Некоторое время в растерянности гляжу на него.
– Что ты имеешь в виду? Хочешь сказать, что все это время Львы не пытались нас найти?
– Я не утверждаю, что это невозможно, но подумай, каких колоссальных усилий и средств потребовали бы непрерывные поиски на протяжении целых двадцати пяти лет. Более вероятным мне представляется, что каждое нападение было результатом какого-то другого события, чего-то, что давало Львам информацию или хотя бы какую-нибудь подсказку о месте пребывания твоей семьи. Поправь меня, если ошибаюсь, но из наших прошлых бесед я заключил, что ты всю жизнь прожила в одном и том же городке, где-то в глубинке, и при этом никак не скрывалась, а, напротив, принимала живейшее участие в жизни местного общества. – Он ждет от меня возражений, но, поскольку я молчу, продолжает: – Не похоже, чтобы ты чувствовала себя как в осажденной крепости. Скорее ты была в безопасности.
Я грызу ноготь на большом пальце, пытаясь найти изъян в его рассуждениях, но ничего не нахожу.
– Хорошо, допустим, ты прав, – отвечаю я. – Тогда как им удалось найти тетю Джо? Что изменилось?
– Именно это я и имею в виду – что-то изменилось. И думаю, причина имеет непосредственное отношение к тому, чем в данный момент занимается твой отец.
Я громко выдыхаю, опять начиная трястись от страха за папу. «По крайней мере, – говорю я себе, – доктора Коннера здесь больше нет, а я наконец могу покинуть Академию». Однако при мысли об этом к горлу подкатывает тошнота. Доктора Коннера не просто здесь нет – он мертв, и я имею к его смерти самое прямое отношение.
Эш виновато смотрит на меня, как будто хочет извиниться.
– Я знаю, тебе довелось через многое пройти, но не могу еще раз не напомнить, как важно, чтобы завтрашний наш отъезд прошел без неприятностей. Пока мы не можем считать, что нам ничего не угрожает.
При слове «мы» у меня сводит живот. Эш вызвался помочь мне найти папу – вполне вероятно, эти поиски кончатся его гибелью.
– Никто не должен знать, что мы уезжаем, – спокойно продолжает он. – Тебе нужно, как обычно, пойти на занятия с Лейлой, поесть в обеденном зале и позаниматься в библиотеке, как будто для тебя это обычный день.
Внимательно смотрю ему в глаза. Да разве в этой школе когда-нибудь бывают нормальные дни?
– «Довелось через многое пройти»? Это еще мягко сказано, – говорю я, грустно посмеиваясь над тем, как все в моей жизни перевернулось с ног на голову. – Мне с трудом верится, что всего месяц назад я даже не подозревала о существовании этой странной школы и Стратегов. – Обвожу комнату рукой. – Хоть мне и удалось избежать смерти уже раз шесть, да к тому же на меня пытались повесить убийство, мои беды, похоже, только начинаются, потому что теперь на моего отца охотится тайное общество убийц, куда входят Семьи, настолько всемогущие, что могли менять ход истории на протяжении тысяч лет. – Взглядом прошу Эша посмеяться вместе со мной, поскольку в ночном кошмаре мне и так угрожают неописуемые ужасы.
– Я не могу обещать, что станет легче, – серьезно говорит он. У меня вырывается стон. – Если честно, то скоро все будет намного хуже.
– Умеешь ты успокоить!
На лице Эша появляется легкая усмешка.
– Я успокою тебя, когда буду уверен, что нам не грозит смерть.
Несмотря ни на что, я смеюсь.
– Ничего хуже ты сказать не мог… Разве ты не слышал, как люди нередко говорят друг другу приятные вещи, например, что прикид им идет, хотя на самом деле это неправда? Невинная ложь спасает сердца.
– Твой прикид тебе очень идет. – В его глазах загораются игривые огоньки.
Осматриваю свою помятую форму: белая рубашка на пуговицах, черные легинсы и черные сапоги на шнуровке.
– А ведь и правда, – говорю я. – В этом наряде я могла бы победить на конкурсе пиратских костюмов.
Губы Эша растягиваются в улыбке, но глаза остаются серьезными. Он смотрит на меня так, как будто в жизни не встречал никого более интересного и необычного.
– И вообще, с каких это пор тебя так беспокоит опасность? Разве не ты обычно должен надо всем смеяться? Манкируешь своими обязанностями, – говорю я, слегка краснея от его восхищенного взгляда.
– Я начал волноваться из-за опасности, когда мне перестала быть безразлична судьба той, кому она угрожает.
Его слова застают меня врасплох.
Секунду мы оба молчим, сидя всего в нескольких дюймах друг от друга, и в свете камина воздух между нами кажется густым и теплым. Я теряюсь, не зная, что на это сказать. Откровенность Эша приводит меня в смущение.
– Брендан, – не дождавшись моей реакции, говорит Эш, возвращая меня к неприятной теме.
– Э-э? – мямлю я, пытаясь уследить за ходом его мыслей.
– Завтра наблюдай за Бренданом, – тихим, уверенным голосом говорит он. – Я не знаю, каков будет следующий ход Львов теперь, когда Никта временно выбыла из игры, а Шарль и доктор Коннер мертвы, но Брендан – одно из их последних орудий в стенах школы. Не стоит провоцировать его, дав понять, что мы уезжаем из Академии.
Я вздыхаю. От событий прошлой недели голова идет кругом: Шарль погиб, попытавшись убить меня, Никту заперли в темнице за то, что она хотела проткнуть меня мечом.
– А нет какого-нибудь универсального правила, согласно которому нападать на людей сразу после того, как они тебя обошли, – дурной тон?
Эш откидывается на подушки.
– У Стратегов все иначе. По правде говоря, твоя временная победа делает тебя еще более привлекательной и интересной мишенью.
Его ответ похож на извращенный вариант старой поговорки: если сразу не добился успеха в каком-либо деле, не отчаивайся, продолжай действовать дальше. Хватаю декоративную подушку из серого бархата и прижимаю ее к груди. Когда я смотрю на Эша, в памяти снова всплывают сцены из ночного кошмара. Я хмурю брови. Коннер пытался отравить его. Эш едва не отправился на тот свет, но все-таки выжил. А что будет в следующий раз? И как я буду жить дальше, зная, что из-за меня Эш пострадал или даже погиб? Предложение Эша бросить все и отправиться вместе со мной искать папу поначалу показалось мне дерзким, даже романтическим поступком, но теперь от мыслей об этом по спине пробегает холодок.
Смотрю на угасающее пламя в камине.
– Дело вот в чем: мишень – это я. Но тебе совсем не обязательно ею быть.
– Что ты предлагаешь? – удивленно спрашивает Эш.
Он ждет моего ответа, но я слишком глубоко погрязла в своих страхах и потому молчу. Он оглядывает меня с ног до головы.
– Ты отстраняешься от меня, Новембер, а это значит, ты пытаешься защититься. И трешь ладонь большим пальцем – пытаешься успокоить себя… Я могу и дальше читать язык твоих жестов, но ты облегчишь мне задачу, если просто выложишь все начистоту.
Перевожу взгляд с танцующих языков пламени на дверь в спальню Лейлы, которая выходит в общую гостиную наших апартаментов. Она великодушно ушла раньше, чтобы дать мне возможность поговорить с Эшем, своим братом-близнецом.
– Дело вот в чем, – снова начинаю я, – я невероятно благодарна тебе за то, что ты хочешь помочь мне найти папу. Но подумай о цене, Эш. Прежде всего тебе придется оставить Лейлу одну. Если с твоей сестрой что-нибудь случится, пока тебя не будет, ты никогда себе этого не простишь – а мне тем более. А если что-нибудь случится с тобой, Лейла тоже мне не простит.
– Значит, нам обоим лучше вернуться живыми и здоровыми, – говорит он, с любопытством глядя на меня.
– Во-вторых, – продолжаю я, не обращая внимания на его легкомысленный ответ, – что скажет твоя Семья? – Учитывая, насколько влиятельны Брендан и Львы, я не хочу даже думать о том, что ждет Семью Эша, если он пойдет против Львов. – Разве это не поставит тебя в уязвимое положение?
Эш улыбается, но по глазам видно, что его этот вопрос тоже беспокоит.
– В случае успешного завершения дела это не будет такой уж большой проблемой…
– Я серьезно, – перебиваю я. – Ты только что сказал, как все это опасно и что мы можем погибнуть. Мы ведь понятия не имеем, что нас ожидает. Мы понятия не имеем, знают ли другие Стратеги о моем существовании…
– Подозреваю, что о тебе знает больше людей, чем ты думаешь, – тихо говорит он. Я смотрю на него, надеясь, что он пошутил. – Некоторые из учеников – например, Маттео – сразу узнали тебя, как только ты появилась на кампусе. Мы должны быть готовы к тому, что и в других местах тебя могут узнать, – говорит он в ответ на мои невысказанные страхи. – К тому же Аарья разболтала чуть ли не всей школе, кто твои родители, и хотя связь между школой и внешним миром тщательно контролируется и информация часто поступает с задержкой, вполне возможно, твоя тайна будет раскрыта до того, как мы найдем твоего отца. Не говоря уж о том, что после нашего исчезновения наверняка возникнут всякие подозрения. Кто-то решит, что после всего случившегося Блэквуд разрешила нам навестить своих родных, но другие, вполне вероятно, сочтут, что мы отправились мстить Семье Львов за их неоднократные попытки тебя убить. Так что, как я уже говорил, нельзя, чтобы эта информация стала доступна хотя бы на минуту раньше, чем нужно.
– Вот видишь, – с нажимом говорю я. – Ты непременно пострадаешь, если станешь мне помогать.
– Я уже помогал тебе раньше…
– Да, здесь. Но здесь мы в изоляции, здесь безопаснее. Вне школы ты будешь членом Семьи Волков, активно пытающимся пойти против Львов. Ты всю жизнь старался доказать, что из тебя выйдет достойный глава Семьи, а безумная затея, которую я собираюсь осуществить, за секунду может перечеркнуть все твои шансы.
Эш вздыхает, как будто удивляясь моей непонятливости.
– А если я позволю тебе одной пробираться сквозь незнакомый тебе мир и бросать вызов самой могущественной Семье Стратегов, мне лучше прямо сейчас отказаться от положения главы Семьи, потому что я всегда буду помнить, что меня не было там, где я действительно был нужен.
Меня до дрожи пугает то, что может с ним произойти, но в то же время я отчаянно хочу, чтобы он поехал со мной. Пристально смотрю на него.
– Если ты поедешь со мной, то, возможно, не доживешь даже до выпускного, не то что до положения лидера в своей Семье.
– А еще я, возможно, никогда не научусь говорить по-французски без акцента. Некоторые вещи надо просто принимать такими, какие они есть, – говорит Эш, и на его лицо возвращается улыбка.
– Эш…
– Новембер, – говорит он и берет меня за руку. От тепла его пальцев у меня по коже бегут мурашки. – Я оценил все угрозы и прекрасно понимаю, на какой риск мы идем. Но я не изменю своего решения. Я еду с тобой.
Глава вторая
Свет раннего утра просачивается по краям светомаскировочных штор, а я лежу без сна в кровати с балдахином и смотрю, как перед глазами постепенно вырисовывается комната. Еще совсем недавно серые стены этой школы и отсутствие электричества страшно угнетали меня. Я чувствовала себя такой одинокой в этом мрачном замке, укрытом в глухом лесу, вдали от всего, что мне близко и дорого. И вдруг с удивлением осознаю, что больше не чувствую себя здесь в ловушке, хотя понятия не имею, когда все изменилось, когда изменилась я…
Раздвинув шторы, впускаю в комнату тусклый свет. В спальне очень холодно, на ледяном каменном полу ноги мерзнут даже в носках. Подхожу к старинному туалетному столику, где стоит тазик с водой, а рядом чистое полотенце. Плеснув себе в лицо немного воды, рассматриваю свое отражение в зеркале. Синяк под глазом, куда меня пару недель назад ударил Маттео, уже едва заметен, ссадины на руках и ногах, полученные при падении с дерева, откуда меня спихнул Феликс, все еще красные и воспаленные, но уже начинают затягиваться. Синяк на челюсти налился фиолетовым цветом и стал темнее, чем вчера, на теле нет живого места, но все это кажется такой ерундой по сравнению с предстоящими поисками папы.
Смотрю в окно. Между ветвями высоких деревьев, кружась, подрагивают первые снежинки.
– Снег, – выдыхаю я, и меня тут же охватывает тоска по родному Пембруку, по Эмили и нашим зимним развлечениям. А потом я вспоминаю, какой сегодня день. – Двадцатое декабря, – шепчу я, и в груди становится тесно.
…– Двадцаааатое декабряяяя! – кричим мы с Эмили в задние окна папиного грузовичка.
Земля покрыта толстым слоем пушистого снега, сверкают серебристые деревья, а городская площадь напоминает идиллию с праздничной открытки из Новой Англии.
– Ну, что мы сегодня будем делать? Поедем кататься на санках? – сидя за рулем, спрашивает папа.
– Вообще-то… – Эмили хитро поглядывает на меня. – Мы хотели бы поехать на пруд Истбери и покататься на коньках, если вы согласитесь нас туда отвезти.
– Завтрак, катание на коньках, горячий шоколад, санки, – перечисляю я, полностью разделяя энтузиазм Эмили. – А потом закажем большую пиццу или даже две и поездим на машине по городу, посмотрим на праздничные украшения в богатых кварталах.
Папа подъезжает к закусочной Люсиль и выключает мотор.
– Сегодня твой день, Нова. Готов выполнить любые ваши желания, девочки.
Зимой, вскоре после того, как мне исполнилось шесть лет, и через пару месяцев после смерти мамы, папа завел новую традицию – Зимний праздник двадцатого декабря, наш собственный выдуманный праздник, который никак не был связан с нашей потерей. Эмили тоже каждый год принимала в нем участие. Бывало очень весело, когда двадцатое декабря приходилось на выходной, но в миллион раз лучше, если оно выпадало на будний день и родители позволяли нам не ходить в школу.