— Может, вы думаете, что у меня и вещей-то вовсе не было, о которых я сделала заявление?
— Нет, как раз об этом я не думаю. На следствии подтверждено, что все вещи, о которых вы заявили, у вас были. А теперь их нет.
Сладкова небрежно сунула незажженную сигарету в пепельницу. Лицо ее приняло жесткое выражение.
— Так в чем же дело, Александр Николаевич! Разве это не убедительный аргумент?
— Конечно, Ия Александровна, но не будем забывать и о других аргументах.
— Что вы еще приготовили? Выкладывайте.
— Ия Александровна, тогда, когда уходили ваши соседки из дома и возвращались домой, у парадной отдыхали супруги Соколовы, — начал Малюков. — Они там находились неотлучно.
— И что из этого? — нетерпеливо перебила Слад-кова.
— А то, что из парадной за это время никто не выходил, и вообще они никаких посторонних людей не видели.
— Они себя-то еле различают, — съязвила Сладкова.
— Гражданки Агеева и Денисова тоже заявили, что ничего подозрительного не видели, — продолжал Александр Николаевич.
— А это еще кто такие?
— Они тоже были у парадной и даже разговаривали с вашими соседками. Так что, как видите, незаметно через парадную преступники войти и выйти не могли…
— Они могли проникнуть и улизнуть через чердак.
— Исключено. В момент осмотра чердачная дверь была заперта на висячий замок со стороны лестницы. Это отражено в протоколе осмотра.
— А может, они живут в нашем подъезде?
— И эта версия исследована. Все проживающие по вашей лестнице тщательно проверены.
— Что ж, ищите. — Сладкова поднялась со стула и вышла.
— Невелик узелок, да крепко затянут, — сказал Малюков, когда они остались с Мироновым вдвоем. — Удар, говорит, сбил с ног, а следа не оставил. Чудеса, да и только.
— А если никакого удара не было? — спросил Миронов. — И сознание не теряла. Врет она все…
Александр Николаевич развел руками.
— Бывает, Алексей Павлович, все бывает. И то, и другое.
— А если орудовала вкупе с преступниками?
— Предположения. Видишь, сколько их набирается, — сказал Малюков. — А доказательство должно быть одно. Доказательство, подтверждающее нападение или исключающее его. Виновность, а равно и невиновность мы с тобой, Алексей Павлович, обязаны доказать. Пока не уличен — не виновен. Нужны улики. Неопровержимые. А их нет. Нужна хотя бы одна вещица. Пока ее нет, вся работа не более чем дым. Отобьем одну версию, появится другая. Мобилизуй лучших своих розыскников. Делай все, что хочешь, а найди. Слышишь, найди!
Они некоторое время смотрели друг на друга. «Неужто эта ушлая женщина все-таки обведет меня вокруг пальца?»— думал Малюков. «Почему же молчит Осокин?»— тревожился Миронов. Накануне он поставил своему заместителю такую задачу: найти что-нибудь из вещей, значащихся в списке Сладковой, дополнительно опросить ее сослуживцев, составить список лиц, услугами которых она могла воспользоваться, проверить комиссионные магазины и ломбарды.
— Теперь, Ия Александровна, мне хотелось бы коснуться деликатной темы, — сказал следователь Сладковой при следующей встрече. — Женщине в вашем возрасте свойственно быть ангелом-хранителем семейного очага. А вы живете в гордом одиночестве.
Сладкова отвела глаза и промолчала. Дала тем самым понять, что не намерена обсуждать эту тему, но Малюков словно бы этого и не заметил.
— С мужем почему-то расстались…
— Развод к делу не относится, — недовольно сказала Сладкова.
«Как знать, как знать», — про себя заметил Александр Николаевич. — Ваш муж…
— Сыта им по горло, — нетерпеливо перебила Ия Александровна. — Слышать о нем не хочу.
— Вот те и раз! Разлюбили, значит?
— О, боже — любили, разлюбили… Это чувство дается не каждому. Моему бывшему мужу в том числе.
— Следствие располагает несколько иными данными, — возразил Малюков. — Установлено, в частности, что вы в Семене Абрамовиче в свое время души не чаяли.
— Вы и такие сведения собирали? — грустно усмехнулась Сладкова. — Откуда же, если не секрет, они у вас?
— Из материалов дела, конечно. Ваша мать была против брака, отговаривала, утверждала, что Семен Абрамович вам не пара. А вы? Обиделись. Плакали, уверяли в обратном. Говорили, что жить без него не можете. Было такое?
Сладкова молчала. Следователь говорил правду. В девичестве она действительно была увлечена Семеном. Со временем чувство потускнело, но Ия по-прежнему испытывала к мужу если и не пылкую любовь, то что-то похожее на глубокую привязанность, тянулась к нему, вечно занятому, корпевшему над диссертацией. Угадай муж этот момент, подойди, она бы вновь загорелась, но он не угадал. Не поддержал ее муж и в то время, когда она зашивалась на работе, пытаясь разобраться в неприглядных людских проступках. Уходила в себя, черствела, замороченная сомнениями и неудачами.
— Было, — вздохнула она. — И быльем поросло. Сухарь он, зануда.
— Вместе прожили пятнадцать лет. Была семья, а вы так говорите… с пренебрежением, с иронией. Все у вас легко и просто.
— Не надо песен. Вы же умный человек, а рассуждаете… — Помолчав, добавила с грустью: — Кому известно, как мне жилось? И кому до этого дело? Кому?
— А сын как? Его вы тоже разлюбили? Почему парень не с вами, а с отцом?
— Почему, почему. Так он сам захотел, а я не возражала. Что вы ко мне в душу-то лезете?
— Ищу мотивы преступления, — спокойно ответил следователь.
— Где? В моей жизни? Смешно!
— Нисколько. Закон обязывает найти эти мотивы.
— Ну тогда ищите, копайтесь, изучайте. Я не против. Да если бы и была против — вы все равно…
— Правильно. Я все равно бы искал.
Малюков взял в руки альбом с фотографиями и стал его листать. На него глядели милые, улыбающиеся, счастливые лица. И везде на первом плане Ия Александровну — гордая, уверенная в себе. Женщина, на которой держатся благополучие и мир в семье. Так оно, в сущности, и было до некоторых пор…
— Ваш сын, надо полагать? — спросил Александр Николаевич, указывая глазами на симпатичного паренька, сосредоточенно смотрящего вдаль.
— А вы что, не знаете? — усомнилась Сладкова.
— Я не видел вашего сына, — не отрывая взгляда от альбома, ответил Малюков.
На четырех страницах были наклеены фотографии, на которых Ия Александровна снялась вместе с элегантным брюнетом. Энергичная челюсть, рельефные надбровные дуги, кудрявая шевелюра… Снимки на фоне ресторана «Гагрипш» и гостиницы «Абхазия» в Гаграх, на Стрелке Васильевского острова в Ленинграде, у ресторана «Олень» в Зеленогорске и у «Витязя» в Пушкине, у ресторана «Арбат» в Москве и ряд других. «Почему в список своих знакомых Сладкова не внесла этого человека? Какие у нее с ним взаимоотношения? Что их связывает?» — раздумывал Малюков.
— Судя по всему, вы общались с этим мужчиной, — сказал следователь, взглядом показывая на фотографии. — Бывали с ним и в ресторанах. Кстати, вот вы с ним вместе за накрытыми столиками. Где это было?
— С каких пор под надзор правоохранительных органов попала любовь? — изумленно спросила Ия Александровна. — Но уж если вам хочется, то извольте. — Она пододвинула к себе альбом и стала охотно пояснять: — Вот на этой фотографии — в ресторане «Кавказский», на Невском; на этой — в ресторане «Баку», на Садовой; а вот на той — в ресторане гостиницы «Интурист» в Одессе. Ну и что же из всего этого следует?
— А следует то, что вы часто общались с этим мужчиной, а его фамилию в список ваших друзей почему-то не внесли. Почему?
— Не считала нужным. Оберегала. Человек он не простой — государственный. И самый близкий для меня. А теперь скажу: его зовут Гогия Чипашвили, он заместитель министра по строительству Абхазской АССР. Как-то летом я отдыхала в Гаграх, тогда с ним и познакомилась.
— Будучи еще замужем?
— Ну и что? — тряхнула головой Сладкова.
— Ия Александровна, а как же семья? Дом, сын, муж?
— Не говорите мне о муже, прошу вас. Я его ненавижу. Стал следить за мной, бегал ко мне на работу, доносил, добивался моего увольнения из органов.
— Я разговаривал с вашим бывшим мужем. Он мне понравился, — сказал Малюков.
— Он всем нравится, — съязвила Ия Александровна.
— Кроме вас, — улыбнулся Малюков и, выждав немного, продолжал: — Натура у него, чувствуется, широкая, добрая. Он любил вас, проявил немало терпения, старался сохранить семью.
— Старался, — передразнила Сладкова. — Если бы так, то не катил на меня бочку. Из-за него меня с работы уволили. И вообще прошу вас о нем не вспоминать. Тем более что это к делу не относится.
— Бегал на работу, катил бочку, требовал увольнения… Как раз наоборот. Его вызывали к вам на работу из-за вашей же расхлябанности, потому что вы прогуливали, не появлялись неделями. Он же вам об этом говорил.
— Ну, говорил, а мне-то от этого не легче.
— Но зачем же напраслину возводить на человека, который этого не заслужил?
Ия Александровна достала сигарету, закурила. Выпуская колечками дым, уставилась в одну точку. Она пыталась скрыть свое волнение, но получалось это у нее плохо. Она никак не ожидала, что этот с виду мягкий и обходительный следователь окажется таким дотошным.
— Значит, у вас были планы с Гогия? — поинтересовался Малюков.
— Конечно. И самые серьезные. Но почему — были? Они есть. Он разведен, живет под Сухуми, у него роскошный дом, машина.
— Вы бывали у него?
— Нет, он мне показывал фотографию своей виллы. Но пока меня он там не может принять. С бывшей женой еще не все уладил — достраивает ей дом.
— Где сейчас находится Гогия?
— Он скоро приедет в Ленинград. А как только приедет, мы с ним поженимся. Поеду жить к морю.
— Уточните еще раз: кем он работает?