— Извини, я в тот момент еще не знал масштабов проблемы! — Хозяин кабинета развел руками. — Нет, определенно, мне все больше хочется на нее взглянуть, это должна быть более чем неординарная особа. Приходите в гости, как помиритесь.

— Ты только что утверждал, что это будет чудо.

— Я передумал, — рассмеялся Май. — Я просто прикинул, что с твоим упорством, дотошностью и занудством ты либо добьешься своего, либо кто-то из вас кого-то убьет, но тогда точно никаких гостей не получится.

— Ты забыл про тот вариант, в котором я просто плюну на всю эту чушь.

— Не-а, не плюнешь, — улыбнулся князь. — Если бы мог, уже бы сделал. А ты в себе копаешься, меня вот пугать пришел и даже готов признать, что был не прав.

— Последнее ты зря приплел. Если я не прав, я всегда это признаю. Но… чтоб мне посереть! Ты очень верно сказал.

— Что сказал?

— Если бы мог — уже бы сделал, — криво усмехнулся Шешель в ответ. — И как меня только угораздило?..

— Держу пари, твоя ромалка уже который день думает о том же, — хмыкнул Май.

— Не исключено, — задумчиво согласился следователь.

— А вообще, забавная из вас получится пара. Очень неклассическая.

— Ты о чем? — не понял следователь.

— Ты называешь ее Кокеткой, она тебя, сам говорил, господином Сыщиком. Я не то чтобы знаток мадирского театра, но все равно не припомню ни одной пьесы с такой парой. Так что если где-то и есть, то явно в порядке исключения.

— Да, пожалуй. Забавно совпало. Ладно. Спасибо, мне здорово полегчало. Конечно, не настолько, как хотелось бы, но, по крайней мере, пропало ощущение, что голова вот-вот лопнет.

— Полетишь отпускать свою красавицу?

— Нет уж, не среди ночи, сначала надо нормально выспаться, а то я ее и правда убью. Или еще что-нибудь нехорошее сделаю. Такие вопросы надо решать на ясную голову.

— Тогда как ты смотришь на то, чтобы поужинать? Мы-то обычно раньше ужинаем, но ты, уверен, как обычно, не помнишь, когда последний раз ел.

— А вот и не угадал, я сегодня у владыки обедал! — рассмеялся Стеван. — Так что все я прекрасно помню. Но от ужина, конечно, не откажусь, твой гомункул слишком хорошо готовит.

— Дать бы тебе в морду за такие высказывания, чтобы хоть немного за языком следил, — с оттенком мечтательности протянул Май, поднимаясь из-за стола.

— Но? — уточнил гость.

— Но толку-то? Ты же независимо от результата продолжишь, причем с еще большим энтузиазмом, просто из вредности.

Стоило открыть дверь, и о серьезном думаться сразу перестало: по квартире плыл потрясающий аромат готовящегося мяса.

— Погоди, она же про печенье говорила?.. — озадачился Шешель.

— Молчи! — сделал страшные глаза Недич и двинулся в сторону кухни, сопровождаемый в голос ржущим гостем.

— Вы чего такие радостные? — подозрительно спросила Майя, сидевшая за кухонным столом с книжкой. — Насекретничались? Теперь-то мне можно узнать, что у вас там за великие тайны?

— Шешель нашел себе даму сердца и не знает теперь, что с ней делать. Приходил советоваться, — улыбнулся князь.

— Да ну тебя! — надулась его жена. — Так и скажите, что у вас там какие-то секретные государственные дела! Зачем так уж откровенно издеваться? Откуда у него дама сердца?!

— А почему ее не может быть? — полюбопытствовал следователь.

— Потому что сердца нет! — припечатала княгиня. — Так что если дама и может быть, то явно какого-то другого органа.

В подобном ключе прошел остаток вечера. Майя со Стеваном обменивались шпильками, к общему удовольствию соревнуясь в остроумии, Май в основном наблюдал и порой пытался осаживать кого-то из увлекшейся пары. Раньше на ехидные замечания Шешеля в адрес жены он реагировал более нервно, но со временем смирился, что следователь не ставит себе цели оскорбить, а Майя и не думает обижаться. А если всех все устраивает, то зачем лезть?

Стей же в такой приятной компании окончательно перестал дергаться по пустякам, расслабился и успокоился. В конце концов, вот же, пожалуйста: живут люди, неплохо себя чувствуют. Так, может, не стоит с ходу принимать изменения в собственной жизни в штыки? Может, они в чем-то к лучшему?..





ГЛАВА 13

Женская обида как грипп: внезапна, неразборчива и приносит осложнения




Смешно сказать, но сидеть в изоляторе Чарген даже понравилось. Наверное, еще пара дней, и такие условия начали бы тяготить, но пока все выглядело совсем не столь страшно, как рисовало прежде ее воображение. А уж после коротких, но насыщенных дней с приключениями в Регидоне — так и вовсе отличный отдых.


Тихо, спокойно, никуда не надо бежать, никто не пытается убить. Постель жесткая и странно пахнет, но явно стерильно чистая. Можно читать книги, которых тут на удивление много и есть из чего выбрать. Кормят по часам и даже вкусно. Да и стража на удивление приветлива, не цепляется. А хмурый начальник караула с вислыми седыми усами Чару откровенно жалел и все пытался как-то облегчить ее участь — развлекал разговорами, даже пару раз пирожные приносил.

Она, конечно, понимала, что в настоящей тюрьме будет гораздо хуже. Здесь все же столичный СК, в эти стены попадают очень разные люди, а у этих людей — очень разные адвокаты, уж, наверное, никто не станет рисковать и нарываться на возможный скандал. Но все равно за время этой «отсидки» Чарген полегчало, и будущее рисовалось уже куда менее мрачными красками. А если еще напомнить себе, что вряд ли следователю удастся найти что-то серьезное и она за использование поддельных документов, вполне возможно, отделается на первый раз крупным штрафом, то и вовсе нет повода для паники. И, наверное, стоило бы потребовать адвоката, чтобы он вытащил ее отсюда до суда, но…

Думать о следователе лишний раз было тяжело, и видеть его совсем не хотелось. Даже для того, чтобы призвать к порядку и отстоять собственные права. Стоило вспомнить холодные глаза и еще более холодный голос — и сразу зеленые стены начинали казаться уютными, даже почти домашними, а к горлу подкатывал колючий комок.

Здравый смысл пытался осторожно достучаться до разума и напоминал, насколько глупо и самонадеянно было ожидать от Шешеля снисхождения, все же он выполнял свою работу. Но голос этот глох на фоне обиды и злости. Да, он делал свою работу, но не мог он ее делать как-то более… человечно? Все-таки лично ему она ничего плохого не сделала, так чем заслужила подобное отношение?!

И когда мысли раз за разом невольно сползали к Стевану, все неизменно сводилось к проклятиям этому человеку, ругани и либо гневу, либо боли — по ситуации. Днем Чара обычно злилась, вечером…

А вечером долго лежала без сна, потому что лишенные нагрузки разум и тело не уставали за день, и перебирала в памяти отвратительно яркие воспоминания последних дней. И тосковала. Ругала себя за это, ругала проклятого господина Сыщика, но ужасно скучала по его поцелуям, насмешливой улыбке и болтовне ни о чем. Пыталась напомнить себе, что все это глупости, что Шешель желает только одного — засадить ее подальше и надолго. Но все это не облегчало жизнь, а только окончательно портило настроение, и засыпала Чарген обычно в слезах. Она, кажется, за всю прошлую жизнь столько не плакала, сколько за эти несколько дней.

Четвертый день слегка разнообразил дневной визит адвоката, присланного матерью, даже требовать ничего не пришлось. Ничего нового он, впрочем, не сказал, только заверил, что серьезных обвинений Чарген не грозит и на первый раз она наверняка отделается штрафом. Представительный мужчина в очках явно знал свое дело, и мошенница только согласно покивала, пообещав быть умницей. И постаралась отогнать неуместное разочарование: сопровождал адвоката другой следователь, Шешеля почему-то на месте не было.

Утро пятого дня мало отличалось от остальных, если не считать самого трудного, первого, когда она просто не могла поверить, что все происходит на самом деле. Пробуждение, умывание, сытный завтрак, книга — все размеренно и сонно. Еще было бы здорово потихоньку практиковаться в магии, потому что слова фиолетового мага, абсолютно серьезно восхищавшегося умениями прочно засели в памяти. Но увы, эти занятия можно отложить до освобождения — в стенах изолятора она о них лишь мечтала.

Но потом все пошло не так, как обычно.

— Янич, на выход, — загремел ключами в замке один из охранников. К сожалению, не тот приятный немолодой господин с усами, какой-то другой, более хмурый и на вид недружелюбный.

Но Чара все равно попыталась выяснить:

— Что случилось?

— Вот у следователя и спросишь, что у него там случилось, — недовольно буркнул тот.

Сердце екнуло и тревожно подскочило к горлу, но продолжать расспросы Чара не отважилась.

На выходе Чарген передали конвою из двух человек, и те даже наручники надевать на нее не стали, предсказуемо не ждали никаких неприятностей. С каждым шагом Чара все больше нервничала, гадая, куда ее ведут, потому что они все спускались и спускались. В прошлый раз ее водили всего на этаж ниже, а сейчас… куда?

Бесконечная лестница, бесконечный коридор, по которому сновали бесчисленные люди — здесь, внизу, их было гораздо больше, чем на верхних этажах.

Остановились конвойные у ничем не примечательной двери с номером «213», короткий стук…

— Да, войдите!

От звука отлично знакомого голоса сердце ухнуло в пятки, и ноги на мгновение ослабели от какого-то неопределенного дурного предчувствия.

— Задержанная Чарген Янич доставлена, — сообщил один из конвойных, когда все трое вошли. В и без того небольшом кабинете сразу стало совсем тесно.

В дальней стене — большое окно, под ним низкий диван, чуть ближе — письменный стол с парой простых деревянных стульев перед ним. Вдоль левой стены — ряд шкафов, на правой — карта Беряны и грифельная доска с небрежно стертыми меловыми надписями, от которых остались разрозненные бессмысленные обрывки.

Хозяин кабинета стоял у карты, и за прошедшую пару дней он совсем не изменился. Разве что был слегка взъерошен, но чисто выбрит и вообще выглядел вполне бодрым. Свежая белая рубашка с небрежно закатанными до локтя рукавами, кобура поверх, серые брюки — все как обычно; разве что пиджака не хватало, тот висел на спинке стула.

— Спасибо, можете идти, — смерив вошедших взглядом, кивнул Шешель. — Проходи, садись, — это уже Чаре, мимо которой он прошел к двери.

Тихо и зловеще — раз, другой — щелкнул замок, закрываясь. Ключ исчез в кармане брюк, и Чарген стало совсем уж неуютно и даже почти жутко. Не то чтобы она всерьез боялась, будто господин Сыщик опустится до чего-то исключительно гадкого, но поведения его не понимала и потому опасалась.

— Спасибо, я постою, — выдохнула мошенница. Следователь приблизился, заложив руки в карманы брюк. Вроде бы стоял на вполне приличном расстоянии, но тревога все равно лишь крепла. — Зачем ты меня сюда притащил? — пытаясь справиться с беспокойством, излишне резко спросила она. — Я уже говорила, что от меня ты ничего не узнаешь, ищи сам!

— Я уполномочен сделать тебе… предложение, — с непонятной паузой проговорил Стеван. Медленно обвел Чару взглядом, и та нервно сглотнула вставший в горле колючий комок, с трудом поборов нелепый порыв прикрыться руками: под этим взглядом она остро ощутила себя беззащитной и даже как будто голой. — Твои… таланты были высоко оценены, поэтому есть вариант. Свобода и прощение всех прошлых прегрешений скопом, включая те, которые могут всплыть позже, в обмен на работу на благо Ольбада. Что скажешь?

Пару секунд Чарген растерянно смотрела на него, не понимая, о чем речь. А следом опалила догадка, и в лицо плеснула краска ярости.

— Да как ты смеешь?! — возмущенно прошипела Чара.

— Смею что? — Шешель вопросительно вскинул брови. — Для тебя это лучший вариант…

— Да пошел ты! Сволочь! — Сдержаться она опять не сумела, опять попыталась врезать по этой наглой невозмутимой физиономии. Опять безуспешно.

Короткий рывок, мир крутанулся, и Чара оказалась в очень нелепом и неловком положении: спереди в ее бедра упирался край стола, а сзади — слишком тесно, слишком недвусмысленно, — прижимался мужчина. Правая рука оказалась сильно завернута за спину и зажата между двух тел. Левой рукой следователь придерживал добычу за вывернутое запястье, а правой — обнимал под грудью, и назвать последнее захватом язык не поворачивался.

Чарген на пробу дернулась, но держал Шешель крепко, а вырываться всерьез она поостереглась: он же явно сильнее, еще покалечит случайно.

— Что тебе не нравится? — продолжил недоумевать Стеван.

— То есть ты со своим начальством собираешься подкладывать меня под каких-то мужиков и удивляешься, что мне не нравится?! Да пошли вы все! Я лучше в тюрьме посижу, лишь бы не видеть больше твою рожу! Ты! — Она захлебнулась злостью и словами, когда в ответ на ее возмущение господин Сыщик рассмеялся. От гнева буквально потемнело в глазах, и Чара пару раз беззвучно хватанула ртом воздух, как выброшенная на берег рыба.

А Шешель, прижавшись лбом к ее затылку, проговорил, все еще веселясь:

— Какие у тебя мысли, однако… Магические. Магические таланты. Твоя маскировка привела магов в восторг.

Дыхание его щекотало шею, нервируя и отвлекая, поэтому смысл сказанного дошел не сразу.