Кристофер чуть не галопом припустил по мокрому лесу. Я с трудом поспевал за ним в густой траве. Ноги-то у него были очень длинные. В канаве у-ху-ху ему пришлось остановиться и подождать, чтобы я подсадил его на стену.

– Отыскали псину? – крикнул издали Смедли.

– Нет, – пропыхтел я, подсаживая. Кристофер протянул руку и помог мне забраться следом – дернул так, как будто я вообще ничего не весил.

– А чего вы тогда так несетесь? – осведомился Смедли, потому что едва ноги мои коснулись верхушки стены, мы припустили дальше. – Я-то думал, за вами эта зверюга гонится.

Мы запыхались и решили не отвечать. Кристофер перешел на легкий бег и двигался по прямой к дому, мимо тисовых изгородей и невысоких боскетов, а потом мимо цветочных клумб. У меня возникло ощущение, что некоторых из них тут раньше не было, однако на такой скорости ничего было толком не разобрать, пока мы не вылетели на круглую прогалину, где совсем недавно Кристофер стоял, прислонившись к солнечным часам. На месте пухлого мальчугана высилась статная каменная девица с урной в руке; из урны текла вода.

Я не выдержал и рассмеялся:

– Тебе еще повезло, что ты не промок!

– Помолчи и дыши, – пропыхтел Кристофер.

Мы понеслись дальше – шурша по гравию, топоча по каменным ступенькам и еще по каменным ступенькам, а потом – галопом через широкую мощеную площадь перед самым домом. Там я попытался остановиться. Вне всякого сомнения, слугам туда заходить запрещалось. Кристофер же помчался дальше и влетел в дом через открытую стеклянную дверь и по паркету – в комнату, уставленную книгами. Пока он сражался с тяжелой дверью, я успел заметить лесенку, ведущую на галерею, и там тоже были книги, а выше – узорчатый потолок; я сообразил, что это библиотека и находиться в ней нам не положено.

Через тяжелую дверь мы попали в вестибюль, вдалеке виднелась главная лестница. По черному полу шагал с подносом Эндрю. Он рявкнул: «Эй!» – когда мы пронеслись мимо. Тут я понял, что Кристофер так торопится выяснить, кто все это вытворяет, что напрочь забыл сделать нас невидимыми, а потом забыл, что забыл об этом. Эндрю вытаращился нам вслед, а Кристофер перепрыгнул через перила и потянул меня за собой следом по запретной лестнице. Одно утешение, что это был Эндрю, а не Грегор. Грегор бы уж как пить дать наябедничал мистеру Амосу.

Наверху, перед бальной залой, Кристофер остановился и согнулся пополам, задыхаясь. А потом, едва разогнувшись, озадаченно огляделся и указал на высокий потолок.

– Не понимаю, Грант. Мне казалось, мы уже над ним. Давай еще выше.

Мы понеслись дальше, на тот этаж, где находились спальни членов Семейства. Лестница, ведущая выше, была не там, где заканчивалась первая. Пришлось пробежать по роскошному коридору – она обнаружилась за углом. Когда мы повернули за угол, я подумал: все, конец. Раздались вопли и взвизги – тут повсюду шныряли девчонки в коричнево-золотистой форме. Завидев нас, они дружно замерли. Потом одна фыркнула: «Да это просто Постигающие!» – и раздался общий вздох облегчения. Я понял, что все они – молодые горничные. Вряд ли хоть одна была сильно старше нас с Кристофером.

– Мы жмурки затеяли, – просветила нас одна из них, тяжело дыша. – Хотите поиграть?

– Мы бы с удовольствием, – ответил Кристофер, тоже тяжело дыша. – Но мы несем важное сообщение. – Он помчался к следующей лестнице, потом вверх по ступеням. – Полагаю… мы… и так… еще повеселимся, – пропыхтел он, поднимаясь.

– Я бы на их месте играл в детских, там ведь пусто, – заметил я.

– Там… если застукают… не отмажешься, – предположил Кристофер.

На следующем этаже, где пахло новыми коврами, он не задержался. Качнул головой, добежал до следующей лестницы и понесся наверх, на детский этаж.

– Теплее, – выдохнул он, и мы запрыгали по скрипучим деревянным ступенькам на чердак.

Теперь и я ощущал эту самую странность. Вокруг стояло явственное гудение. Поэтому я совсем не удивился, когда мы влетели, шумно дыша, на чердак и Кристофер понесся мимо лифта к центральной части дома. Я знал, что мы рано или поздно окажемся в этом пространстве за чертой на стене.

Кристофер мчался вперед, взбудораженно пыхтя: «Теплее, теплее, почти горячо!» – и тут мы, можно сказать, врезались в мисс Семпл, которая спускалась вниз из гардеробной.

– Так, стоять! – приказала она. – Вам что, не известно, что бегать не разрешается?

– Извините! – выпалили мы хором.

А потом, даже не задумавшись, я добавил:

– Нам нужна чистая одежда. Кристофер перемазал чулки.

Кристофер посмотрел на свои ноги. Их покрывали кирпичная пыль, мох и болотная грязь.

– А Конрад свои вообще испортил, – накляузничал он.

Я посмотрел на свои полосатые ноги и обнаружил, что по крайней мере четыре полоски превратились в «лесенки», сквозь них просвечивает кожа. В пряжках моих туфель запутались ивовые веточки.

– Это я вижу, – сказала мисс Семпл, глядя в том же направлении. – Ладно, пошли.

Она отвела нас в гардеробную и заставила переодеться, можно сказать, с ног до головы. Времени на это ушла уйма. Кроме того, мисс Семпл поведала нам, что мы – позор всего Столлери.

– За новые чулки вычтут из твоего жалованья, – сказала она мне. – Шелковые чулки недешевы. Так что в будущем постарайся быть аккуратнее.

Кристофер хмурился, морщился и дулся. Я прошептал ему:

– Если бы мы на нее не налетели, она пошла бы вниз и застукала девчонок. Или – нас в тот момент, когда мы пересекали нарисованную черту.

– Верно, – пробормотал Кристофер, – и все равно меня это бесит. Изменения прекратились, чтоб их!

Он был прав. Я больше не слышал этого странного гудения.

Убедившись, что мы чистые, свежие и опрятные с ног до головы, мисс Семпл подхватила стопку полотенец, которые куда-то несла, и удалилась в сторону лифта.


– Давай живее, – сказал Кристофер. – А то еще кто-нибудь вмешается.

Мы осторожно и стремительно прокрались на цыпочках в центральную часть чердака. Вдали скрипнула половица, хлопнула дверь, однако поблизости никого не было. Мы дружно выдохнули от облегчения, когда пересекли черту, нарисованную на стене. А после этого понеслись в то просторное помещение с рядами окон.

– Здесь! Именно здесь средоточие всего! – сказал Кристофер. Медленно повернулся, посмотрел вверх, посмотрел вниз. – Только я все равно ничего не понимаю, – добавил он.

В помещении действительно ничего не было, кроме облезлой штукатурки на потолке и широких деревянных половиц под ногами. Перед нами тянулся ряд довольно грязных окон, выходивших на голубоватые горы над Столчестером, а за спиной у нас была просто стена, такая же облезлая, как и потолок. Темный коридор с другой стороны, тот, что вел на женскую половину, ничем не отличался от другого, по которому мы пришли.

Я указал в ту сторону.

– Ну и что Милли? Она не там.

Кристофер нетерпеливо потряс головой:

– Нет. Здесь. Здесь – единственное место, где я ощущаю ее совсем рядом. Мне кажется, эти изменения как-то связаны с тем, что ее здесь нет, но больше я ничего не могу сказать.

– Выходит, она под полом? – предположил я. – Что, если снять одну из половиц?

– Ну, можем попробовать, – ответил Кристофер без особой уверенности в голосе.

Тогда мы оба опустились на колени возле окон и принялись разглядывать половицы – и тут мир опять качнуло. Хорошо, что мы не стояли во весь рост. Здесь, наверху, толчок был более чем ощутимый. Нас обоих сбросило с места. Я стукнулся головой о стену под окнами и выругался.

Кристофер протянул руку и поднял меня на ноги.

– Теперь я понимаю, зачем нужна эта черта, – сказал он невозмутимо. – Если бы ты, Грант, стоял на ногах, то вылетел бы в окно. А о том, сколько отсюда до земли, даже страшно подумать.

Он был бледен и явно расстроен. Я же злился. Потирая голову, осмотрелся, но все осталось как прежде: половицы, горы за окнами, вдалеке, облупившаяся штукатурка и все то же сильнейшее ощущение чего-то странного.

– А что вызывает эти толчки? – спросил я. – И почему?

Кристофер передернул плечами.

– Грош цена моим мудрым мыслям, – сказал он. – У меня, Грант, есть единственный недостаток: я слишком умен. Пойдем-ка вниз и проверим дверь в детские комнаты. На сей раз, похоже, ничего не изменилось.

Все так в конце говорят, как любила повторять моя сестра Антея. Кристофер зашагал по коридору, и вот путь ему преградила дверь, облупившаяся красно-коричневая дверь.

– Ого! – сказал он. – А это что-то новенькое.

Он тряс ее, пока она наконец не открылась.

Вернее, она рухнула внутрь, вырвавшись у него из рук. Мы оба отскочили.

Вокруг загудел ветер – дверь впечаталась в стену, а наши шейные платки словно прилипли к лицам. Мы сразу же поняли, что оказались в каком-то необычном месте – шатком и расположенном очень, очень высоко. Пол под ногами ходил ходуном. Мы вцепились друг в друга и осторожно поползли вперед, за дверь, в бурю, залитую дневным светом.

Там Кристофер сказал:

– У-у-у-у! – И добавил небрежно: – Грант, надеюсь, ты не боишься высоты?

За воем ветра и скрипом дерева я его едва слышал, однако ответил:

– Нет. Я люблю высоту.

Дверь вывела нас на деревянный балкончик, обнесенный низким, хлипким на вид ограждением. Прямо у наших ног, в квадратном люке начиналась сумасбродная, древняя деревянная лестница, шедшая вдоль наружной стены чего-то похожего на высокую деревянную башню. Мы оба нагнули голову, чтобы заглянуть в люк. И увидели, как лестница головокружительными зигзагами уходит все вниз и вниз, становясь все меньше и меньше, обвиваясь вокруг самой высокой и ненадежной на вид деревянной постройки, какую мне доводилось видеть. Постройка запросто могла бы быть маяком, только местами из нее торчали скаты крыш, и этим она напоминала пагоду. Она раскачивалась, скрипела и дрожала на ветру. Далеко-далеко внизу, видимо, была какая-то труба, в которой горестно завывал ветер.

Я оторвал глаза от этой спотыкливой лестницы и посмотрел наружу. Там, где раньше был парк, простиралась серо-зеленая вересковая пустошь, а за нею – и это напугало меня сильнее всего – лежали холмы, окружавшие Столлери, те самые причудливые утесы, что обступали Столчестер. Я разглядел Столовый утес, он был как на ладони.

После этого я просто стоял у ограждения и смотрел вверх. Над нами был совсем небольшой скат гонтовой крыши, то есть сделанной из деревянных дощечек, а над ней – что-то вроде шпиля со сломанным флюгером-петушком наверху. Все это было совсем древнее, оно стонало и раскачивалось на ветру. Внизу и вокруг расстилалась пустошь. А Столлери нигде не было.

Кристофер побледнел, побледнел так, что стал одного цвета с шейным платком, по-прежнему трепетавшим у его лица.

– Грант, – сказал он, – мне придется спускаться. Я чувствую, что Милли совсем рядом.

– Спускаемся вместе, – решил я.

Мне не хотелось торчать на вершине этой конструкции, когда она обрушится под весом Кристофера; кроме того, как было отказаться от приключения.

Кристофер, похоже, не видел в этом никакого приключения. Он с явным усилием отцепился от дверной ручки, а потом стремительно повернулся и так же крепко вцепился в перила лестницы. Балкончик покачнулся. Постепенно исчезая из виду, Кристофер непрерывно отпускал шуточки – нервные и бесшабашные шуточки, – но я все равно не слышал их за воем ветра.

Когда Кристофер спустился достаточно, чтобы я уже не мог угодить ногой ему в физиономию, я тоже сполз на лестницу. И зря. Все вокруг заскрипело, и лестница, вместе с балкончиком, качнулась наружу от стены. Пришлось подождать, пока Кристофер спустится пониже и вес его переместится на другую часть. Только тогда я пополз следом, очень медленно – как и он. Было видно, что ему смертельно страшно.

Мне и самому было страшно. Лучше уж каждый день лазать на Столовый утес. Он, по крайней мере, не двигается. А эта лесенка раскачивалась при каждом нашем движении, и я все думал, какой идиот соорудил эту конструкцию, а главное – зачем. Судя по всему, никто в ней не жил. Она была обшарпанная, растрескавшаяся, перекореженная. В деревянных стенах виднелись окна с выбитыми стеклами. Когда Кристофер полз уж вовсе по-черепашьи, я наклонялся вперед – вокруг так и грохотал ветер – и заглядывал в ближайшее окно, но внутри были одни пустые деревянные комнатушки. На каждом балкончике, встречавшемся на нашем пути, было по двери, но, глянув вниз, за собственные ноги – это была не слишком светлая идея, потому что голова сразу же закружилась, – я выяснил, что Кристофер даже не пытается их открыть; ну и я не стал тоже. Просто спускался пролет за пролетом, и все.

Примерно на полдороге торчащие скаты крыш сделались гораздо шире. Здесь ступени шли прямо по этим скатам, на какие-то несусветные перекрученные балкончики, нависавшие над самым краем, а под каждым скатом начинался новый участок лестницы, который вел на следующий скат. Добравшись до первого балкончика, Кристофер остановился. Мне пришлось стоять на лестнице и ждать. Я подумал, что он, наверное, отыскал Милли, вот только бедняжку страшно изувечили и теперь она издает вой, который по-прежнему звучит у меня в ушах. Но Кристофер через некоторое время двинулся дальше. В свою очередь добравшись до балкончика, я понял, почему он остановился. Сквозь пол можно было посмотреть вниз – очень далеко вниз, – а сам балкончик раскачивался. И вой доносился по-прежнему откуда-то снизу.