– А где эти полицейские по большей части?
– Собирают всех горничных и кухонных работников и ведут в банкетный зал на допрос, – прошептала она. – Мне все время приходилось прятаться.
– Это хорошо, – сказал я. – Тогда, возможно, нам удастся выбраться через подклеть. Ты можешь нас сделать невидимыми?
– Да, но среди них много чародеев, – шепнула Милли. – А они нас увидят.
– Все равно давай, – сказал я.
– Ладно, – откликнулась она.
Мы на цыпочках двинулись дальше. Не могу сказать, были мы невидимыми или нет. Видимо, были, потому что перед тем, как добраться до лестницы, мы прошли мимо лифта и оттуда как раз вышел полицейский, толкая перед собой миссис Балдок и мисс Семпл, и никто из них нас не увидел. Обе экономки плакали – миссис Балдок громко и самозабвенно рыдала, а мисс Семпл хлюпала носом и изливала потоки слез.
– Ничего вы не понимаете! – завывала мисс Семпл. – Мы обе проработали здесь чуть ли не всю жизнь! Если нас выставят на улицу, куда мы пойдем? Что мы будем делать?
– Это не мое дело, – рассудил полицейский.
Мы с Милли обогнули их и помчались по лестнице на первый этаж. Я чуть-чуть приоткрыл зеленую дверь. В вестибюле было очень шумно, – похоже, большинство полицейских тащили по главной лестнице садовников, конюших и шоферов. Те по большей части возражали в том смысле, что по этой лестнице ходит только Семейство. Я подождал, пока дверь закроется, а потом мы оба рванули в подклеть.
Никогда еще не видел в подклети такого безлюдья. Там было полутемно, пустынно и гулко. Можно было даже поверить в то, что вероятностная аномалия просто проглотила всю здешнюю жизнь. Я как можно быстрее довел Милли до двери между кухней и погребом – туда, куда садовники обычно приносили овощи и фрукты.
Здесь пусто не было. Свет из открытой двери внизу заливал ступени погреба. Внизу суетилось много людей. Мы с Милли разом подпрыгнули, когда зычный чародейский голос заорал снизу:
– Идите скажите им, что кнопка «сдвиг» застряла в положении «включено»! Если я врублю питание, у нас тут снова начнутся перемены. Ну, ступайте!
Я чуть не рассмеялся. Это Кристофер натворил такое с кнопкой! – подумал я. Но тут кто-то бегом помчался вверх по ступеням. Милли стиснула мое запястье, и мы понеслись мимо лестницы в прихожую, где разгружали продукты, и спрятались, чтобы неизвестный нас не увидел. Я открыл дверь, мы на цыпочках выбрались наружу. На сей раз совсем наружу, в сад.
Я страшно расстроился, когда обнаружил, что там совершенно темно; тем не менее сказал:
– А теперь – бежим!
Мы не столько побежали, сколько потрусили, вытянув вперед руки, чтобы во что-нибудь не врезаться, стараясь придерживаться бледных линий, которые, наверное, и были дорожками. Вряд ли они вели нас по прямой. Возможно, иногда мы просто бежали по каким-то случайным просветам. В любом случае, протрусив с полчаса, мы вдруг выскочили из-за каких-то черных как ночь кустов на открытое пространство парка – а не сада, как я предполагал. Здесь было гораздо светлее.
– Здорово, теперь мы хоть видим! – сказала Милли.
«И нас видят», – подумал я. В любом случае нужно было как-то выбираться из поместья. Я со всех ног помчался туда, где, по моим понятиям, находились главные ворота, – поперек подъездной дорожки, по подстриженной траве лужаек. Мне хотелось как можно скорее убраться из Столлери.
Тут где-то поблизости раздалось зычное «гав!», а потом послышался топот могучих лап. Совсем я забыл про Чемпа. Я произнес про себя некрасивое слово и замедлил бег. Милли тоже.
– Это сторожевой пес? – спросила она.
Похоже, она перепугалась даже сильнее, чем я.
– Да, но ты не волнуйся, – сказал я, пытаясь сообщить голосу уверенность. – Он меня знает. – И я окликнул: – Чемп! Эй, Чемп!
Поначалу мы следили за его приближением только по топоту и громкому сопению. Потом из темноты показался темный силуэт – он мчался в нашу сторону. Мы с Милли оба впали в панику и вцепились друг в друга. Но Чемп лишь дернулся в нашу сторону, показывая, что заметил, а потом понесся дальше, и на ходу еще раз зычно гавкнул.
Через секунду вдали раздался совершенно жуткий шум. Чемп залаял – глубоким, глухим лаем, напоминавшим раскаты грома. К нему присоединилась другая собака, у той голос был высокий и пронзительный, она тявкала и тявкала, и шума от нее было даже больше, чем от Чемпа. Заржала лошадь, снова и снова, будто ополоумела. А к голосам животных примешивались голоса людей, они кричали, кто-то громко, кто-то тихо и сердито. Мы понятия не имели, что происходит, пока над всеми этими голосами не прозвенел другой:
– Эй, вы все, тихо!
Мгновенно воцарилось молчание. А потом тот же голос произнес:
– Ну да, Чемп, я тебя просто обожаю. Только сними лапы с моих плеч, будь другом.
Милли завопила:
– Кристофер!
И бросилась на голос.
Когда я ее догнал, она висела на Кристофере, вцепившись в него обеими руками, и, кажется, плакала. А Кристофер говорил:
– Все в порядке, Милли. Я просто немного запутался во всех этих сдвигах. А остальное все нормально. Все хорошо!
А за ними на фоне темного неба вырисовывалась цыганская кибитка, запряженная белой лошадью. За дергающимися ушами и размахивающим хвостом явно недовольной лошади я различил мужчину на козлах. Кожа у него была такая темная, что я его почти не видел. Разглядеть можно было только глаза, он переводил их с меня на Милли. А вот белую собачку, сидевшую с ним рядом, было видно вполне отчетливо. Последними я разглядел лица женщины и двоих ребятишек, высунувшихся из-за спины мужчины.
Тут белая собачка вдруг решила, что я здесь совсем лишний, и опять растявкалась. Чемп, сидевший рядом со мной на земле, счел это смертельным оскорблением и решил ответить. Они долго еще переругивались, причем так, что разбудили бы и мертвого.
– Да заткни ты их! – заорал я, пытаясь перекричать лай. – Тут полное поместье юристов и полиции!
– И Габриэль тоже здесь! – крикнула Милли.
Видимо, все эти опасности и на нее подействовали. Ее била дрожь.
Кристофер сказал псам: «Молчать!» – и они тут же заткнулись.
– Я знаю, что он здесь, – сказал он. – Габриэль и его славное воинство вчера целый день носились по башням и заброшенным замкам, рассматривая все эти перемены. Нелегко было от них скрываться.
– Нужно бежать отсюда, – напомнила Милли.
– Знаю, – ответил Кристофер и посмотрел на цыгана, сидевшего на козлах. – Вы не могли бы отвезти нас еще немного подальше? – осведомился он.
Цыган что-то пробормотал, обернулся и заговорил с женщиной. Говорили они быстро и на языке, которого я раньше никогда не слышал. Обернувшись снова, цыган сказал:
– До города внизу мы вас довезем, но не дальше. У нас сразу после рассвета важная встреча.
– Там мы, наверное, сможем сесть на поезд, – сказал Кристофер. – Вот и отлично. Спасибо.
А женщина сказала:
– Давайте залезайте назад.
Мы все полезли в кибитку, а Чемп остался грустной черной кучей сидеть посреди парка; цыган цыкнул лошади, и мы двинулись в путь.
Глава двадцатая
Странно было в этой кибитке. Толком я ее так и не рассмотрел, потому что там было ужасно темно, но внутри оказалось куда просторнее, чем можно было подумать. Там было тепло – вернее, мне казалось, что тепло, Милли же все дрожала – и витали разные теплые запахи: ткань, лук, специи – и еще какой-то металлический, оловянный запах. На стенах постоянно позванивали и бренчали неразличимые в темноте вещи. Там вроде нашлись скамейки, туда мы с Кристофером и сели, а Милли посадили в середину, чтобы ей было теплее, и смотрели на двух ребятишек, которые поспешно перебрались внутрь и таращились на нас в полумраке, как будто мы были вообще невесть что. Говорить с нами они отказывались, хотя мы и пытались.
– Опять застеснялись. Не обращайте внимания, – сказал Кристофер. – А ты-то с какой радости сбежал из Столлери, Грант?
– Я убийца, – ответил я и рассказал ему про призрак и фотоаппарат.
– Да ну! – хладнокровно сказал Кристофер. А через некоторое время добавил: – Иногда мне начинается казаться, что у тебя действительно дурная карма, Грант, хотя на самом деле это не так. А вот удача не спешит тебе улыбаться. Может, тут дело в волшебстве – ты хоть знаешь, что, когда мы с тобой встретились, ты был просто опутан заклинаниями? Может, среди них было и смертное заклятие. Правда, мне казалось, что я их все снял, пока мы шли через парк.
Тут настал мой черед говорить «да ну!». После чего я объяснил довольно сердито:
– Одно из этих заклятий было наложено для того, чтобы мистер Амос взял меня на работу.
– Знаю, – сказал Кристофер. – Именно поэтому я тебя и расколдовал. Я ведь сам хотел получить эту работу. А что Габриэль делает в Столлери – в смысле, помимо того, что ищет нас с Милли?
– Арестовывает мистера Амоса, – сказал я. – Ты, кстати, знал, что он мой дядя?
– Не может Габриэль быть твоим дядей, – воспротивился Кристофер. – Он же из Двенадцатых.
– Да не он, дурачина, а мистер Амос, – объяснил я. – Мама утверждает, что она была замужем за братом мистера Амоса.
– В таком случае он, скорее всего, действительно твой дядя, – согласился Кристофер.
– А мистер Амос на самом деле – граф Столлери, – сказал я. – А граф Роберт – нет. Его отец был актером по имени мистер Браун. И герцогиня на деле – обычная миссис Браун.
Кристофер пришел в восторг:
– Давай рассказывай все, Грант, – распорядился он.
Я и рассказал.
Милли спросила, стуча зубами:
– А эту ведьму, леди Мэри, они тоже арестуют?
– Вряд ли, – сказал я. – Зато они, может быть, арестуют мистера Сейли.
– Очень жаль, – сказала Милли. – Леди Мэри следовало бы арестовать. Она пользуется волшебством, чтобы творить зло. Правда… Нет, Кристофер, заткнись. Хватит с нас твоих умных замечаний, лучше расскажи, что случилось с тобой. Как ты оказался у цыган?
– Поработав мозгами, – ответил Кристофер, – наконец-то. Пока они не сгнили и не вывалились из головы. Должен признаться, что я действительно крепко застрял во всех этих пустых башнях и поместьях. Каждый раз, как происходил сдвиг – а они происходили все время, – я оказывался дальше и дальше от Столлери, а в половине случаев вообще никуда не было дороги, даже если я выходил наружу. Я совсем устал, проголодался и запутался. А потом я оказался в огромном здании из чистого стекла, и тут откуда ни возьмись набежали люди Габриэля. Вам когда-нибудь приходилось прятаться в стеклянном здании? Не пробуйте. Это невозможно. А еще они перегородили мне путь на крышу, так что я не мог забраться туда и дожидаться очередного сдвига. Я запаниковал. И тут подумал: должен же быть другой способ! Вспомнил про Чемпа. Чемпа ведь не впускали в дом…
– С мистером Авенлохом и Смедли произошло то же самое! – сообразил я. – Значит, и в парке сдвиги происходили тоже!
– Вот именно, Грант, – подтвердил Кристофер. – У вероятностной аномалии два конца, но один из них расположен неведомо где, поэтому его никто не замечает. Как только я это сообразил, я выскочил из этого чертова парника и помчался по пустоши искать другой конец. Правда, не уверен, что я бы его нашел, но примерно тогда, когда я до него добрался, туда же подъехали цыгане. Они меня накормили, и я попросил отвезти меня в Столлери – я очень надеялся, Милли, что ты уже там, – и поначалу они ни за что не соглашались. Они сказали, что тогда мы окажемся в самом центре парка. А я сказал, что выведу их через ворота, на том мы и порешили.
– Собирают всех горничных и кухонных работников и ведут в банкетный зал на допрос, – прошептала она. – Мне все время приходилось прятаться.
– Это хорошо, – сказал я. – Тогда, возможно, нам удастся выбраться через подклеть. Ты можешь нас сделать невидимыми?
– Да, но среди них много чародеев, – шепнула Милли. – А они нас увидят.
– Все равно давай, – сказал я.
– Ладно, – откликнулась она.
Мы на цыпочках двинулись дальше. Не могу сказать, были мы невидимыми или нет. Видимо, были, потому что перед тем, как добраться до лестницы, мы прошли мимо лифта и оттуда как раз вышел полицейский, толкая перед собой миссис Балдок и мисс Семпл, и никто из них нас не увидел. Обе экономки плакали – миссис Балдок громко и самозабвенно рыдала, а мисс Семпл хлюпала носом и изливала потоки слез.
– Ничего вы не понимаете! – завывала мисс Семпл. – Мы обе проработали здесь чуть ли не всю жизнь! Если нас выставят на улицу, куда мы пойдем? Что мы будем делать?
– Это не мое дело, – рассудил полицейский.
Мы с Милли обогнули их и помчались по лестнице на первый этаж. Я чуть-чуть приоткрыл зеленую дверь. В вестибюле было очень шумно, – похоже, большинство полицейских тащили по главной лестнице садовников, конюших и шоферов. Те по большей части возражали в том смысле, что по этой лестнице ходит только Семейство. Я подождал, пока дверь закроется, а потом мы оба рванули в подклеть.
Никогда еще не видел в подклети такого безлюдья. Там было полутемно, пустынно и гулко. Можно было даже поверить в то, что вероятностная аномалия просто проглотила всю здешнюю жизнь. Я как можно быстрее довел Милли до двери между кухней и погребом – туда, куда садовники обычно приносили овощи и фрукты.
Здесь пусто не было. Свет из открытой двери внизу заливал ступени погреба. Внизу суетилось много людей. Мы с Милли разом подпрыгнули, когда зычный чародейский голос заорал снизу:
– Идите скажите им, что кнопка «сдвиг» застряла в положении «включено»! Если я врублю питание, у нас тут снова начнутся перемены. Ну, ступайте!
Я чуть не рассмеялся. Это Кристофер натворил такое с кнопкой! – подумал я. Но тут кто-то бегом помчался вверх по ступеням. Милли стиснула мое запястье, и мы понеслись мимо лестницы в прихожую, где разгружали продукты, и спрятались, чтобы неизвестный нас не увидел. Я открыл дверь, мы на цыпочках выбрались наружу. На сей раз совсем наружу, в сад.
Я страшно расстроился, когда обнаружил, что там совершенно темно; тем не менее сказал:
– А теперь – бежим!
Мы не столько побежали, сколько потрусили, вытянув вперед руки, чтобы во что-нибудь не врезаться, стараясь придерживаться бледных линий, которые, наверное, и были дорожками. Вряд ли они вели нас по прямой. Возможно, иногда мы просто бежали по каким-то случайным просветам. В любом случае, протрусив с полчаса, мы вдруг выскочили из-за каких-то черных как ночь кустов на открытое пространство парка – а не сада, как я предполагал. Здесь было гораздо светлее.
– Здорово, теперь мы хоть видим! – сказала Милли.
«И нас видят», – подумал я. В любом случае нужно было как-то выбираться из поместья. Я со всех ног помчался туда, где, по моим понятиям, находились главные ворота, – поперек подъездной дорожки, по подстриженной траве лужаек. Мне хотелось как можно скорее убраться из Столлери.
Тут где-то поблизости раздалось зычное «гав!», а потом послышался топот могучих лап. Совсем я забыл про Чемпа. Я произнес про себя некрасивое слово и замедлил бег. Милли тоже.
– Это сторожевой пес? – спросила она.
Похоже, она перепугалась даже сильнее, чем я.
– Да, но ты не волнуйся, – сказал я, пытаясь сообщить голосу уверенность. – Он меня знает. – И я окликнул: – Чемп! Эй, Чемп!
Поначалу мы следили за его приближением только по топоту и громкому сопению. Потом из темноты показался темный силуэт – он мчался в нашу сторону. Мы с Милли оба впали в панику и вцепились друг в друга. Но Чемп лишь дернулся в нашу сторону, показывая, что заметил, а потом понесся дальше, и на ходу еще раз зычно гавкнул.
Через секунду вдали раздался совершенно жуткий шум. Чемп залаял – глубоким, глухим лаем, напоминавшим раскаты грома. К нему присоединилась другая собака, у той голос был высокий и пронзительный, она тявкала и тявкала, и шума от нее было даже больше, чем от Чемпа. Заржала лошадь, снова и снова, будто ополоумела. А к голосам животных примешивались голоса людей, они кричали, кто-то громко, кто-то тихо и сердито. Мы понятия не имели, что происходит, пока над всеми этими голосами не прозвенел другой:
– Эй, вы все, тихо!
Мгновенно воцарилось молчание. А потом тот же голос произнес:
– Ну да, Чемп, я тебя просто обожаю. Только сними лапы с моих плеч, будь другом.
Милли завопила:
– Кристофер!
И бросилась на голос.
Когда я ее догнал, она висела на Кристофере, вцепившись в него обеими руками, и, кажется, плакала. А Кристофер говорил:
– Все в порядке, Милли. Я просто немного запутался во всех этих сдвигах. А остальное все нормально. Все хорошо!
А за ними на фоне темного неба вырисовывалась цыганская кибитка, запряженная белой лошадью. За дергающимися ушами и размахивающим хвостом явно недовольной лошади я различил мужчину на козлах. Кожа у него была такая темная, что я его почти не видел. Разглядеть можно было только глаза, он переводил их с меня на Милли. А вот белую собачку, сидевшую с ним рядом, было видно вполне отчетливо. Последними я разглядел лица женщины и двоих ребятишек, высунувшихся из-за спины мужчины.
Тут белая собачка вдруг решила, что я здесь совсем лишний, и опять растявкалась. Чемп, сидевший рядом со мной на земле, счел это смертельным оскорблением и решил ответить. Они долго еще переругивались, причем так, что разбудили бы и мертвого.
– Да заткни ты их! – заорал я, пытаясь перекричать лай. – Тут полное поместье юристов и полиции!
– И Габриэль тоже здесь! – крикнула Милли.
Видимо, все эти опасности и на нее подействовали. Ее била дрожь.
Кристофер сказал псам: «Молчать!» – и они тут же заткнулись.
– Я знаю, что он здесь, – сказал он. – Габриэль и его славное воинство вчера целый день носились по башням и заброшенным замкам, рассматривая все эти перемены. Нелегко было от них скрываться.
– Нужно бежать отсюда, – напомнила Милли.
– Знаю, – ответил Кристофер и посмотрел на цыгана, сидевшего на козлах. – Вы не могли бы отвезти нас еще немного подальше? – осведомился он.
Цыган что-то пробормотал, обернулся и заговорил с женщиной. Говорили они быстро и на языке, которого я раньше никогда не слышал. Обернувшись снова, цыган сказал:
– До города внизу мы вас довезем, но не дальше. У нас сразу после рассвета важная встреча.
– Там мы, наверное, сможем сесть на поезд, – сказал Кристофер. – Вот и отлично. Спасибо.
А женщина сказала:
– Давайте залезайте назад.
Мы все полезли в кибитку, а Чемп остался грустной черной кучей сидеть посреди парка; цыган цыкнул лошади, и мы двинулись в путь.
Глава двадцатая
Странно было в этой кибитке. Толком я ее так и не рассмотрел, потому что там было ужасно темно, но внутри оказалось куда просторнее, чем можно было подумать. Там было тепло – вернее, мне казалось, что тепло, Милли же все дрожала – и витали разные теплые запахи: ткань, лук, специи – и еще какой-то металлический, оловянный запах. На стенах постоянно позванивали и бренчали неразличимые в темноте вещи. Там вроде нашлись скамейки, туда мы с Кристофером и сели, а Милли посадили в середину, чтобы ей было теплее, и смотрели на двух ребятишек, которые поспешно перебрались внутрь и таращились на нас в полумраке, как будто мы были вообще невесть что. Говорить с нами они отказывались, хотя мы и пытались.
– Опять застеснялись. Не обращайте внимания, – сказал Кристофер. – А ты-то с какой радости сбежал из Столлери, Грант?
– Я убийца, – ответил я и рассказал ему про призрак и фотоаппарат.
– Да ну! – хладнокровно сказал Кристофер. А через некоторое время добавил: – Иногда мне начинается казаться, что у тебя действительно дурная карма, Грант, хотя на самом деле это не так. А вот удача не спешит тебе улыбаться. Может, тут дело в волшебстве – ты хоть знаешь, что, когда мы с тобой встретились, ты был просто опутан заклинаниями? Может, среди них было и смертное заклятие. Правда, мне казалось, что я их все снял, пока мы шли через парк.
Тут настал мой черед говорить «да ну!». После чего я объяснил довольно сердито:
– Одно из этих заклятий было наложено для того, чтобы мистер Амос взял меня на работу.
– Знаю, – сказал Кристофер. – Именно поэтому я тебя и расколдовал. Я ведь сам хотел получить эту работу. А что Габриэль делает в Столлери – в смысле, помимо того, что ищет нас с Милли?
– Арестовывает мистера Амоса, – сказал я. – Ты, кстати, знал, что он мой дядя?
– Не может Габриэль быть твоим дядей, – воспротивился Кристофер. – Он же из Двенадцатых.
– Да не он, дурачина, а мистер Амос, – объяснил я. – Мама утверждает, что она была замужем за братом мистера Амоса.
– В таком случае он, скорее всего, действительно твой дядя, – согласился Кристофер.
– А мистер Амос на самом деле – граф Столлери, – сказал я. – А граф Роберт – нет. Его отец был актером по имени мистер Браун. И герцогиня на деле – обычная миссис Браун.
Кристофер пришел в восторг:
– Давай рассказывай все, Грант, – распорядился он.
Я и рассказал.
Милли спросила, стуча зубами:
– А эту ведьму, леди Мэри, они тоже арестуют?
– Вряд ли, – сказал я. – Зато они, может быть, арестуют мистера Сейли.
– Очень жаль, – сказала Милли. – Леди Мэри следовало бы арестовать. Она пользуется волшебством, чтобы творить зло. Правда… Нет, Кристофер, заткнись. Хватит с нас твоих умных замечаний, лучше расскажи, что случилось с тобой. Как ты оказался у цыган?
– Поработав мозгами, – ответил Кристофер, – наконец-то. Пока они не сгнили и не вывалились из головы. Должен признаться, что я действительно крепко застрял во всех этих пустых башнях и поместьях. Каждый раз, как происходил сдвиг – а они происходили все время, – я оказывался дальше и дальше от Столлери, а в половине случаев вообще никуда не было дороги, даже если я выходил наружу. Я совсем устал, проголодался и запутался. А потом я оказался в огромном здании из чистого стекла, и тут откуда ни возьмись набежали люди Габриэля. Вам когда-нибудь приходилось прятаться в стеклянном здании? Не пробуйте. Это невозможно. А еще они перегородили мне путь на крышу, так что я не мог забраться туда и дожидаться очередного сдвига. Я запаниковал. И тут подумал: должен же быть другой способ! Вспомнил про Чемпа. Чемпа ведь не впускали в дом…
– С мистером Авенлохом и Смедли произошло то же самое! – сообразил я. – Значит, и в парке сдвиги происходили тоже!
– Вот именно, Грант, – подтвердил Кристофер. – У вероятностной аномалии два конца, но один из них расположен неведомо где, поэтому его никто не замечает. Как только я это сообразил, я выскочил из этого чертова парника и помчался по пустоши искать другой конец. Правда, не уверен, что я бы его нашел, но примерно тогда, когда я до него добрался, туда же подъехали цыгане. Они меня накормили, и я попросил отвезти меня в Столлери – я очень надеялся, Милли, что ты уже там, – и поначалу они ни за что не соглашались. Они сказали, что тогда мы окажемся в самом центре парка. А я сказал, что выведу их через ворота, на том мы и порешили.