— Халат… С халатом сложно, — поморщился он, окинул Чарген оценивающим взглядом и достал из того же шкафа чистую рубашку. — Держи. Больше ничего предложить не могу.

— Хм. Ну если больше ничего нет, не ходить же голой! — Она демонстративно трагически вздохнула, хотя ничего против рубашки не имела. Это даже казалось… забавным?

— Ты вдруг начала стесняться? — усмехнулся Стеван.

— Да нет, просто холодно просто так ходить после душа. Чего мне стесняться? — Она беспечно пожала плечами и ушла, на ходу неторопливо расстегивая платье и выразительно покачивая бедрами. И не надо было оборачиваться, чтобы знать: смотрит следователь именно туда, куда надо.

В душ Чара забралась со смесью тоски и предвкушения. Последние несколько часов вместе, а потом все. Потом надо будет как-то забыть о существовании этого человека, насовсем забыть. И как бы ни было заманчиво «познакомиться» с ним вновь, нет ничего более глупого…

Когда почти сразу на этих мыслях отдернулась занавеска, отделявшая ванну от остальной комнаты, Чарген шарахнулась и вскрикнула совершенно инстинктивно, прижалась спиной к стене… и выругалась при виде смеющегося хозяина.

— Стеван! Чтоб тебе посереть, ты меня до полусмерти напугал! Как ты сюда попал?! Я же дверь закрыла…

— Там уже сто лет как задвижка выломана, — фыркнул он, забираясь к ней и задергивая занавеску обратно. — Зачем так орать?

Отстраниться от холодной плитки Чара не успела, а потом ее уже и не пустили — Стеван прижался всем телом, одной рукой опираясь о стену, а второй — крепко обхватив за талию. Контраст горячего тела и холодной стены оказался… волнующим.

— Не зачем, а почему! — возразила Чарген, охотно обнимая в ответ. Огладила обеими руками рельефную спину — сверху вниз, от плеч к поджарым бокам. — Потому что страшно. И до сих пор, между прочим, страшно! Вон как сердце колотится!

— Да? — коротко уточнил Шешель, слегка прикусил край ее уха, и Чара тихо ахнула от остроты ощущения. Немного оттолкнулся от стены, увлекая Чарген за собой, и ее окончательно окутало жаром — мужского тела и льющейся из душа воды. — Я чувствую, да…

— Интересно, что? Сердце не там, — захихикала Чарген, потому что прохладная после прикосновения к стене ладонь мужчины бережно сжала ее грудь.

— Какая неприятность.

Обмен глупостями Стеван прервал поцелуем, и Чара была только рада этому. Потянулась к нему в ответ, поцеловала — жадно, с упоением, пальцами исследуя тело, словно пыталась запомнить каждую деталь. Надеясь, что запомнит и он. Точно знала, что будет тосковать, и мечтала, что, может быть, он тоже забудет не сразу?..

Стеван словно уловил ее настроение и ответил на него тем же. Иначе не удавалось объяснить того исступления, с которым он ласкал — ладонями, губами, раз за разом доводил до пика удовольствия, почти не давая передышки. Ловил ртом стоны, словно пытался напиться ее наслаждением. Опять и опять набирал полные пригоршни золотистых волос, словно утопающий — ветви склонившегося к воде дерева. Брал ее тело сильно, почти грубо, и у Чары темнело перед глазами от мучительно-острой разрядки…

Часы пробили пять раз, когда Чарген, совершенно обессиленная, лежала в постели на груди следователя и рассеянно думала, что, пожалуй, в ее жизни такое случилось впервые. Когда вроде бы такая слабость, что нет сил даже попросить стакан воды, но при этом настолько хорошо, что… Да зачем ей этот стакан в самом деле! Стеван кончиками пальцев слегка поглаживал ее бок, и это было щекотно, но все равно — приятно, мимолетная нежность согревала.

— Пора, — тихо уронил Шешель и, аккуратно переложив ее на постель, принялся одеваться. Почему-то в прежнюю, грязную одежду.

— Что пора? — лениво пробормотала Чарген, по-прежнему даже не пытаясь пошевелиться, но с удовольствием наблюдая за быстрыми и точными движениями следователя.

Подумать, какой выносливый!

От этой мысли Чара, если бы могла, захихикала, но сил хватило только улыбнуться.

— Сдавать артефакт. Где-то через полчаса приедет специалист.

— Боги, что ж ему не спится-то! — простонала Чара. — Стей, а можешь сделать доброе дело?

— Смотря какое, — усмехнулся он. — Что именно?

— Можешь донести меня до ванной? Боюсь, не дойду.

— Понравилось, да, на моей шее ездить? — рассмеялся он, но опять разделся и все-таки сгреб ее в охапку. — Цепляйся. Ладно, признаю, ополоснуться — хорошая идея.

— Конечно, понравилось. А тут еще и сам виноват…

— В чем?

— Как в чем? Залюбил девушку до полного изнеможения, — пробормотала лениво, но все-таки коснулась губами его уха, когда Стеван ставил свою ношу в ванну.

— Девушка чем-то недовольна? — весело спросил Шешель.

— Собой. Ты вон какой возмутительно бодрый, а я… — Стоять самостоятельно получалось, но не очень хотелось это делать, и Чара опять прильнула к мужчине, уткнулась лбом в его плечо. — Спасибо, — шепнула тихо, но он услышал. Неопределенно хмыкнул и включил душ.

Приятно прохладная вода помогла взбодриться, так что смывала с кожи следы последних двух часов Чарген уже самостоятельно. Жаль, не получалось так же легко вымыть и глупые мысли из головы. Например, о том, как было бы здорово не одеваться прямо сейчас, не расставаться, а так и заснуть, разнеженной и расслабленной, в объятиях любимого мужчины. Проспать часов десять кряду, вместе позавтракать… Невероятные, невозможные глупости.

В спальню она тоже вернулась своим ходом, взяла платье со спинки стула и завистливо покосилась на Стевана, который все же достал себе свежую рубашку и чистые брюки.

— Как же не хочется опять то же самое платье надевать, как оно мне надоело! — страдальчески вздохнула она, с ленивой неторопливостью натягивая белье.

— Можно сходить за чем-то твоим, — пожал плечами Шешель, застегивая рукава.

— В смысле? — Чара вопросительно выгнула брови.

— До соседней квартиры недалеко, — невозмутимо пояснил следователь. — Пара минут есть. Или у тебя при себе нет ключей?

— К-каких ключей? — все-таки выдавила она, но руки судорожно стиснули платье. — Какой квартиры?


— Брось, — выразительно поморщился следователь. — Цветана, Биляна, я уж не знаю, как там на самом деле… Ну так что, мышка, пойдем за новым платьем?

— Как?.. — выдохнула Чарген, недоверчиво разглядывая абсолютно невозмутимого Шешеля. — Когда?..

— Что ты не та, за кого себя выдаешь, подозревал с самого начала. Что мы еще и соседи… Окончательно убедился у той тетки с голубями. По бутербродам. — Он усмехнулся. — Все-таки они специфические. Фобии твои, некоторые детали… В общем, много чего было.

— То есть ты все это время… — Она поперхнулась окончанием фразы, подошла ближе. К этому моменту Шешель успел уже не только одеться, но и нацепить кобуру. О том, что она до сих пор в одном белье, Чара в этот момент просто не помнила. — И… что теперь?

Спросила, точно зная, что ответ ей не понравится. Да могла бы и не спрашивать, все прекрасно читалось по его спокойному, сосредоточенному лицу, по обжигающе холодному взгляду.

Не просто так у него всегда настолько холодные глаза. Отражают… сущность.

— Следствие, суд. — Короткое пожатие плечами. Платье выскользнуло из вмиг ослабевших рук Чары. — Подделка документов, мошенничество… С Ралевичем вот выгоду вряд ли получится доказать, ты все-таки ничего не успела, но, если копнуть поглубже, наверняка найдутся другие эпизоды, этот-то явно не первый. Чувствуется… опыт. — Он усмехнулся уголками губ, окинув ее выразительным взглядом.

— С-сволочь… какая же ты сволочь! — выдохнула Чарген. Качнулась вперед…

Да, пытаться отвесить ему пощечину было исключительно глупо. Но у нее буквально горели руки от желания вцепиться ему в горло или хоть как-то еще сделать больно.

Бить в ответ Шешель, конечно, не стал. Перехватил руку, жестко и уверенно заломил за спину.

— Во-первых, я честно предупреждал. — Короткий смешок пощекотал край уха, и по спине стекла волна мелкой дрожи — сладкой, возбуждающей. Чарген скрипнула зубами. От злости хотелось даже не ругаться — выть. Проклятое тело никак не поспевало за разумом и все еще считало близость мужчины приятной. — А во-вторых… Ну ты еще скажи, что я тебя обманул и обесчестил!

Следователь мягко толкнул ее от себя. Край постели ткнулся под колени, Чара упала на нее лицом, поспешно села, с бессильной яростью глядя на следователя.

— Ненавижу! Какая же ты…

— Давай обойдемся без драмы и глупостей, а? Ты вряд ли собиралась идти с повинной и проявлять благородство. Умей проигрывать. — Шешель недовольно скривился, но в этот момент разговор прервала мелодичная трель звонка. — Ты будешь одеваться или поедешь прямо так? В изоляторе, конечно, предоставят местную одежду, да и в машине не замерзнешь… Впрочем, если хочешь порадовать парней — кто я такой, чтобы запрещать.

Он вновь пожал плечами и пошел открывать. А Чарген решительно потянулась за платьем, как бы ни хотелось ей разнести всю эту комнату, или назло господину Сыщику явиться его подручным голой, или сделать еще какую-то глупость в том же духе.

От злости трясло, и так сразу справиться с мелкими пуговицами не удалось, но Шешель не спешил возвращаться, отдавал какие-то команды в прихожей. За закрытой дверью из-за странной акустики звуки причудливо искажались, и Чара не могла понять ни слова, хотя голоса разбирала отчетливо. Или дело совсем не в акустике, а в том, что в ушах стучала кровь?

Обиду — бессильную, отчаянную, обреченную, — и злость усиливало кроме внезапной холодности и резкости господина Сыщика понимание его правоты.

Да, собиралась сбежать. Да, даже не думала признаваться, потому что прекрасно знала, чем это кончится. Да, в конце концов, она действительно преступница, а он — следователь, и это его работа, которую он делает хорошо. Но…

Боги, как же больно и обидно! Потому что она купилась на его маску, в отличие от самого следователя. Потому что привыкла считать его замечательным, и как же гадко обманываться. Потому что… Собачья кровь, потому что влюбилась в него как девчонка и позволила себе размечтаться о несбыточном!

Потому что дура. И это так противно и так непривычно — ощущать себя дурой, которую обвели вокруг пальца! Ирония судьбы. Наверное, что-то похожее чувствовали все ее жертвы…

Шешель вернулся в комнату в сопровождении двух человек. К этому моменту Чарген все же управилась с платьем и сумела взять себя в руки, по крайней мере, создать видимость этого. Крепкий парень в форме стражи оглядывался с искренним любопытством, а на следователя косился со щенячьим восторгом. Второй из незнакомцев, видимо, и являлся обещанным артефактором — невысокий худощавый мужчина средних лет с ухоженными пышными усами, заспанный и хмурый, одетый в гражданское и с чемоданчиком в руках.

— Где «Щит»? — недовольно спросил он.

— У женщины, это браслет. Документы по артефакту — вот.

— А можно пройти в другое помещение? Мне нужен стол, — проворчал артефактор.

— Кухня устроит? Пойдемте. Прошу, — жестом предложил Стеван Чаре, вопросительно приподняв брови. Кажется, ждал новой вспышки гнева, но Чарген молча поднялась с постели и уверенно пошла, куда велели.

В конце концов, всеми истериками она только уронит себя в глазах окружающих, а Шешель… Да пошел он!

Чара и артефактор уселись за стол, стражник остался в проходе, а сам хозяин квартиры занял стратегическую позицию в дальнем от входа углу, у окна, привалившись бедром к тумбочке, скрестил руки на груди. Мужчина с усами придирчиво осмотрел браслет, пролистал записи, опять вернулся к браслету. При виде артефакта он заметно ожил, проснулся и повеселел, даже глаза задорно заблестели.

— Вы сможете его снять? Желательно прямо сейчас, — не выдержал наконец следователь.

— К чему такая спешка? — укоризненно покосился на него артефактор. — Красивая вещь на хорошенькой девушке — прекрасное сочетание!

— Это не хорошенькая девушка, это преступница, — одернул его Шешель. — Мошенница и воровка. Поэтому красивая вещь на ней не к месту.

— Да? Жаль, жаль, — пробормотал себе под нос усач и зарылся в записях.

Потом достал из своего чемоданчика какой-то прибор — большую линзу в тяжелой оправе с длинными медными усиками, — и несколько минут тыкал этими усиками в браслет. Осложнять ему работу Чара не пыталась, поэтому послушно поворачивала руку, как велели.

Наконец проверка закончилась, артефактор осторожно взял мошенницу двумя пальцами за запястье, двумя пальцами другой руки потянул браслет. Слабая зеленая вспышка заклинания, которое Чарген не успела рассмотреть, хотя в этот раз честно старалась, — и «Щит» остался в руке мужчины.

— Отлично, — прокомментировал это Шешель, наблюдая, как артефакт исчезает в чемоданчике. — Вас отвезут в лабораторию, надеюсь, все проверки не займут много времени, хотелось бы поскорее отдать вещь хозяйке.

— О, не извольте беспокоиться, управимся в срок, — заверил артефактор. — Всего доброго, — коротко поклонился он и вышел.

— Васич, позовите капитана, он в соседней квартире, — велел следователь стражнику, и тот умчался, лихо щелкнув каблуками форменных ботинок. — Так как тебя зовут на самом деле? — обратился господин Сыщик к Чаре.

Но смотреть на него ей не хотелось, разговаривать — тем более. Даже не потому, что не хотелось облегчать задачу; просто Чарген боялась, что стоит втянуться в разговор, — и вся ее выдержка пойдет прахом, она опять сорвется, начнет кричать… Зачем унижаться, если ему все равно плевать?

— Ты же понимаешь, что теперь установить это будет легко.