Светка и Лира, которые, как оказалось, в наше с Максом отсутствие устроили у нас небольшие посиделки, так обрадовались новостям, что сразу же предложили отметить мое решение. Так что понедельник у меня был тяжелым во всех смыслах.

Во-первых, похмелье, пусть и легкое, хорошего настроения и игривости в характер не добавляло.

Во-вторых, непростой разговор с Сергеем Александровичем о работе. Мне было неловко, что я так подвела любимого преподавателя, честно. Но тянуть дальше — никакого смысла. Он меня выслушал спокойно и, разведя руками, сказал, что ему очень жаль, но желает мне огромного успеха на сцене.

Зато Аленка скакала по залу козочкой и, не стесняясь, орала «Юху-у-у!». Мне даже неловко было. Насчет отсрочки в пару месяцев она мне приказала даже не париться, мол, они с Андреем все устроят.

И… мне стало легче. Настолько, что казалось, ещё немного — я взлечу. Теперь мне не нужно было париться и разрываться между учебой, работой и танцами. Работу я оставила, учебу сократила до уровня «главное не неуд» и всю себя отдала танцам. В понедельник на волне счастья дотанцевалась до того, что домой чуть ли не ползком добиралась. Перестаралась, однако. Потому во вторник Аленка лично проследила, чтобы я покинула танцевальный зал не ближе к ночи. И потребовала, чтобы я завтра после репетиции ничего не планировала, так как они с Андреем намерены обсудить со мной мое будущее.

Подходя к своему дому, я опомнилась, что обещала позвонить Кармене, но за этим всем так и не нашла времени. Тянуть дальше не было возможности. Если она узнает о моем решении от третьих лиц… Будет очень некрасиво.

— Привет, малышка, наконец-то ты вспомнила обо мне, — пропела она в трубку.

— Да, дела были, — неловко отозвалась я. — У меня, кстати, новости. Тебе понравятся. Наверное…

— Что такое? — с искренним интересом спросила она.

— Ну… Я, похоже, бросаю универ. И еду в столицу танцевать, — ещё более неловко пробормотала я.

— Оу! — выдохнула бывшая наставница и на некоторое время замолчала.

Я замерла у своего подъезда, напряженно вслушиваясь в чужое дыхание. Она недовольна?..

— Малышка, я счастлива! — вдруг звонко рассмеялась она. — Это правильный выбор. Тебе нужна помощь? Я с удовольствием заберу тебя к себе, ты же знаешь.

— Ну, мне тут предложили… — я коротко обрисовала перспективу.

— Очень неплохо, — одобрила она. — Андрея я знаю, очень перспективный парень. Но ты помни, что если что, у тебя есть я, хорошо? Не вздумай опять переживать свои проблемы в одиночестве.

— Я знаю, спасибо, — мягко улыбнулась я.

Мы еще немного поболтали, и Кармена взяла с меня обещание звонить чаще. Я, сгорая от стыда, промямлила, что исправлюсь. Кажется, мне не особо поверили…

Я думала обо всех переменах в моей жизни, поднимаясь на свой этаж, и ощущала нетерпение. Эти перемены… Я ждала их. Они были просто необходимы. К чему бы ни привели.

А потом все мысли вышибло у меня из головы, когда в тусклом свете лампочки я увидела, что у моей двери, сгорбившись, сидит темная фигура в наброшенном капюшоне.

Память об Алексее ещё была свежа, и я замерла, стараясь не выдать себя.

Но было поздно. Человек резко выпрямился и, подняв голову, посмотрел в мою сторону.

Кажется, мое сердце замерло, потом подскочило к горлу, а после — свалилось в живот, да так и осталось там, нервно трепыхающимся комком.

Слезы потекли сами собой, будто кто-то выкрутил вентиль.

Я сделала два шага, а затем, рванув вперед, упала перед Димой на колени и изо всех сил его обняла.

— Хей, привет, — меня осторожно обняли в ответ. — Прости, я заставил тебя волноваться.

— Черт с ним, — отмахнулась я. — Главное, что вернулся. Я уже думала, что не увижу тебя…

— Ну, мать для этого хорошо постаралась, — помрачнел он и скинул капюшон. — Мы можем войти, а уже потом поговорить? Я, честно говоря, немного подмерз, сидя здесь…

— Точно, — я взвилась на ноги и торопливо достала ключи. — Прости, я немного не в себе…

— Тебе незачем извиняться, — покачал Дима головой, медленно и неловко поднимаясь.

Я запоздало подумала, что не стоило так бросаться на человека, у которого недавно было тяжелое ножевое ранение. Или за три недели все прошло?..

— Сделаю тебе чаю, — решительно проговорила я, разуваясь. — Тебя надо согреть. А еще…

Дима молча поймал меня за локоть, притянул к себе и, обхватив лицо своими большими ладонями, нежно поцеловал в губы. А потом, сгорбившись, прижал так, что я оказалась чуть ли не полностью им окутана.

— Постой так, — пробормотал он мне в волосы. — Ты не представляешь, как я скучал.

Я лишь молча стиснула пальцами его куртку. Невероятно, но в этот момент мне было так хорошо, что даже плохо. Никогда не думала, что такое вообще возможно.

Потом я все таки обхватила его за талию, просунув руки под расстегнутую куртку и… Отпрянула в ужасе:

— Да ты же ледяной! Еще заболеешь! Сколько ты сидел под дверью?!

— Не помню, — как-то растерянно развел руками он. — Может, часа два.

У меня чуть волосы дыбом не встали.


— Так, ты идешь в душ, — сурово заявила я, стаскивая с него куртку. — Пока не отогреешься — чтоб не смел выходить, понял?

— Понял, понял, — хохотнул Дима, снимая ботинки.

— Почему ты не позвонил, в конце концов? — продолжала возмущаться я. — В последнее время я сильно задерживаюсь на тренировках, могла вообще ночью прийти!

— Я звонил, ты трубку не взяла, — развел руками он.

— Что? — вытаращилась я и торопливо достала мобильный, чтобы проверить список входящих. — Где?

— С мобильника отца. Мой телефон мать забрала…

Я некоторое время пялилась на неизвестный номер, от которого стоял пропущенный три часа назад.

— На тренировке ставлю на беззвучный, — сокрушенно пояснила я. — И перезваниваю только тем, кто вбит в телефонную книгу. Иди в душ, — поторопила его, отстраненно подмечая, что выглядит он вполне здоровым, даже не похудел. Разве что цвет лица… бледноват. — Потом я жду подробного рассказа.

— Само собой, — ухмыльнулся Дима и, поймав меня, крепко поцеловал.

А уже после этого, довольный, бодро зашагал в душ.

Я быстро переоделась и поспешила на кухню, заваривать чай.

В мыслях была приятная пустота. Мне впервые за три недели было так хорошо. Я наконец-то опять ощущала себя счастливой.

Дима зашел на кухню как раз, когда я разливала заварившийся чай по кружкам. И опять полез обниматься, да так неожиданно, что я чуть не вывернула на пол содержимое заварника. Но одергивать его не стала. Это то, что было необходимо и ему, и мне.

— Ты должна рассказать мне, как жила это время, — хрипло пробормотал Дэймон за моей спиной.

— Не раньше, чем ты расскажешь, куда пропал, — тихо выдохнула я.

— О, это длинная и печальная история, — как-то зло процедил он и, отойдя от меня, сел на табуретку. — Если коротко… У моей маменьки окончательно крыша поехала.

— Я это поняла, когда узнала, что тебя куда-то перевели, а потом — что она забрала твои документы из универа, — кивнула я. — Как ей это вообще удалось? Чем она тебе угрожала, чтобы получить подпись на заявлении?

— Думаешь, я знал? — вскинул Дима бровь. — Я думаю, она связями отчима воспользовалась. Меня перед фактом поставили: так и так, учиться ты там больше не будешь. Я давно столько матов родной матери не гнул…

Я тяжело вздохнула, смутно понимая, что не у одной меня были три весьма непростых недели в жизни.

— Короче, я пришел в себя в светлой комфортабельной палате с шикарным видом на сосновый лес, — прихлебывая чай, неторопливо заговорил он. — С решетками на окнах и тяжелой дверью, закрывающейся на кодовый замок. Я сначала офигел и подумал, что меня в психушку заперли.

— По описанию похоже, — содрогнулась я.

— Правда, потом мне счастливо пояснили, — кисло сказал мой «хакер», — что я нахожусь в лучшей клинике города, где получу такой уход и лечение, до которого ни одна из наших больниц не доросла. При этом меня запирали, мобильного не было, одежда — только местная. В общем… Я сразу понял: дело пахнет керосином. А уж когда к вечеру пришла мама… Ох… — скривился и, аккуратно поставив кружку на стол, крепко стиснул кулаки. — Я опущу все, что она несла… Основной пункт: я отбился от рук и пора меня наставлять на путь истинный. В него входило то, что в универ я не вернусь. Дескать, она все порешала, меня жду в Швеции, так что из клиники я сразу еду в аэропорт. Самолет, кстати, через пять дней… Меня, конечно, такие расклады не устраивали. Так что я планировал закатил скандал в аэропорту, если не получится вырваться раньше.

— И как ты выбрался? — с интересом спросила я.

— Чудом, — хмыкнул Дима, расслабляясь. — Мать предусмотрела почти все. Даже врача ко мне сопровождали два здоровых медбрата, с которыми я при всем желании не смог бы справиться. Отец как раз был в командировке где-то в Средней Азии и не на связи, а вернуться должен был только через неделю. Но папа вернулся раньше, позавчера, и сразу позвонил мне. Ясное дело не дозвонился… И принялся наяривать матери, не особо веря в заверения, что я там, где нет связи. Так что ей ничего не оставалось, как прийти и дать мне телефон.

— Она долго ругалась, когда ты ее отцу сдал? — усмехнулась я.

— Не знаю, — как-то устало отозвался он. — Я не стал рисковать и орать при ней, что меня держат взаперти, а использовал кодовую фразу, которую мы с отцом придумали, когда я был маленький…

— Кодовую фразу? — непонимающе нахмурилась я.

— Ага… Вообще, почему ты думаешь я до сих пор оставался рядом с матерью, хоть у нас отношения испорчены в конец?

Я молча развела руками.

— У нее тревожное расстройство. Давно уже. И оно зациклено на мне. На боязни потери. В этом вообще-то виноват мой отец, — со вздохом произнес Дима. — До развода они несколько лет жили в режиме тотальной войны, то сходились, то расходились. Папа доводил ее показательными изменами и часто словесно унижал. Потому, когда они наконец-то развелись, она вцепилась в меня мертвой хваткой и подняла все связи, чтобы оставить при себе. Плюс бабушка и дедушка тоже не желали отдавать меня бывшему зятю… И каждый раз, когда ей кажется, что я могу ее оставить, у нее начинаются панические атаки.

— А когда мы с тобой?.. — осторожно начала я.

— Да, — перебил он меня. — После того, как вы встретились. Это, кстати, был первый рецидив за последние шесть лет. Но в этот раз, после того, как она пришла в норму, я жестко сказал, что мне надоело. Пусть уже наконец-то лечится, а не использует ментальное состояние как способ контроля.

— Жуть… — содрогнулась я.

— В общем… Именно потому отец до сих пор раз в неделю-две звонит мне, чтобы узнать, все ли хорошо. В детстве мы с ними условились о кодовой фразе, которая дала бы ему понять, что в попытке удержать меня под контролем мать перешла все границы. Мне стоило только сказать ему: «А как поживает Барсик?» — и все. Кота у него не было и нет… Я, конечно, мог и прямо заявить, но побоялся, что мать замкнет настолько, что она меня в какой-то бункер спрячет.

— Разумно, — оценила я.

— Ну и вот… Вчера вечером я говорил с отцом, сегодня утром он был в городе. Подробности скандала я не знаю, но после обеда я был свободен. Одолжил у отца телефон, чтобы позвонить тебе. А, не дозвонившись, сразу рванул сюда. Глупо вышло, — невесело хохотнул он. — Но мне в тот момент ни один, кроме твоего, номер телефона не вспомнился.

— Мне льстит, — хихикнула я.