— Тебе еще и четырнадцати нет, а ты уже пристрастился к спиртному. Что же будет дальше, как думаешь? Неужели пить так приятно?
На лице Андрея медленно проступали багровые пятна. Совесть «замандражила», как он выразился однажды.
— Как вам сказать? Если откровенно, сперва было приятно, а потом пьянею и дурею, — говорил Пухов.
— Почему же так?
— Не знаю. Дурак и есть дурак, — выпалил он. Антонина Яковлевна улыбнулась.
— Лечиться надо…
— Лечился, — перебил парень. — В психиатричке лежал. Сказали, что в мозгу эта… фисфункция. Она, говорят, у многих.
— Как это «у многих»?
— Ну, у тех, кто от алкоголиков.
Миронов переглянулся с Карениной, сидевшей напротив Пухова: она присутствовала в качестве педагога при допросе несовершеннолетнего.
— И когда ты встретился с Федуловым в последний раз? — спросила следователь.
Пухов вспоминал или медлил.
— Может, в воскресенье? — помог Миронов.
— Не-а, — неуверенно произнес он, глядя в пол.
— Был на карьере? — Майор наклонился, пытаясь заглянуть в его глаза. — Ну, чего молчишь? Был?
Наблюдая за парнем, Алексей Павлович не торопясь достал пакет. Вытащил из него веревку, делая вид, что рассматривает ее.
— Узнаешь? — переключив внимание на Пухова, в упор спросил Миронов.
Парень привычно задрал подбородок. Взгляд его был чист и невинен.
— Узнаю, — признал он.
— Откуда она у тебя?
— Федулов принес.
— Зачем?
— Хотел повеситься.
Наступило короткое молчание. Миронов переспросил:
— Повеситься, говоришь?
— Да, — подтвердил Андрей, явно довольный произведенным эффектом. — Его слабаком не назовешь. Он сильный. Он мог.
— Сильный, говоришь, и — повеситься. — Миронов старался поддержать разговор, не дать ему угаснуть. — Нет, Андрей, ты что-то напутал.
— А сильные — они все такие, — убеждал Пухов. — Мне бы, например, такое не сделать. Струсил бы. А он…
— Ну, а причина? Из-за чего? Говорил что-нибудь?
— Жаловался, что жизнь не задалась. Надо, мол, кончать.
— Дальше!
— А что дальше? Потолковали малость.
Майор пододвинул стул к Пухову.
— Вспомни, Андрей, о чем конкретно толковали. Вспомни, это очень важно.
Наступила пауза, достаточная для того, чтобы вспомнить разговор, который представлял какую-то важность для сидевшего напротив человека, чем-то похожего на отца, только без пьяной ухмылки.
— «Повеситься, — спрашиваю, — хочешь? — заговорил Пухов. — А кому, — интересуюсь, — нужна твоя смерть? Кому — отцу? Матери? А может, Маринка от тебя отвернулась?» Это соседская девчонка. Нравилась ему.
— А он? Он что сказал?
— Ничего не сказал. Заплакал, но, чтобы скрыть слезы, отвернулся и стал смотреть в окно.
— Где Федулов сейчас, знаешь?
Парень выдержал паузу до тех пор, пока молчать дальше было просто невозможно.
— Откуда мне знать? Дома, наверное.
— Он же у тебя собирался жить?
— Собирался, да, видно, передумал.
— Ав подвале были?
Пухов смотрел в угол, соображая что-то.
— А что — нельзя? — огрызнулся он. — Зашли и вышли. Чего тут?
— Зашли, говоришь, и вышли? — переспросила Арева.
Андрей, зыркнув на офицера, перевел взгляд на следователя и шмыгнул носом. — Что, ищете? Сбежал Серега?
— Предположим, так, — допытывался Миронов. — Где он?
Пухов вдруг почувствовал неодолимое желание возражать, спорить, врать — все что угодно, но только чтобы поперек.
— На чердаке. Там ему интереснее. Там была его подружка. Вот к ней и помчался. Я их когда-то свел, а теперь они друзья…
…Пухов шел впереди. Следом плелся Сергей.
— Андрей, куда ты меня тащишь? Объясни, я так устал, что ноги не идут, — невнятно бормотал Федулов.
— Куда-куда? Куда надо, туда и идем, а ты не отставай…
Шли мрачными переулками, перепрыгивая через грязные лужи и кучи строительного мусора. В голове у Сергея гудело, во рту пересохло и стало горько, словно все спеклось.
— Водички бы попить…
— Сейчас придем, потерпи немного, уже близко. Там мои друзья собираются, я познакомлю те$я с ними…
Дружки юркнули в подъезд и полезли вверх по узенькой затемненной лестнице. Вдруг Сергея кто-то цепко схватил за руку.
— Куда прешь, белый? — прошипел сиплый голос. Андрей решительно оттолкнул парня, пропуская Федулова вперед. Но сиплый голос не сдавался:
— Это же он. Он смотался тогда. Слегавил, сука!
Из полумрака выступил угрюмый паренек с измазанным грязью лицом.
— Кто? — спросил сиплый голос.
Хрупкий желчный паренек ткнул рукой в сторону Сергея:
— Хмырь этот.
Крепыш подошел к Федулову поближе и стал в упор его рассматривать, прощупывать. Старался, естественно, одновременно произвести впечатление на новичка. А заодно и припугнуть — пусть тот почувствует, с кем имеет дело. Чтобы быть лидером, надо постоянно доказывать другим, что имеешь право на первенство. Доказывать, конечно, приходится не только надутыми щеками, но и кулаками.
— Ты, значит, слегавил? — Крепыш сощурил и без того маленькие глазки. Он тут верховодил.
Пухов стоял чуть в стороне. Не вмешивался в разговор, наблюдал молча. Федулов глянул на него: он не понимал, о чем идет речь, где это он «слегавил». Андрей небрежно обронил:
— Брось, Колпак! Что пристал к парню?
Крепыш искоса оценил поведение остальных, но те, кроме желчного паренька, занимались своим делом.
— Сматывай! — Колпак прицельно сплюнул Пухову под ноги. Тут же полуобернулся и ребром ладони ударил Сергея по лицу.
Федулов согнулся от боли, но не упал, устоял на ногах.
— Ты что, офонарел? — выкрикнул Андрей свое любимое выражение, подкрепив его отборной матерщиной. Он достал из кармана грязный платок, обтер лицо Сергея.
— Сматывай, сволотень! — наступал Колпак. На этот раз он высморкался двумя пальцами. Дернулся и тут же рухнул от Андреева удара по голове.
— Молоток! — подбадривали Пухова пацаны, крича и веселясь.
Федулов весь сжался, совсем протрезвел. В растерянности он не знал, что предпринять. Одно знал: надо уносить ноги, пока жив. Он боялся Колпака, который вызывал у него тягостное отвращение и смутное чувство чего-то дурного. Хотя в короткой потасовке Андрей и взял верх, все равно дело худо.
На лице Андрея медленно проступали багровые пятна. Совесть «замандражила», как он выразился однажды.
— Как вам сказать? Если откровенно, сперва было приятно, а потом пьянею и дурею, — говорил Пухов.
— Почему же так?
— Не знаю. Дурак и есть дурак, — выпалил он. Антонина Яковлевна улыбнулась.
— Лечиться надо…
— Лечился, — перебил парень. — В психиатричке лежал. Сказали, что в мозгу эта… фисфункция. Она, говорят, у многих.
— Как это «у многих»?
— Ну, у тех, кто от алкоголиков.
Миронов переглянулся с Карениной, сидевшей напротив Пухова: она присутствовала в качестве педагога при допросе несовершеннолетнего.
— И когда ты встретился с Федуловым в последний раз? — спросила следователь.
Пухов вспоминал или медлил.
— Может, в воскресенье? — помог Миронов.
— Не-а, — неуверенно произнес он, глядя в пол.
— Был на карьере? — Майор наклонился, пытаясь заглянуть в его глаза. — Ну, чего молчишь? Был?
Наблюдая за парнем, Алексей Павлович не торопясь достал пакет. Вытащил из него веревку, делая вид, что рассматривает ее.
— Узнаешь? — переключив внимание на Пухова, в упор спросил Миронов.
Парень привычно задрал подбородок. Взгляд его был чист и невинен.
— Узнаю, — признал он.
— Откуда она у тебя?
— Федулов принес.
— Зачем?
— Хотел повеситься.
Наступило короткое молчание. Миронов переспросил:
— Повеситься, говоришь?
— Да, — подтвердил Андрей, явно довольный произведенным эффектом. — Его слабаком не назовешь. Он сильный. Он мог.
— Сильный, говоришь, и — повеситься. — Миронов старался поддержать разговор, не дать ему угаснуть. — Нет, Андрей, ты что-то напутал.
— А сильные — они все такие, — убеждал Пухов. — Мне бы, например, такое не сделать. Струсил бы. А он…
— Ну, а причина? Из-за чего? Говорил что-нибудь?
— Жаловался, что жизнь не задалась. Надо, мол, кончать.
— Дальше!
— А что дальше? Потолковали малость.
Майор пододвинул стул к Пухову.
— Вспомни, Андрей, о чем конкретно толковали. Вспомни, это очень важно.
Наступила пауза, достаточная для того, чтобы вспомнить разговор, который представлял какую-то важность для сидевшего напротив человека, чем-то похожего на отца, только без пьяной ухмылки.
— «Повеситься, — спрашиваю, — хочешь? — заговорил Пухов. — А кому, — интересуюсь, — нужна твоя смерть? Кому — отцу? Матери? А может, Маринка от тебя отвернулась?» Это соседская девчонка. Нравилась ему.
— А он? Он что сказал?
— Ничего не сказал. Заплакал, но, чтобы скрыть слезы, отвернулся и стал смотреть в окно.
— Где Федулов сейчас, знаешь?
Парень выдержал паузу до тех пор, пока молчать дальше было просто невозможно.
— Откуда мне знать? Дома, наверное.
— Он же у тебя собирался жить?
— Собирался, да, видно, передумал.
— Ав подвале были?
Пухов смотрел в угол, соображая что-то.
— А что — нельзя? — огрызнулся он. — Зашли и вышли. Чего тут?
— Зашли, говоришь, и вышли? — переспросила Арева.
Андрей, зыркнув на офицера, перевел взгляд на следователя и шмыгнул носом. — Что, ищете? Сбежал Серега?
— Предположим, так, — допытывался Миронов. — Где он?
Пухов вдруг почувствовал неодолимое желание возражать, спорить, врать — все что угодно, но только чтобы поперек.
— На чердаке. Там ему интереснее. Там была его подружка. Вот к ней и помчался. Я их когда-то свел, а теперь они друзья…
…Пухов шел впереди. Следом плелся Сергей.
— Андрей, куда ты меня тащишь? Объясни, я так устал, что ноги не идут, — невнятно бормотал Федулов.
— Куда-куда? Куда надо, туда и идем, а ты не отставай…
Шли мрачными переулками, перепрыгивая через грязные лужи и кучи строительного мусора. В голове у Сергея гудело, во рту пересохло и стало горько, словно все спеклось.
— Водички бы попить…
— Сейчас придем, потерпи немного, уже близко. Там мои друзья собираются, я познакомлю те$я с ними…
Дружки юркнули в подъезд и полезли вверх по узенькой затемненной лестнице. Вдруг Сергея кто-то цепко схватил за руку.
— Куда прешь, белый? — прошипел сиплый голос. Андрей решительно оттолкнул парня, пропуская Федулова вперед. Но сиплый голос не сдавался:
— Это же он. Он смотался тогда. Слегавил, сука!
Из полумрака выступил угрюмый паренек с измазанным грязью лицом.
— Кто? — спросил сиплый голос.
Хрупкий желчный паренек ткнул рукой в сторону Сергея:
— Хмырь этот.
Крепыш подошел к Федулову поближе и стал в упор его рассматривать, прощупывать. Старался, естественно, одновременно произвести впечатление на новичка. А заодно и припугнуть — пусть тот почувствует, с кем имеет дело. Чтобы быть лидером, надо постоянно доказывать другим, что имеешь право на первенство. Доказывать, конечно, приходится не только надутыми щеками, но и кулаками.
— Ты, значит, слегавил? — Крепыш сощурил и без того маленькие глазки. Он тут верховодил.
Пухов стоял чуть в стороне. Не вмешивался в разговор, наблюдал молча. Федулов глянул на него: он не понимал, о чем идет речь, где это он «слегавил». Андрей небрежно обронил:
— Брось, Колпак! Что пристал к парню?
Крепыш искоса оценил поведение остальных, но те, кроме желчного паренька, занимались своим делом.
— Сматывай! — Колпак прицельно сплюнул Пухову под ноги. Тут же полуобернулся и ребром ладони ударил Сергея по лицу.
Федулов согнулся от боли, но не упал, устоял на ногах.
— Ты что, офонарел? — выкрикнул Андрей свое любимое выражение, подкрепив его отборной матерщиной. Он достал из кармана грязный платок, обтер лицо Сергея.
— Сматывай, сволотень! — наступал Колпак. На этот раз он высморкался двумя пальцами. Дернулся и тут же рухнул от Андреева удара по голове.
— Молоток! — подбадривали Пухова пацаны, крича и веселясь.
Федулов весь сжался, совсем протрезвел. В растерянности он не знал, что предпринять. Одно знал: надо уносить ноги, пока жив. Он боялся Колпака, который вызывал у него тягостное отвращение и смутное чувство чего-то дурного. Хотя в короткой потасовке Андрей и взял верх, все равно дело худо.