– Нападавших задержали?

– На автомашине были, мы их обстреляли, но машина уехала.

– Ждите. Вышлем санитарный автомобиль и нашу дежурную машину. Раненого в больницу с нашим сотрудником. Если раненый в сознании – пусть допросит, как выглядели нападавшие. А ты бери милиционера и наших ребят и на Лубянку.

– Понял.

Первой подъехала санитарная машина, им ближе. Хотя машина на базе грузовика «Рено», только крытая, на бортах красные кресты в белых кругах. Раненого погрузили, с ним сел Сельянов, самый опытный из чекистов. Санитарка уехала, через четверть часа прибыла легковая из ЧК, фаэтон «Руссо-Балт». Уселись, поехали. В движении не разговаривали. Да и разговаривать желания не было – холодно, дует встречный ветер сильно. Дежурный на Лубянке у всех документы проверил. Буквально на днях Алексей получил новое. Не бумагу с машинописным текстом, а удостоверение красного цвета. Внутри, на левой стороне надпись от руки. «Удостоверение № … Дано сие товарищу Семыкину В. А., что ему предоставляется право на арест всех подозрительных лиц в пределах Москвы и ее окрестностей. ЧК просит все гражданские, военные и железнодорожные власти РСФСР оказывать товарищу Семыкину В. А. полное содействие, что подписью и приложением печати удостоверяется. Подпись председателя ЧК и секретаря». На правой стороне фото, конечно, черно-белое и маленькое, но четкое.

До утра сам Василий Васильевич беседовал с милиционером, старался вытянуть все детали. Хуже всего с машиной. Ни чекисты, ни постовой не могли назвать модель, цвет. Темная, но черная, либо темно-зеленая, или бордовая – неизвестно. А еще непонятно, ранен кто-то в машине или убит. Если раненые есть, надо искать по больницам. Позже оказалось, что ранен был в руку сам главарь – Сабан. Еще один бандит был убит, а шофер ранен. Сабан отсиделся в Хамовниках. Рисковать бандой и везти шофера в больницу бандиты не стали, застрелили и сбросили тело в Яузу. На короткое время банда притихла. Сабану бандиты привезли на дачу «прикормленного» врача, тот оказал помощь. Немного придя в себя, Сабан уехал из Москвы в город Лебедянь Тамбовской области, где жила родня. После застолья и выпивки произошла ссора. Сабан возражений не терпел, схватился за оружие. При себе он всегда имел два заряженных револьвера. Открыв огонь, убил всю семью – восемь человек, не пощадив детей. На крики и выстрелы прибежали соседи. Противостоять соседям Сабан не смог, барабаны револьверов были пусты, а времени перезарядить, не было. Соседи выволокли бандита во двор и забили кольями до смерти.

После гибели Сабана руководство бандой перешло к «Капитану», Павлу Морозову. В банде оставалось три десятка человек, и они успели совершить налет на артель, похитив четыреста тысяч рублей. Ему не повезло сразу.

Уже 24 апреля его узнал сотрудник ЧК у Большого театра, начал преследовать. Павел ринулся в театр, но здание быстро оцепили чекисты и милиция, схватили. На допросах он выдал многих своих подельников – Степку Рябого, Капусту, Тефти-Вефти, Татарина, Глухого. И каждый сдавал других подельников. В общем, банду ликвидировали. Отдел, который возглавлял Фомин и в котором служил Алексей, назывался отделом по борьбе с саботажем, спекуляцией и фальшивомонетничеством. По мнению Алексея – преступления не очень серьезные, за исключением фальшивомонетчиков.

Своим прямым делом отдел еще толком не занимался. После переезда из Петрограда в Москву то операции по борьбе с анархистами, то «Красный террор» развернулся. Участвовали все отделы, невзирая на разные направления, службы, потому как численность сотрудников была невелика, а задач много. Мешало отсутствие опыта, не было наставников, работали методом проб и ошибок. Из числа сотрудников 37,8 % составляли члены партии большевиков, оставшееся большинство составляли так называемые «сочувствующие», то есть разделявшие идеи партии большевиков, но официально в члены не вступившие.

Алексей, служивший уже полгода, еще ни разу не видел саботажника или фальшивомонетчика. Спекулянты в его время были, только назывались солидно, бизнесменами. Фактически – лавочники, здесь купил, в другом месте продал дороже, перекупщики, не производящие ничего, если только деньги из воздуха. Одиночки, купившие пару сапог на одном базаре и продающие дороже эти сапоги на другом, ЧК не интересовали, только оптовики. А только или выявлять их не умели, или спекулянты действовали хитрее, чем ЧК. У спекулянтов опыт, зачастую образование. А среди чекистов похвастать высшим образованием могли единицы, по пальцам одной руки пересчитать можно. У большинства церковно-приходская школа, у иных гимназия. У Алексея закончен один курс университета, но о том он молчал, как и о своей судимости. Вот чего в избытке у чекистов было, так это энтузиазма и ненависти к угнетателям. Большевики за кратчайшее время ухитрились внушить рабочему классу, что интеллигенция, ученые, офицеры, враги – их враги, к ногтю их всех, как и священников, ибо религия – опиум для народа. В союзники к себе большевики записали крестьянство, ибо без хлебушка никакая власть существовать не может. И армия в большинстве своем состояла из выходцев из деревни. Но крестьянство как союзник был младшим и временным. Что самое нелепое, так руководили партией и страной те, кто ни молотка в руках не держал, ни за сохой не ходил. Профессиональные революционеры, не работавшие никогда, жившие на деньги от боевиков-бандитов своей партии, а то и вовсе на иноземные деньги. Сильная Россия не была нужна ни Европе, ни Америке. И господа-капиталисты в развале России преуспели. Но это был первый этап, вторым должен был идти раздел страны. Все хотели отхватить кусок, не исключая Японии.

Конечно, Алексею, прошедшему тюремные «университеты», многое было понятно о преступности. Его молодые товарищи, пришедшие в ЧК по набору, были из рабочей среды, о преступности знали мало. Чем преступник отличается от обычного человека? Отсутствием жалости к жертве, наглостью. Для него обмануть, ограбить, а то и жизни лишить – повод для довольства. Напрасно старушка или ребенок рыдают, пытаясь вымолить отобранные грабителем хлебные карточки, их мольбы не тронут каменное сердце преступника. Набить собственное брюхо, да еще покуражиться над жертвой, потом на воровской малине за пьянкой пересказать собутыльникам о своих подвигах – вершина мечтаний бандита.

Однажды поздним апрельским вечером Алексей возвращался на съемное жилье. Осталось пройти через подворотню и проходной двор. Устал за сегодня, пришлось весь день следить за крупным спекулянтом. Службы наружного наблюдения в ЧК не было, все выполняли обычные сотрудники. О приемах слежки Алексей имел отдаленное понятие, почерпнутое в фильмах об уголовном розыске во времена своей учебы в университете.

Повернул с улицы в переход, а там две тени. Да ладно бы влюбленная парочка. Женский голос о чем-то умолял. Алексей насторожился сразу, руку в карман опустил, ухватил рукоять «браунинга». Патрон уже в стволе, остается большим пальцем правой руки только снять с предохранителя и можно стрелять.

– Что происходит? – спросил Алексей.

– Помогите! – обратилась женщина.

И сразу мужской голос с хрипотцой:

– Шел бы ты своей дорогой, гражданин хороший!

Нет, не влюбленные воркуют, настоящий грабеж. Алексей выхватил пистолет.

– Стоять! Оружие на землю, если имеется.

– Ах ты, падла!

Сверкнул нож. Медлить нельзя, Алексей выстрелил в мужчину дважды. Незнакомец рухнул, секундная тишина и истошный визг женщины.

– Помолчите, я из ЧК!

Крик сразу оборвался. Послышался топот, под арку перехода ворвались двое мужчин.

– Стоять, милиция! Что происходит?

– Я из ЧК! Вот этот пытался ограбить гражданку. На мое требование бросить оружие пытался пырнуть меня ножом.

Постовые в растерянности. Был бы Алексей обычным гражданином, доставили в участок, изъяв оружие. У чекиста оружие изымать нельзя, он выше по статусу. Алексей о порядке знал.

– Постовой, сопроводите женщину и меня в отделение. Она свидетель, даже потерпевшая. Пусть дежурный снимет показания. Второму постовому охранять тело, пока не прибудет подвода. Не пугать же ему в переходе прохожих? Да, и пусть кто-нибудь из бывших на его рожу посмотрит, может опознает.

– Есть.

Под «бывшими» понимались сотрудники императорской сыскной полиции. Многих уголовников они знали в лицо. Ныне их привлекали как консультантов – подсказать, но ведение дел не доверяли.

Женщину в отделении допросили, записали в протокол. Алексей написал докладную, предъявил документы. Докладную придется писать еще у себя в отделе. Но Алексей об убитом не жалел. Одной мразью на свете меньше стало. Женщина при свете керосиновых ламп оказалась молодой девушкой. Дежурный укорил ее:

– Что же вы так неосторожно? Вечер поздний, дома сидеть надо!

– Я с работы шла, телефонисткой работаю, со смены.

Через день из отделения милиции телефонировали. Убитый оказался Яшкой Слепым, был опознан бывшим сотрудником царской полиции, имел характерную примету – бельмо на левом глазу. Сотрудники императорской полиции, как и жандармы, имели картотеку, в которой и фамилия и год рождения, и перечень преступлений описан, возможные адреса проживания, фото, характерные приметы. Сотрудники картотеку пересматривали часто, помнили по фото и особым приметам наиболее злостных или разыскиваемых преступников. После революции полицию распустили декретом, как и другие органы, причем бездумно, ибо сломали то, что необходимо любой власти и в любой стране, даже пограничников, таможенников. Уголовники воспользовались моментом. Вламывались в пустующие здания, жгли картотеки, уголовные дела, забирали личные дела сотрудников, в которых были адреса. В вакханалии первых месяцев наиболее опытных и активных бывших сотрудников полиции и жандармерии убивали. Никто убийц не искал, властям было не до уголовщины, удержаться бы на вершине власти. Уголовники в те годы поживились знатно, ибо были ограблены и музеи, и ювелирные дома, и состоятельные жители. И наводка легальная, великолепная – адресная книга. Грабь, воруй, убивай прямо по списку.

Через несколько дней сотрудников отдела собрал Василий Васильевич, начальник.

– Из магазина «Мюр и Мерилиз» поступила информация, что вчера сразу в двух отделах расплатились фальшивыми денежными знаками. Купюры крупного достоинства – по 5 и 10 тысяч. Ознакомьтесь.

На столе у Фомина тонкая пачка денежных знаков. Сотрудники разобрали. Кстати, «Мюр и Мерилиз» это название крупного магазина на Красной площади, ныне ГУМ.

Сколько ни смотрели сотрудники на купюры, а понять, что они фальшивые – не могли. Качество защиты от подделок никудышное. Ни водяных знаков, ни специальной краски, ни особой бумаги, которая хрустит – не было. Денежные знаки печатали в нескольких типографиях на обычной бумаге, а поскольку краска была разных серий, то отличался даже цвет. Фомин поставил задачу – для начала установить, в типографии это было сделано, скажем – в сверхурочное время, или на печатном подпольном станке. По государственным типографиям Фомин сомневался. Во-первых, у всех денежных знаков один и тот же номер, на что сотрудники не обратили внимания, поскольку раньше с фальшивыми деньгами не встречались. Выходило – было клише. Еще одним подтверждением было отсутствие точки на подписи. На настоящей денежке точка была.


После обсуждения было решено сообщить кассирам государственных учреждений о подделке, чтобы в случае появления постарались запомнить сбытчика – одежду, лицо. И по возможности дать сигнал постовому. Не везде они были поблизости, но возле «Мюра и Мерилиза» были точно. Центр города, Красная площадь, из Спасских ворот выезжают машины с членами ЦИК и партии. Были на площади не только постовые, но и чекисты, причем в цивильной одежде, никаких кожанок и «маузеров» в деревянной кобуре.

Алексей попал в группу, которая должна была выявить сбытчиков. С чего начинать, не знал никто. По большому счету Алексей не понимал, зачем несколько чекистов должны заниматься мелочевкой. Инфляция страшная, покупательная способность денежных знаков падала за месяц вдвое-втрое. Только позднее осознал – Фомин тренировал чекистов на мелочевке сознательно. Пусть приобретут навыки, опыт. А дойдет до серьезного, сотрудники будут знать, как действовать.

Зарплата не играла в то время такую роль, как натуральные выплаты. Трудящимся выдавали продовольственные карточки на продукты питания. Нормировалось всё. Хлеба на рабочую карточку 1,5 фунта в день (около 700 граммов), сахара – 2,5 фунта в месяц (около одного килограмма), крупа – 0,5 фунта (220 грамм) в месяц, мясо – 2 фунта в месяц (900 грамм), яйца – 20 штук в месяц. На одну рабочую карточку выдавалась одна иждивенческая, где нормы были уполовинены. Оплачивались продукты по карточкам по твердым ценам. В 1918 году – 75 % от стоимости, в 1919 году – 10 %, а с 1920 года выдавались бесплатно. Паек выдавался по категориям, самый калорийный и весомый – высший. Так же на предприятиях бесплатно выдавалась спецодежда. Однако карточки подделывались. Например, по переписи, в Петрограде в 1918 году числилось 1 млн 469 тыс. человек, а карточек отоварили на 1 млн 752 тыс. человек. Это было одной из причин отмена карточек с октября 1922 года. Но и с зарплатой были перекосы. Например, заработок инженера высшего, 35-го разряда, был меньше, чем чернорабочего самого низкого, первого разряда.

В связи с неконтролируемой эмиссией денег 19 января 1920 года Народный банк был упразднен. Право выпуска денег передано Наркомфину. С июля 1921 года по январь 1922 года Наркомфин тоже ухитрился выпустить в обращение 14 триллионов совзнаков.

И только в октябре 1922 года Госбанк выпустил банковские билеты – в 25, 50 и 100 червонцев. Один червонец был равен 7,74 грамма золота и приравнивался к царской десятирублевке. Кроме того, выпустили банковские билеты в 1, 2, 3, 5, 10 червонцев. Инфляцию удалось сдержать, но в 1924 году снова провели денежную реформу.

В магазине, куда отправились чекисты, они долго беседовали с кассирами, продавцами. Сбытчиков фальшивых денег никто не запомнил. Другое дело, что если бы кассиры знали признаки подделки, ту же отсутствующую точку, то внимание обратили. Но выполнить тщательный просмотр купюр было нереально. Например, пальто стоило миллионы, а самая большая купюра номиналом в пять тысяч. Продавцу вручали сразу увесистую пачку. Тут бы впору успеть пересчитать, не до выявления фальшивки.

Неделя ушла на бесплодные поиски, а затем их отдел, почти в полном составе, отправили в Тамбовскую губернию, где начались крестьянские волнения. Антоновский мятеж был одним из самых крупных крестьянских восстаний против Советской власти. И начался он в Тамбовской губернии, перекинувшись потом на другие губернии – Воронежскую, Саратовскую, Пензенскую. В том году в Тамбовской губернии случилась засуха, хлеба было собрано всего 12 миллионов пудов, а по продразверстке крестьянам предписывалось сдать 11,5 миллиона пудов. Если исполнить, селян ждет голод. Крестьяне стали уклоняться от сдачи зерна, прятать его. Шлихтер, председатель Тамбовского губернского исполкома, во главе продотрядов – вооруженных солдат и чекистов – стал изымать хлеб, а сопротивляющихся без колебаний расстреливал. На жестокие действия Шлихтера наложилось еще обстоятельство. Шли бои Красной армии и Белой гвардии на юге и Украине. Советская власть проводила мобилизацию мужчин в возрасте от 21 года до 25 лет, отправляла, фактически не обучив, поездами на юг против Деникина. В Белой армии офицеры, имеющие опыт боевых действий против германцев, потери среди красных новобранцев большие. Многие новобранцы стали дезертировать – в обмундировании, с оружием. Дезертиры стали сбиваться в банды, называли себя «зеленой» армией, зачастую занимаясь грабежами населения, пропитание добывать надо и делали это силой оружия. Крестьяне как между молотом и наковальней. Красные хлеб отбирают, дезертиры не только хлеб, но и мясо и масло. Где искать защиту? Вспыхнул бунт. Продовольствие выменивали на оружие, захватывали у милиции. Уже летом 1919 года в отряде бывшего начальника Кирсановской милиции Александра Антонова было полторы сотни человек. Да еще 18 августа 1919 года генерал-лейтенант Мамонтов своей конницей захватывает Тамбов, передает повстанцам оружие со складов. Многие селяне вливались в отряды. Большинство служили ранее в императорской армии, с оружием обращаться умели. Подавляющее число служивших как раз были из крестьян, да и страна была не столько промышленной, сколько аграрной.

Повстанцы стали убивать представителей власти, милиционеров, чекистов, бойцов продотрядов, коммунистов в захваченных селениях. Шлихтер объявил в губернии осадное положение, создал оперативный штаб, засыпал руководство страны телеграммами об угрожающем положении. Сначала Шлихтер собрал карательный отряд и решил подавить восстание своими силами. Был разбит 31 августа, бежал в Тамбов, откуда Мамонтов был выбит Красной армией. Шлихтер был снят с должности. Из-за серьезности ситуации Ленин поручил Дзержинскому разгромить антоновщину. Повстанцы уже объединились и представляли серьезную силу. Их возглавил бывший поручик, Георгиевский кавалер Петр Токмаков. Численность повстанцев составляла уже пятьдесят тысяч, и Токмаков разделил их на две армии. Первую возглавил сам, а второй командовал Александр Степанович Антонов, член партии эсеров. В благодатную черноземную землю Тамбовщины, богатую урожаями хлеба, тогда съехались пятьдесят продотрядов со многих городов – Петрограда, Москвы, численностью до пяти тысяч человек. Как правило, командовал продотрядом комиссар, при нем два-три десятка бойцов. Вели себя жестоко, как на территории противника. Масла в огонь подлило массовое закрытие властью церквей и гонения на священников. Юродивые кричали: «Красный антихрист пришел!»

Повстанцы образовали на территории трех уездов – Тамбовского, Борисоглебского, Кирсановского, своеобразную «крестьянскую республику» со своим уставом и управлением. Поскольку повстанцами была перерезана Юго-Восточная железная дорога, лишившая Москву подпитки продовольствием из южных областей, Политбюро ЦК РКП(б) решило перебросить для подавления восстания воинские части с фронтов, причем в полном составе – с танками, самолетами, бронеавтомобилями и бронепоездами. С самолетов разбрасывали листовки, разработанные Каменевым, Бухариным и Преображенским, где был текст об отмене продразверстки и введении продналога. Продналог предусматривал обязательную сдачу не всего урожая, а определенной его части. Часть крестьянства купилась на посулы большевиков и вернулась из отрядов мятежников в свои селения. Целью воззвания было расколоть лагерь повстанцев, что частично удалось.

Для подавления мятежа на место прибыло руководство – от партии большевиков председатель ВЦИК Антонов-Овсеенко, а военных представлял командарм М. Тухачевский. Используя данные им неограниченные полномочия, руководство издало приказ о нескольких пунктах.

1. Граждан, отказывающихся назвать свою фамилию, расстреливать на месте.

2. В селениях, где скрывается оружие, брать заложников и помещать их в особые лагеря.

3. В случае нахождения в избе оружия, старшего в семье расстреливать на месте без суда.

4. Семья, в доме которой укрылся мятежник, высылается из губернии в отдаленные районы, имущество конфисковывается, старший в семье расстреливается на месте без суда.

5. В случае бегства семьи дом сжигать.

6. Приказ проводить в жизнь сурово и беспощадно.

Кроме войск в Тамбовскую губернию были направлены милиционеры и чекисты из крупных городов, в первую очередь Москвы и Петрограда.

Когда приказ довели до чекистов, не все, особенно беспартийные, приняли его безоговорочно. Тем более что партия большевиков требовала проводить приказ в жизнь без слюнтяйства. В лагеря заложниками брали и беременных женщин и детей.

В отряды по борьбе с мятежниками входили и чекисты, и милиционеры, по нескольку человек на роту бойцов. Наверное, больше для пригляда за самими солдатами, многие из которых были мобилизованы из села и зачастую сочувствовали повстанцам.

Вошли в одно из сел, население сопротивления не оказало. Красноармейцы начали прочесывать домовладения. В каждый двор входили по пять-шесть красноармейцев, начинали обыск амбара, конюшни, других хозяйственных построек. Искали оружие и зерно. Зерно крестьяне оставляли на посевную, без него не будет урожая. Сами голодали, ели лебеду, жмых, но семенной фонд не трогали. А бойцы выгребали и его. Никто не думал, чем будут сеять крестьяне, соберут ли летом урожай? Пока бойцы занимались дворовыми постройками, избу осматривал командир отделения, с ним один-два бойца. Вели допрос – где муж? Есть ли оружие? Зачастую, пользуясь беззащитностью селян, отбирали ценности – серебряное колечко, серьги. Но крестьяне уже опыт имели. То белые их грабили, то зеленые, то красные. И потому ценности невеликие надежно прятали. Кто в лесу закапывал, запоминая место, другие под стреху крыши закладывали. Ранешние потаенные места – за иконами, уже не годились. Для красных ни икона, ни алтарь ничего не значили.

Алексей мимо избы проходил, по двору сновали красноармейцы. Из избы донесся женский заполошный крик, звуки ударов. Бойцы во дворе не реагировали, уже свыклись. Алексей решил зайти, свернул, прошел через распахнутую калитку, вошел в избу. Боец у раскрытого сундука склонился, командир отделения кулаком в кровь бьет деда. Молодка в угол забилась, кричит в ужасе. «Комод», как называли сокращенно командира отделения, приказал бойцу:

– Выведи бабу во двор, орет, ажно уши закладывает.

После революции офицерский корпус распустили. С ними ушли и звания. Командиров отделений, взводов, рот и выше, стали называть по должностям – комкор (командир корпуса), комбриг (командир бригады), комроты (командир роты). А еще ликвидировали погоны в армии, они «якобы» символизируют царских золотопогонников, генералов. В 1943 году вернули погоны, офицеров стали называть офицерами, а не краскомами, то есть красными командирами. И генералы вернулись, что не помешало одерживать победы. Только до возврата преемственности армии не дошли, не гордились подвигами предков.

Боец ухватил молодую женщину за волосы, выволок во двор. «Комод» же достал из кобуры револьвер, стал бить деда рукоятью.

– Где хлеб прячешь? Где сын? В повстанцы подался?

– Не бей! Сын три года, как от брюшного тифа помер. А хлеба нету. Стар я за сохой стоять, у меня даже коня нет, вот как перед Христом!

Глух «комод» к мольбам старика. Ударом на пол его свалил, начал ногами пинать. «Комод» Алексея видел, видимо – выслужиться решил, в раж вошел, удар за ударом так и сыплются на старика. Бедняга уже стонать перестал. У Алексея от злости желваки на челюстях вспухают. Немощного бить, как и ребенка, последнее дело. А запретить нельзя. Как в том приказе? Исполнять сурово и беспощадно! Но рожу «комода» запомнил и через пару дней встретил случайно у избы, превращенной в казарму. «Комод» козырнул, а Алексей приказал:

– Дай-ка мне свой револьвер.

«Комод» протянул оружие. Алексей ствол понюхал.

– Стрелял недавно? Порохом пахнет.

– Никак нет.

– Убийцу ищем. Кассира уездного казначейства убили.

– Не слыхал.

Да и как «комод» мог слыхать, если Алексей соврал. Алексей носом потянул.

– Да от тебя спиртным разит! Пил на службе?

– Полстаканчика с устатку, – не стал запираться «комод».

– Это что за непорядок? – Алексей пальцем в

Вы прочитали книгу в ознакомительном фрагменте. Купить недорого с доставкой можно здесь.