя одно колено, а над головой девушка несет связку камыша. Талантливая работа вышивальщицы, я бы не отказался такой картиной украсить свою суперсовременную квартиру в той жизни.

– Даже не думай, – за спиной раздался голос Клары, сестры Альберта, – знаю, это твоя любимая мамина работа, но она останется здесь, в доме, где жила мама.

– Не думаю. Просто смотрю, – уверил ее я.

– Пойду соображу что-нибудь на стол. Голодный небось. – Клара скрылась в прикрытом шторой проеме между стеной и печью.

Я сбросил рюкзак на пол, а сам уселся на диван. Это стало моей стратегической ошибкой. Влетевшая в комнату девочка с веселым гиканьем запрыгнула мне на колени.

– Сыграем в ладушки? – предложила она мне с ходу.

– Я не умею, – попытался я откосить.

– Забыл, что ли? – удивилась она, но все же поверила.

Наивный, но приставучий ребенок.

– Но ничего, я тебя научу, – обрадовала она меня.

Появившемуся новому лицу я был безмерно рад. Внимание девочки переключилось, и я был на какое-то время оставлен в покое.

– Папа пришел! – закричала она и вихрем метнулась к мужчине, фото которого тоже не было среди вещей Альберта.

Он был высок, широкоплеч, его трехдневная щетина в сочетании с ультракороткой стрижкой были необычны для этого времени.

– Здоро́во, – поставив дочь на пол, протянул он мне мозолистую руку. – Как доехал?

– Нормально, – дежурно ответил я, рассматривая пятна от малины на своей белой футболке.

Из кухни выглянула Клара.

– Мойте руки и садитесь за стол, – сказала она.

Мы прошли на кухню за как бы моей сестрой. Впереди шел как бы мой зять, на его ноге висела как бы моя племянница. Меня ждал веселый уик-энд.

– Паша, долей воды, – попросила Клара, кивнув на умывальник.

Обычный такой деревенский умывальник или рукомойник, не знаю, как он правильно называется, видел у кого-то в саду на даче: жмешь рукой на клапан вверх, и из отверстия льется холодная вода. Только сейчас мы не в саду, а в доме. Значит, центрального водоснабжения здесь нет. Мысли сразу сместились на туалетную тему, и мне стало совсем грустно. Сбоку всхрапнул допотопный холодильник «Смоленск», разделяя мои чувства.

Щи оказались бесподобными. Отлично зашла запеченная с зеленью и сметаной молодая картошка, понравилась и обжаренная в муке с яйцом речная рыба. Под выставленную Павлом водку она шла особенно хорошо. Из выложенных на стол свежих огурцов и редиса я в одного умял половину. Как же давно я так вкусно не ел. Довольный, я привалился спиной к стоящей позади меня печи.

– Ну что, рассказывай. – Убедившись, что я наелся, Клара начала допрос: и как защитился, и куда распределили, и где я жить буду.

– Хорошо, следователем в райотдел, жить буду в общежитии, – отчитался я.

– В городе, что ли, остаешься? – уточнил Павел.

Я кивнул и потянулся за еще одним огурцом.

– Лето здесь проведешь? – спросила сестра.

Хорошо, что притормозил откусывать, точно бы подавился.

– Нет, на работу выйду, – открестился я от этого странного и неуместного предположения.