Страйк сделал несколько больших, желанных глотков.
– Да-да, и, скорее всего, она же засовывала собачье дерьмо в прорезь для почты, – сказал Страйк. – Не понимаю, какого черта она за мной увязалась – разве что надеялась через меня выйти на Куайна.
Поморщившись, он закинул ногу на стоявший под столом табурет.
– На эту неделю у меня запланирована слежка за Броклхэрст и за мужем Бёрнетт. Надо же было именно сейчас травмировать колено!
– Проследить и я могу.
Это восторженное предложение своих услуг слетело у нее с языка прежде, чем она сама поняла, что сказала, но Страйк пропустил ее слова мимо ушей.
– Как там Мэтью?
– Так себе, – ответила Робин, не понимая, услышал ли ее Страйк. – На время переехал к отцу и сестре, чтобы их поддержать.
– В Мэссем?
– Да. – Помедлив, она добавила: – Свадьбу придется отложить.
– Обидно.
Робин пожала плечами:
– Нужно, чтобы прошло какое-то время… Для родных это страшный удар.
– У тебя были хорошие отношения с матерью Мэтью? – спросил Страйк.
– Да, вполне. Она…
На самом деле характер у миссис Канлифф был тяжелый. Ее отличала крайняя мнительность, – во всяком случае, так полагала будущая невестка, которая в течение истекших суток мучилась угрызениями совести.
– …была замечательным человеком, – закончила Робин. – А что слышно у бедной миссис Куайн?
Страйк описал свой визит к Леоноре, упомянув краткую встречу с Джерри Уолдегрейвом и впечатления от Орландо.
– А если точнее: что с ней такое? – спросила Робин.
– Пониженная обучаемость – так, кажется, сейчас принято говорить. – Страйк помолчал, вспоминая наивную девчоночью улыбку и плюшевого орангутанга. – Она при мне сказала кое-что странное, и мать, если я правильно понял, этому поразилась. Якобы отец как-то взял Орландо с собой в издательство, и там ее стал тискать директор. Зовут его Дэниел Чард.
На лице Робин отразился тот же невысказанный ужас, который повис при этих словах в грязной кухне.
– В каком смысле «тискать»?
– Это не уточнялось. Она только сказала: «Он меня стиснул», а потом: «Я не люблю, когда меня тискают». И еще: после этого он подарил ей кисточку для красок. Возможно, это не то, о чем ты думаешь, – добавил Страйк в ответ на тягостное молчание потрясенной Робин. – Нельзя исключать, что он случайно на нее налетел и решил как-то успокоить. Она довольно возбудима: в моем присутствии постоянно истерила, начинала вопить в ответ на любое замечание или отказ.
Робин не отвечала. От голода Страйк не удержался и надорвал целлофановую упаковку ее подарка, чтобы вытащить из корзины плитку шоколада.
– Тут вот какая штука, – нарушил молчание Страйк. – В «Бомбиксе Мори» Куайн намекает, что Чард – гей. По крайней мере, я так понял.
– Ну-у-у, – без выражения протянула Робин. – Неужели ты принимаешь за чистую монету все, что он написал в этой книжке?
– Судя по тому, что на Куайна хотели напустить юристов, Чард не на шутку всполошился, – сказал Страйк и положил на язык большой кусок шоколада. – Не забывай, – проговорил он с набитым ртом, – что Чард выведен в «Бомбиксе Мори» как убийца и возможный насильник, причем гниющий заживо. Поэтому весьма вероятно, что намеки на гомосексуализм – это вовсе не главная причина его злости.
– В творчестве Куайна есть сквозная тема: сексуальная амбивалентность, – сказала Робин, и Страйк, не переставая жевать, изумленно поднял брови. – По пути на работу я забежала в книжный магазин и купила «Прегрешение Хобарта», – объяснила она. – Это роман про гермафродита.
Страйк чуть не подавился.
– Видно, Куайн на этом зациклился: в «Бомбиксе Мори» тоже есть подобный герой, – отметил он, изучая обертку шоколадки. – Произведено в Мальоне. Это на побережье, к югу от тех мест, где я вырос… И как тебе «Прегрешение Хобарта» – сильная вещь?
– Если бы не убийство Куайна, я бы бросила после первых десяти страниц, – призналась Робин.
– Стало быть, лучший способ увеличить продажи – это грохнуть автора.
– И тем не менее, – упрямо стояла на своем Робин, – не стоит верить всему, что Куайн пишет об интимной жизни других людей, поскольку его персонажи могут совокупляться с кем – и с чем – угодно. О нем есть статья в Википедии, я посмотрела. У него во всех книгах герои постоянно меняют половую принадлежность и сексуальную ориентацию.
– В «Бомбиксе Мори» – то же самое, – промямлил Страйк, вторично набив рот шоколадом. – Вкуснотища, хочешь попробовать?
– Я вроде как на диете, – загрустила Робин. – К свадьбе нужно похудеть.
С точки зрения Страйка, ей вовсе не требовалось худеть; он промолчал, когда она отломила квадратик шоколада.
– Я все время думаю, – смущенно призналась Робин, – о личности убийцы.
– Мнение настоящего психолога всегда ценно. Продолжай.
– Я не настоящий психолог, – усмехнулась Робин.
У нее не было университетского диплома. Страйк никогда не спрашивал, почему она недоучилась, а сама Робин не рассказывала. Это их объединяло – неоконченный курс наук. Страйк бросил университет, когда потерял мать, умершую от сомнительного передоза; возможно, поэтому ему казалось, что в семье Робин тоже произошел какой-то трагический случай.
– Не могу понять, почему его убийство напрямую связывают с этой книгой. С одной стороны, здесь действительно просматривается умышленный акт мести и злобы: желание показать, что Куайн получил по заслугам за свою писанину.
– Вполне возможно, – согласился Страйк, которому от шоколада еще больше захотелось есть; протянув руку, он достал с соседнего столика меню. – Я, пожалуй, закажу стейк с картофелем фри, а ты?
Робин выбрала первый попавшийся салат и, щадя колено Страйка, опять подошла к стойке бара, чтобы сделать заказ.
– Но с другой стороны, – продолжила Робин, вернувшись на свое место, – копирование заключительной сцены романа вполне могло маскировать совершенно иной мотив, ты согласен?
Она старалась говорить без эмоций, словно об отвлеченных материях, но перед глазами у нее стояли фотографии трупа: черная полость в середине торса, выжженные впадины вместо рта и глаз. Робин понимала, что от этих мыслей она, скорее всего, напрочь лишится аппетита и, кроме того, не сумеет больше скрывать свое потрясение от Страйка, который буравил ее опасно-проницательным взглядом черных глаз.
– Не нужно стесняться признать, что от этого дела тебя вот-вот вырвет, – проговорил Страйк, дожевывая плитку шоколада.
– Чепуха, – машинально солгала Робин. А потом: – Нет, ну конечно… То есть… зрелище действительно было жуткое…
– Это точно.
Окажись рядом парни из Отдела специальных расследований, он уже давно сыпал бы шуточками по поводу изувеченного трупа. Страйк хорошо усвоил этот густо-черный юмор – единственный способ не сойти с ума на такой работе. Но у Робин пока отсутствовал профессиональный панцирь бесчувственности, о чем наглядно свидетельствовал теперешний разговор о человеке, у которого вырезали кишки.
– Мотив – это сволочная штука, Робин. В девяти случаях из десяти ты сначала выясняешь кто и лишь после этого – зачем. Лучше сразу рассмотреть соотношение средств и возможностей. Я лично считаю, – он отхлебнул пива, – что в этом деле замешан некто с познаниями в медицине.
– В медицине?..
– Или в анатомии. Там чувствуется рука профессионала. Другое дело, если бы Куайна изрубили на куски, чтобы вытащить внутренности, но я не заметил ни одного фальстарта: разрез сделан чисто, уверенно.
– Да, – подтвердила Робин, из последних сил сохраняя объективный, клинический тон. – Это правда.
– Если, конечно, мы имеем дело не с маньяком от литературы, который нашел для себя ценное пособие, – вслух размышлял Страйк. – На первый взгляд такая версия притянута за уши, но как знать… Если Куайна связали и накачали мощными препаратами, то дальше человек с железными нервами мог устроить себе урок анатомии…
Робин не выдержала.
– Я знаю, ты всегда твердишь: «Мотив – это для адвокатов», – с нотками отчаяния в голосе сказала она (за время их совместной работы Страйк и в самом деле не раз повторял этот тезис). – Но сейчас в порядке исключения послушай меня. Убийца вполне мог просчитать, что разделаться с Куайном так, как сказано в книге, будет целесообразнее всего – в силу какой-то причины, перевешивающей очевидные недостатки описанного способа…
– И в чем они заключаются?
– Ну, например, – сказала Робин, – в том, что провернуть столь безупречное убийство технически сложно, а также в том, что круг подозреваемых будет ограничен теми, кто читал книгу…
– Или в подробностях знает ее содержание, – подхватил Страйк. – Но ты сказала «ограничен», а я думаю, что круг этих лиц очень широк. Кристиан Фишер постарался ознакомить с содержанием романа всех, кого только возможно. В издательстве «Роупер Чард» рукопись хранилась в сейфе, к которому имела доступ чуть ли не половина сотрудников.
– Но… – заговорила Робин.
И тут же умолкла, потому что хмурый бармен принялся небрежно раскладывать перед ними столовые приборы и бумажные салфетки.
– Но, – повторила она, когда бармен вразвалку отошел, – Куайна ведь убили раньше, правда? Я, конечно, не специалист…
– Я тоже. – Умяв шоколад, Страйк присматривался, хотя и с меньшим энтузиазмом, к грильяжу с арахисом. – Но я понимаю, о чем ты говоришь. Тело пролежало там с неделю, если не дольше.
– Не будем забывать, – сказала Робин, – что между прочтением «Бомбикса Мори» и убийством Куайна преступнику требовался определенный промежуток времени. Ему нужно было тщательно подготовиться. Доставить в необитаемый дом веревки, кислоту, посуду…
– Преступник мог и не знать, что Куайн собирается на Тэлгарт-роуд, тогда он должен был как-то его выследить, – Страйк передумал начинать грильяж, поскольку из кухни уже несли мясо с картошкой, – или заманить в тот дом.
Бармен поставил на стол тарелку со стейком и плошку с салатом, неопределенно хмыкнул в ответ на благодарности и удалился.
– Итак, чтобы предусмотреть все практические нюансы, убийца должен был прочесть книгу не позднее чем за два-три дня до исчезновения Куайна. – Страйк взялся за вилку. – Сложность в том, что, сдвигая назад время подготовки убийства, мы подставляем мою клиентку. Как только Куайн завершил книгу, рукопись оказалась в паре шагов от Леоноры – бери не хочу. А если вдуматься, он ведь мог рассказать жене, как именно собирается закончить роман, и много месяцев назад.
Робин жевала салат, не ощущая вкуса.
– Как по-твоему… – осторожно начала она, – Леонора Куайн… похожа на женщину, которая выпотрошила собственного мужа?
– Нет, но полицейские к ней приглядываются, и если они станут искать мотив, то ей придется несладко. Куайн был отвратительным мужем: он ее подводил, обманывал, да еще и поливал грязью в своих книгах.
– Однако ты не считаешь, что это она?
– Нет, – ответил Страйк, – но, чтобы спасти ее от тюрьмы, одного моего мнения будет недостаточно.
Робин, не спросив, взяла свой бокал, пивной стакан Страйка и пошла к бару, чтобы повторить заказ; Страйк проникся нежными чувствами, когда она поставила перед ним вторую пинту.
– А еще кто-то мог испугаться возможной интернет-публикации, – выговорил Страйк с полным ртом жареного картофеля, – поскольку Куайн во всеуслышание заявил о своих планах в переполненном ресторане. При определенном стечении обстоятельств это тоже могло стать мотивом для убийства.
– Ты хочешь сказать, – медленно произнесла Робин, – что убийца распознал в тексте нежелательные для себя факты и решил не допустить их огласки?