– Навсегда, – подтвердила Антея. – Я просто подумала, нужно тебе сообщить, что твоя дочь выходит замуж.
– Никогда не поверю, – сказала мама. – Чтобы моя дочь отдалась в рабство какому-то тирану…
– А я вот отдаюсь, – сообщила Антея. – И он просто чудо. Я знала, что ты не одобришь, но все же решила тебе сказать. А как там Конрад?
На другом конце провода повисло мертвое молчание.
– Мой братишка, – добавила Антея. – Помнишь такого?
– А! – сказала мама. – Ну да, конечно. А он тут больше не живет. Бросил школу при первой же возможности и нашел себе работу где-то неподалеку. Я…
– Это тебе дядя Альфред так сказал? – прервала ее Антея.
– Да нет, конечно, – ответила мама. – Ты не хуже моего знаешь, что Альфред врет на каждом шагу. Он-то сказал мне, что Конрад продолжает учиться в школе. Я даже подписала какую-то бумагу на этот счет, а потом Конрад уехал, не сказав ни слова, – прямо как ты. Просто не понимаю, чем я заслужила двух таких детей.
Тут Антея попыталась вставить, что все это неправда, по крайней мере в том, что касается меня, но мама внезапно огрызнулась:
– И кто же этот неподражаемый, который заставил тебя поступиться женской свободой?
– Если ты имеешь в виду брак, мама, – сказала Антея, – то речь идет о графе Роберте из Столлери.
Тут мама выкрикнула что-то вроде: «Этот самозванец!» – хотя вышел у нее один лишь отчаянный визг, и выронила трубку. Мы все услышали, как трубка грохнулась о какую-то твердую поверхность. Потом на том конце послышалась возня, кто-то твердой рукой поднял трубку, и нас разъединили.
Антея обняла меня, очень крепко.
Кристофер сказал:
– Я понимаю, что ты чувствуешь, Грант. Со мной однажды было нечто подобное.
Антея обратилась к нему:
– Как ты думаешь, нашу маму заколдовали?
– Да ей просто наплевать! – выдавил я.
– Нет, Грант, боюсь, все куда сложнее, – ответил Кристофер. – Попробуй представить себе этакое нагромождение лжи и мелких заклинаний, которые на нее накладывает человек, очень хорошо ее знающий, знающий, к чему ее можно подтолкнуть, если подталкивать с определенной регулярностью, но при этом достаточно мягко. И сдается мне, Грант, что с тобой проделали что-то очень похожее. Что еще за Странника ты должен призвать? Может, призовем его прямо сейчас и поглядим, что получится?
Во рту у меня мигом пересохло от ужаса, совсем как тогда, в Кружке Волшебников. Аж жуть взяла.
– Нет, нет! – завопил я. – Я не должен его призывать, пока не узнаю!
– Что не узнаешь? – спросила сестра.
– Кто тот человек, который… которого я должен был убить в прошлой жизни, – выпалил я, запинаясь.
Я почувствовал, как Кристофер и Антея переглянулись поверх моей головы.
– Заклятие страхом, – определил Кристофер. – А ты так пока и не узнал, да, Грант? Мне кажется, куда безопаснее призвать этого как-его-там прямо сейчас, а то потом это будет по-настоящему опасно.
– Да, давай. Давай прямо сейчас, Конрад, – согласилась с ним Антея. – Я хочу знать, во что дядюшка тебя втравил. А ты, – обратилась она к Кристоферу, – если ты и на самом деле кудесник, можешь покараулить у двери – вдруг заявится этот дворецкий с компьютером.
У Кристофера на физиономии отразилась такая смесь ярости и изумления, что я чуть не расхохотался.
– Если я кудесник! – повторил он. – Вот превращу тебя в гиппопотама – поглядим, как это понравится графу Роберту!
Тем не менее он все же подошел к двери и встал, прислонившись к ней плечами и бросая намою сестру испепеляющие взгляды.
– Валяй вызывай, Грант, – сказал он. – Делай, как велел гиппопотам.
Антея по-прежнему обнимала меня одной рукой.
– Я не дам тебя в обиду, – сказала она, как будто мне опять было шесть лет, а она заклеивала мне коленку пластырем.
Я прижался к ней и вытащил из кармана жилета пропитанную вином пробку. Мне все еще было мучительно стыдно за то, что я поверил во все эти россказни, однако страх, от которого во рту становилось сухо, все-таки прошел. А пробка с виду была совершенно обыкновенная. На ней стоял штамп «Винодельня Иллари, 1893», от нее шел кисловатый запах. Я почувствовал себя круглым идиотом. Подумал: наверняка эти волшебники из Кружка меня попросту разыграли. Но все же направил пробку на дальнюю стену библиотеки и сказал:
– Призываю Странника, и да принесет он мне все необходимое. По-моему, бред все это, – добавил я, обращаясь к Антее.
– Не бред, – ответила Антея, голос ее прозвучал резко и строго, рука крепче сжала мое плечо.
И вдруг вокруг нас будто распахнулся огромный простор. Ощущение было странное, потому что нас по-прежнему окружали стены библиотеки, в ней было тепло и витал уютный, пыльный запах книг, но вокруг все равно распахнулся простор. Я чуял его. Оттуда повеяло стужей, будто прилетел ветер с замерзших равнин. Потом я сообразил, что еще и вижу этот простор. За шеренгами книг, дальше, чем пролегала граница мира, широко раскинулся скругленный горизонт, чуть подсвеченный льдистым рассветом; ветры, которых не было, дули именно оттуда. Я понял, что это ветры вечности. И тут меня обуял настоящий страх, никак не связанный с заклятием страхом.
Потом я понял, что вижу идущего Странника. От бескрайнего горизонта, от полоски этого смутного, скрытого света отделилась темная фигура. Он или она приближался странной, торопливой, но осторожной походкой, слегка сгорбившись над какой-то ношей, – можно подумать, что от резкого толчка она может разлиться или разбиться. Поэтому он шел ровно, но стремительно, маленькими шагами, и ветер раздувал его волосы и его одежды – вот только ни волосы, ни одежды не шевелились. Он двигался к нам – все ближе, ближе. И все это время я видел перед собой полки с книгами, освещенные обычным дневным светом, и одновременно с той же отчетливостью видел простор и на нем – Странника.
Рука Антеи стиснула мои плечи. Я чувствовал, что сестра дрожит. Кристофер прижался плечами к дверям библиотеки, будто хотел попятиться, и я слышал, как он бормочет: «Ничего себе!» Мы все знали: что мы теперь ни делай, Странника не остановить.
Он все приближался и приближался, тем же странным, семенящим шагом, и ветер раздувал его одежды и волосы, но они оставались неподвижны, а он все так же горбился над тем, что нес в руках. Когда он подошел совсем близко, в комнату ворвались порывы арктического ветра – запах его мы чувствовали, а сам ветер нет, и я готов был поклясться, что Странник ростом выше потолка библиотеки – а потолок был в два этажа. Но когда он подошел совсем близко, оказалось, что он всего на голову выше Антеи. Видимо, он уже вступил в комнату, и я оцепенел от холода, хотя не чувствовал его, только ощущал запах. Странник склонился надо мной. Я увидел прядь темных волос, которая в неподвижности отлетала с белого лица, увидел удлиненные темные глаза. Глаза глянули на меня пристально, и Странник протянул ко мне руку. Я никогда не видел такого пристального взгляда. Глянув в ответ, я понял почему: Страннику было совершенно необходимо как можно аккуратнее передать мне то, что он должен был передать. Как можно аккуратнее. Только сначала я должен был отдать ему пробку.
Я вложил пробку в его протянутую ладонь. Ладонь сжалась, а вторая простерлась ко мне и передала мне что-то другое, холодное как лед, раза в два длиннее и гораздо тяжелее. Мышцы лица у меня свело от напряжения, но все же я умудрился промямлить: «Спасибо». Сосредоточенное бескровное лицо кивнуло в ответ, один-единственный раз.
А потом Странник прошел мимо нас с Антеей.
Все мы втроем – Кристофер, Антея и я – дружно выдохнули от облегчения. Миновав меня, Странник тут же исчез. Ледяное дуновение и горизонты вечности тут же пропали, библиотека опять стала теплой, уютной комнатой.
Кристофер спросил, старательно маскируя удивление в голосе:
– А это был он или она? Я не разглядел.
– Вряд ли это разграничение применимо к таким существам, – сказала Антея. – Что оно тебе дало, Конрад?
Я посмотрел на предмет в своей руке. Он успел согреться – до той степени, до какой может согреться металл. Предмет оказался непонятным. Похоже, это был маленький штопор, очень похожий на тот, с которым я когда-то сражался в Кружке Волшебников, пытаясь открыть бутылку портвейна, – таким, с гладкой ручкой для двух пальцев и ушками по сторонам для еще двух. Из ручки торчал ключ. Если повернуть одним концом, получался штопор, а если развернуть, штопор превращался в головку ключа.
Я поднял эту штуку, показал Антее, покрутил ею перед Кристофером.
– Вот, смотрите. Зачем-то эта вещица мне нужна. Только что мне теперь с ней делать?
Антея наклонилась, вглядываясь:
– Не исключено, что это ключ от винного погреба.
Кристофер хлопнул себя по боковым карманам бархатных панталон.
– Вот оно! Гиппопотам врубился с первого взгляда! Я давно знал, что нам непременно нужно попасть в этот погреб! Бежим, Грант. Мы успеем слазать туда до работы.
Он метнулся к лестнице, ведущей на галерею. Я медленно пошел следом – расстроенный, озадаченный; мне казалось, что меня надули. Я-то ждал, что Странник выдаст мне что-нибудь куда более грозное, чем ключ или штопор.
– Двигай, Конрад, – подтолкнула меня Антея. – Этот дворецкий…
Я прибавил шагу и правильно сделал. Едва я вскарабкался на галерею, как дверь внизу опять отворилась. В библиотеку с важным видом вступил мистер Амос во главе целой процессии лакеев; они тащили монитор, процессор, клавиатуру, стопки компакт-дисков, пригоршни флешек, связку проводов, принтер, коробки с бумагой и чертову пропасть всякой прочей всячины.
– Я лично прослежу за наладкой оборудования, мисс, – обратился мистер Амос к Антее.
Кристофер волоком вытащил меня за дверь в дальнем конце галереи.
– Вот и славно, – заметил он, когда мы благополучно выбрались в коридор. – Ему тут есть чем заняться, а значит, в винный погреб его точно не занесет. Ходу, Грант!
Глава четырнадцатая
Мы рысью помчались вниз, обратно в подклеть.
– Вот ведь странно, – сказал я Кристоферу, когда мы на цыпочках пробирались к лестнице, ведущей в погреб. – Я раньше не видел ни одного из этих лакеев, которые пришли с мистером Амосом. А ты?
– Тсс, – ответил он. – Нужно быть как можно осторожнее, Грант.
На самом деле поблизости никого не было и нам ничто не грозило. Кристофер специально выпендривался, потому что все шло даже слишком гладко. К погребу вела удобная, широкая изогнутая лестница, у двери внизу обнаружился выключатель, так что штопор в замочную скважину я вставлял при свете. На первый взгляд скважина показалась слишком большой, однако ключ вошел в нее как влитой; я повернул его, и замок открылся. Дверь легко и бесшумно повернулась на петлях, и в погребе тут же вспыхнул свет.
– Запри за собой, – сказал Кристофер.
– Не стоит, – возразил я. – Вдруг придется сматываться по-быстрому.
Кристофер только передернул плечами. Я притворил дверь, и мы двинулись вперед через вереницу низких студеных комнат, заполненных винными бочками и бутылками. Тут были пыльные бутылки и сверкающие новенькие бутылки, бесконечные ряды бутылок; небольшие бочонки, на которых иноземным шрифтом было выведено: «Коньяк», бочонки покрупнее с надписью «херес» – Кристофер сказал, это то же самое, что шерри, – и целые стеллажи с шампанским.
– Тут можно упиться до полусмерти, – заметил Кристофер, обозревая пыльную стену, где на этикетках было выписано по-французски: «Летняя ночь, 1848». – Меня так и подмывает утопить свое горе в вине. Я ведь видел Милли. Говорил с ней. Ты умеешь открывать шампанское?
– Не мели чепухи, – осадил его я.
Я потащил его дальше, вперед и вперед, мимо тысяч бутылок; наконец мы оказались у еще одной запертой двери, в самой дальней стене.
– Ага, – сказал Кристофер. – Это, наверное, оно и есть – правда, я не знаю что. Твоя штуковина сюда тоже подходит?
Я вставил ключ-штопор в замочную скважину, и эта дверь тоже открылась. Правда, на этот раз с негромким скрежетом – можно было подумать, что пользуются ею редко; войдя, мы сразу же поняли почему. Зажегся свет, и мы увидели еще одну лестницу, на вид куда новее; она вела к люку в потолке. Кристофер задумчиво поднял глаза на новенький, блестящий металлический люк.
– Никогда не поверю, – сказала мама. – Чтобы моя дочь отдалась в рабство какому-то тирану…
– А я вот отдаюсь, – сообщила Антея. – И он просто чудо. Я знала, что ты не одобришь, но все же решила тебе сказать. А как там Конрад?
На другом конце провода повисло мертвое молчание.
– Мой братишка, – добавила Антея. – Помнишь такого?
– А! – сказала мама. – Ну да, конечно. А он тут больше не живет. Бросил школу при первой же возможности и нашел себе работу где-то неподалеку. Я…
– Это тебе дядя Альфред так сказал? – прервала ее Антея.
– Да нет, конечно, – ответила мама. – Ты не хуже моего знаешь, что Альфред врет на каждом шагу. Он-то сказал мне, что Конрад продолжает учиться в школе. Я даже подписала какую-то бумагу на этот счет, а потом Конрад уехал, не сказав ни слова, – прямо как ты. Просто не понимаю, чем я заслужила двух таких детей.
Тут Антея попыталась вставить, что все это неправда, по крайней мере в том, что касается меня, но мама внезапно огрызнулась:
– И кто же этот неподражаемый, который заставил тебя поступиться женской свободой?
– Если ты имеешь в виду брак, мама, – сказала Антея, – то речь идет о графе Роберте из Столлери.
Тут мама выкрикнула что-то вроде: «Этот самозванец!» – хотя вышел у нее один лишь отчаянный визг, и выронила трубку. Мы все услышали, как трубка грохнулась о какую-то твердую поверхность. Потом на том конце послышалась возня, кто-то твердой рукой поднял трубку, и нас разъединили.
Антея обняла меня, очень крепко.
Кристофер сказал:
– Я понимаю, что ты чувствуешь, Грант. Со мной однажды было нечто подобное.
Антея обратилась к нему:
– Как ты думаешь, нашу маму заколдовали?
– Да ей просто наплевать! – выдавил я.
– Нет, Грант, боюсь, все куда сложнее, – ответил Кристофер. – Попробуй представить себе этакое нагромождение лжи и мелких заклинаний, которые на нее накладывает человек, очень хорошо ее знающий, знающий, к чему ее можно подтолкнуть, если подталкивать с определенной регулярностью, но при этом достаточно мягко. И сдается мне, Грант, что с тобой проделали что-то очень похожее. Что еще за Странника ты должен призвать? Может, призовем его прямо сейчас и поглядим, что получится?
Во рту у меня мигом пересохло от ужаса, совсем как тогда, в Кружке Волшебников. Аж жуть взяла.
– Нет, нет! – завопил я. – Я не должен его призывать, пока не узнаю!
– Что не узнаешь? – спросила сестра.
– Кто тот человек, который… которого я должен был убить в прошлой жизни, – выпалил я, запинаясь.
Я почувствовал, как Кристофер и Антея переглянулись поверх моей головы.
– Заклятие страхом, – определил Кристофер. – А ты так пока и не узнал, да, Грант? Мне кажется, куда безопаснее призвать этого как-его-там прямо сейчас, а то потом это будет по-настоящему опасно.
– Да, давай. Давай прямо сейчас, Конрад, – согласилась с ним Антея. – Я хочу знать, во что дядюшка тебя втравил. А ты, – обратилась она к Кристоферу, – если ты и на самом деле кудесник, можешь покараулить у двери – вдруг заявится этот дворецкий с компьютером.
У Кристофера на физиономии отразилась такая смесь ярости и изумления, что я чуть не расхохотался.
– Если я кудесник! – повторил он. – Вот превращу тебя в гиппопотама – поглядим, как это понравится графу Роберту!
Тем не менее он все же подошел к двери и встал, прислонившись к ней плечами и бросая намою сестру испепеляющие взгляды.
– Валяй вызывай, Грант, – сказал он. – Делай, как велел гиппопотам.
Антея по-прежнему обнимала меня одной рукой.
– Я не дам тебя в обиду, – сказала она, как будто мне опять было шесть лет, а она заклеивала мне коленку пластырем.
Я прижался к ней и вытащил из кармана жилета пропитанную вином пробку. Мне все еще было мучительно стыдно за то, что я поверил во все эти россказни, однако страх, от которого во рту становилось сухо, все-таки прошел. А пробка с виду была совершенно обыкновенная. На ней стоял штамп «Винодельня Иллари, 1893», от нее шел кисловатый запах. Я почувствовал себя круглым идиотом. Подумал: наверняка эти волшебники из Кружка меня попросту разыграли. Но все же направил пробку на дальнюю стену библиотеки и сказал:
– Призываю Странника, и да принесет он мне все необходимое. По-моему, бред все это, – добавил я, обращаясь к Антее.
– Не бред, – ответила Антея, голос ее прозвучал резко и строго, рука крепче сжала мое плечо.
И вдруг вокруг нас будто распахнулся огромный простор. Ощущение было странное, потому что нас по-прежнему окружали стены библиотеки, в ней было тепло и витал уютный, пыльный запах книг, но вокруг все равно распахнулся простор. Я чуял его. Оттуда повеяло стужей, будто прилетел ветер с замерзших равнин. Потом я сообразил, что еще и вижу этот простор. За шеренгами книг, дальше, чем пролегала граница мира, широко раскинулся скругленный горизонт, чуть подсвеченный льдистым рассветом; ветры, которых не было, дули именно оттуда. Я понял, что это ветры вечности. И тут меня обуял настоящий страх, никак не связанный с заклятием страхом.
Потом я понял, что вижу идущего Странника. От бескрайнего горизонта, от полоски этого смутного, скрытого света отделилась темная фигура. Он или она приближался странной, торопливой, но осторожной походкой, слегка сгорбившись над какой-то ношей, – можно подумать, что от резкого толчка она может разлиться или разбиться. Поэтому он шел ровно, но стремительно, маленькими шагами, и ветер раздувал его волосы и его одежды – вот только ни волосы, ни одежды не шевелились. Он двигался к нам – все ближе, ближе. И все это время я видел перед собой полки с книгами, освещенные обычным дневным светом, и одновременно с той же отчетливостью видел простор и на нем – Странника.
Рука Антеи стиснула мои плечи. Я чувствовал, что сестра дрожит. Кристофер прижался плечами к дверям библиотеки, будто хотел попятиться, и я слышал, как он бормочет: «Ничего себе!» Мы все знали: что мы теперь ни делай, Странника не остановить.
Он все приближался и приближался, тем же странным, семенящим шагом, и ветер раздувал его одежды и волосы, но они оставались неподвижны, а он все так же горбился над тем, что нес в руках. Когда он подошел совсем близко, в комнату ворвались порывы арктического ветра – запах его мы чувствовали, а сам ветер нет, и я готов был поклясться, что Странник ростом выше потолка библиотеки – а потолок был в два этажа. Но когда он подошел совсем близко, оказалось, что он всего на голову выше Антеи. Видимо, он уже вступил в комнату, и я оцепенел от холода, хотя не чувствовал его, только ощущал запах. Странник склонился надо мной. Я увидел прядь темных волос, которая в неподвижности отлетала с белого лица, увидел удлиненные темные глаза. Глаза глянули на меня пристально, и Странник протянул ко мне руку. Я никогда не видел такого пристального взгляда. Глянув в ответ, я понял почему: Страннику было совершенно необходимо как можно аккуратнее передать мне то, что он должен был передать. Как можно аккуратнее. Только сначала я должен был отдать ему пробку.
Я вложил пробку в его протянутую ладонь. Ладонь сжалась, а вторая простерлась ко мне и передала мне что-то другое, холодное как лед, раза в два длиннее и гораздо тяжелее. Мышцы лица у меня свело от напряжения, но все же я умудрился промямлить: «Спасибо». Сосредоточенное бескровное лицо кивнуло в ответ, один-единственный раз.
А потом Странник прошел мимо нас с Антеей.
Все мы втроем – Кристофер, Антея и я – дружно выдохнули от облегчения. Миновав меня, Странник тут же исчез. Ледяное дуновение и горизонты вечности тут же пропали, библиотека опять стала теплой, уютной комнатой.
Кристофер спросил, старательно маскируя удивление в голосе:
– А это был он или она? Я не разглядел.
– Вряд ли это разграничение применимо к таким существам, – сказала Антея. – Что оно тебе дало, Конрад?
Я посмотрел на предмет в своей руке. Он успел согреться – до той степени, до какой может согреться металл. Предмет оказался непонятным. Похоже, это был маленький штопор, очень похожий на тот, с которым я когда-то сражался в Кружке Волшебников, пытаясь открыть бутылку портвейна, – таким, с гладкой ручкой для двух пальцев и ушками по сторонам для еще двух. Из ручки торчал ключ. Если повернуть одним концом, получался штопор, а если развернуть, штопор превращался в головку ключа.
Я поднял эту штуку, показал Антее, покрутил ею перед Кристофером.
– Вот, смотрите. Зачем-то эта вещица мне нужна. Только что мне теперь с ней делать?
Антея наклонилась, вглядываясь:
– Не исключено, что это ключ от винного погреба.
Кристофер хлопнул себя по боковым карманам бархатных панталон.
– Вот оно! Гиппопотам врубился с первого взгляда! Я давно знал, что нам непременно нужно попасть в этот погреб! Бежим, Грант. Мы успеем слазать туда до работы.
Он метнулся к лестнице, ведущей на галерею. Я медленно пошел следом – расстроенный, озадаченный; мне казалось, что меня надули. Я-то ждал, что Странник выдаст мне что-нибудь куда более грозное, чем ключ или штопор.
– Двигай, Конрад, – подтолкнула меня Антея. – Этот дворецкий…
Я прибавил шагу и правильно сделал. Едва я вскарабкался на галерею, как дверь внизу опять отворилась. В библиотеку с важным видом вступил мистер Амос во главе целой процессии лакеев; они тащили монитор, процессор, клавиатуру, стопки компакт-дисков, пригоршни флешек, связку проводов, принтер, коробки с бумагой и чертову пропасть всякой прочей всячины.
– Я лично прослежу за наладкой оборудования, мисс, – обратился мистер Амос к Антее.
Кристофер волоком вытащил меня за дверь в дальнем конце галереи.
– Вот и славно, – заметил он, когда мы благополучно выбрались в коридор. – Ему тут есть чем заняться, а значит, в винный погреб его точно не занесет. Ходу, Грант!
Глава четырнадцатая
Мы рысью помчались вниз, обратно в подклеть.
– Вот ведь странно, – сказал я Кристоферу, когда мы на цыпочках пробирались к лестнице, ведущей в погреб. – Я раньше не видел ни одного из этих лакеев, которые пришли с мистером Амосом. А ты?
– Тсс, – ответил он. – Нужно быть как можно осторожнее, Грант.
На самом деле поблизости никого не было и нам ничто не грозило. Кристофер специально выпендривался, потому что все шло даже слишком гладко. К погребу вела удобная, широкая изогнутая лестница, у двери внизу обнаружился выключатель, так что штопор в замочную скважину я вставлял при свете. На первый взгляд скважина показалась слишком большой, однако ключ вошел в нее как влитой; я повернул его, и замок открылся. Дверь легко и бесшумно повернулась на петлях, и в погребе тут же вспыхнул свет.
– Запри за собой, – сказал Кристофер.
– Не стоит, – возразил я. – Вдруг придется сматываться по-быстрому.
Кристофер только передернул плечами. Я притворил дверь, и мы двинулись вперед через вереницу низких студеных комнат, заполненных винными бочками и бутылками. Тут были пыльные бутылки и сверкающие новенькие бутылки, бесконечные ряды бутылок; небольшие бочонки, на которых иноземным шрифтом было выведено: «Коньяк», бочонки покрупнее с надписью «херес» – Кристофер сказал, это то же самое, что шерри, – и целые стеллажи с шампанским.
– Тут можно упиться до полусмерти, – заметил Кристофер, обозревая пыльную стену, где на этикетках было выписано по-французски: «Летняя ночь, 1848». – Меня так и подмывает утопить свое горе в вине. Я ведь видел Милли. Говорил с ней. Ты умеешь открывать шампанское?
– Не мели чепухи, – осадил его я.
Я потащил его дальше, вперед и вперед, мимо тысяч бутылок; наконец мы оказались у еще одной запертой двери, в самой дальней стене.
– Ага, – сказал Кристофер. – Это, наверное, оно и есть – правда, я не знаю что. Твоя штуковина сюда тоже подходит?
Я вставил ключ-штопор в замочную скважину, и эта дверь тоже открылась. Правда, на этот раз с негромким скрежетом – можно было подумать, что пользуются ею редко; войдя, мы сразу же поняли почему. Зажегся свет, и мы увидели еще одну лестницу, на вид куда новее; она вела к люку в потолке. Кристофер задумчиво поднял глаза на новенький, блестящий металлический люк.