– Кать, все хорошо? – Склонился над моим столом Усов, когда я прилегла на стол, чтобы отдохнуть.
– Да, просто день такой суматошный.
– Кать, да ты вся горишь. – Сказал он, положив ладонь на мой лоб. – У тебя температура.
– Да? А я думаю, что за странное состояние. – Пробормотала, пытаясь справиться с головокружением. – Голова тяжелая, и так холодно, что аж трясет.
– Поехали, отвезу тебя домой, все равно рабочий день уже кончился.
– Давай.
Кажется, он помог собрать мне вещи, накинул на плечи свой пиджак и усадил в автомобиль. Меня колотило до того момента, пока я не оказалась в собственной постели. И продолжало колотить потом.
Миша заставил меня выпить жаропонижающее, укрыл одеялом и ушел.
Когда я просыпалась позже, за окном было уже темно. Попив воды и сходив в туалет, я рухнула обратно в кровать. Все тело было в поту. Не помню, как отрубилась. Слышала только сквозь сон, как скрипит дверь, и как Миша кормит кота на кухне.
На этом, кажется, все.
26 октября, вторник
7.50
– Кать.
Открыла глаза.
– Я купил тебе лекарства. Вот, прими. Здесь от горла, тут спрей и капли в нос, а это от температуры – выпей прямо сейчас.
Мне понадобилось применить усилие, чтобы приподняться.
– Спасибо, Миш.
Взяла из его рук таблетку и стакан. Проглотила лекарство, запила водой.
– Держи градусник, не урони.
– Холодный. – Поежилась я, ощутив прохладу под мышкой.
– Температура вроде ниже, чем вчера, но нужно измерить. – Он улыбнулся лишь уголками губ. – Я беспокоился. Сейчас что-то болит?
– В горло будто нож всадили. – Призналась я.
– Вот пастилки с лизоцимом, будешь их рассасывать в течении дня. Но сначала бульон.
– Ты сварил мне бульон? – Прохрипела я.
– Да, сейчас принесу, сядь.
– Ты что, крестная фея?
– Не болтай, береги связки. – Пригрозил Миша, забирая стакан и удаляясь в кухню.
Я шмыгнула носом. Тот был заложен. Вот почему я почти не чувствовала запахов.
– Тебя покормить или сама справишься? – Спросил Усов, появившись в комнате через минуту.
– Тебе на работу пора, я сама.
– Ничего. – Покачал головой он. – Если опоздаю, у них конец света не наступит.
Миша присел на край кровати и стал осторожно кормить меня с ложки. Конечно, я могла поесть и сама, но мне нравилось вот так сидеть в утренней тишине, ловить на себе его заботливый, чуткий взгляд и видеть, как он складывает свои красивые губы трубочкой и дует на бульон, чтобы я не обожглась.
18.15
К вечеру я ожила. Все еще болело горло, и закладывало нос, но температура не поднималась, и чувствовала я себя более-менее сносно. К возвращению Миши с работы подготовилась: разбросала по кровати салфетки, в которые сморкалась, взбила пальцами волосы, нанесла на губы гигиенический бальзам и притворилась умирающей.
– Катя, это я.
Огласивший прихожую голос звучал словно гимн жизни. В груди у меня запорхали бабочки.
– Привет. – Жалобно улыбнулась я, когда он появился в дверях.
– Ну, как ты?
– Уже намного лучше. Благодаря тебе. – Положила руку на сердце.
– Ух. – Облегченно кивнул он. – Отлично.
Скинул пальто, снял пиджак, устроился возле меня на краю кровати.
– Как температура?
– Спала.
– Горло?
– Красное, но уже болит не так сильно. Твои пастилки творят чудеса.
Он задавал мне один вопрос за другим, трогал лоб, заботливо подтыкал одеяло, а я таяла от удовольствия, наблюдая за каждым его движением и улыбкой. Никто прежде так не заботился обо мне, и это новое ощущение было очень приятным и волнующим.
– А ты хорошо смотрелась с ребенком. – Вдруг сказал Миша.
– Что?
Собирая со стола фантики и салфетки, он наткнулся на погремушку-прорезыватель и теперь держал ее в руках.
– Матвей – замечательный малыш. – Кивнула я.
И была абсолютно честна. С дальнего расстояния дети кажутся совсем другими, а когда ты проводишь с ними время, видимо, проникаешься. Я даже пообещала себе больше внимания уделять крестнице и постараться научиться понимать ее.
– А вот столик придется заменить. – Произнес Миша, разглядывая круги на полировке. – Поищу в мебельном, и поменяем. До возвращения Сани еще долго.
– Миш… – Мой голос прозвучал хрипло.
– А? – Он обернулся.
– Иди сюда. – Я похлопала ладонью по краю постели.
Усов ненадолго растерялся, словно бы почувствовал особую важность момента или какие-то новые нотки в моем голосе, а затем сделал решительный шаг и… не успел он сесть, как в дверь постучали.
– Открою. – Облизнув пересохшие губы, сказал Миша.
И удалился в прихожую. Послышался скрежет замка.
– Так и знала, что найду тебя здесь. – Пропел женский голос.
Машенька. Нарисовалась – не сотрешь.
А ведь я только про нее забыла.
– Катя болеет. Температура. Зашел проведать. – Сухо отчитался Усов.
– Миш, ты опять забыл, как трудно мне достались эти билеты на матч? Или не хочешь идти потому, что там будет мой отец?
– Маш, я…
– Поторопись, иначе мы опоздаем. – Смягчилась девушка.
– Маша, привет! – Прохрипела я.
– Ой, Катюш, привет, ты там как? – Проворковала она.
– Да, просто день такой суматошный.
– Кать, да ты вся горишь. – Сказал он, положив ладонь на мой лоб. – У тебя температура.
– Да? А я думаю, что за странное состояние. – Пробормотала, пытаясь справиться с головокружением. – Голова тяжелая, и так холодно, что аж трясет.
– Поехали, отвезу тебя домой, все равно рабочий день уже кончился.
– Давай.
Кажется, он помог собрать мне вещи, накинул на плечи свой пиджак и усадил в автомобиль. Меня колотило до того момента, пока я не оказалась в собственной постели. И продолжало колотить потом.
Миша заставил меня выпить жаропонижающее, укрыл одеялом и ушел.
Когда я просыпалась позже, за окном было уже темно. Попив воды и сходив в туалет, я рухнула обратно в кровать. Все тело было в поту. Не помню, как отрубилась. Слышала только сквозь сон, как скрипит дверь, и как Миша кормит кота на кухне.
На этом, кажется, все.
26 октября, вторник
7.50
– Кать.
Открыла глаза.
– Я купил тебе лекарства. Вот, прими. Здесь от горла, тут спрей и капли в нос, а это от температуры – выпей прямо сейчас.
Мне понадобилось применить усилие, чтобы приподняться.
– Спасибо, Миш.
Взяла из его рук таблетку и стакан. Проглотила лекарство, запила водой.
– Держи градусник, не урони.
– Холодный. – Поежилась я, ощутив прохладу под мышкой.
– Температура вроде ниже, чем вчера, но нужно измерить. – Он улыбнулся лишь уголками губ. – Я беспокоился. Сейчас что-то болит?
– В горло будто нож всадили. – Призналась я.
– Вот пастилки с лизоцимом, будешь их рассасывать в течении дня. Но сначала бульон.
– Ты сварил мне бульон? – Прохрипела я.
– Да, сейчас принесу, сядь.
– Ты что, крестная фея?
– Не болтай, береги связки. – Пригрозил Миша, забирая стакан и удаляясь в кухню.
Я шмыгнула носом. Тот был заложен. Вот почему я почти не чувствовала запахов.
– Тебя покормить или сама справишься? – Спросил Усов, появившись в комнате через минуту.
– Тебе на работу пора, я сама.
– Ничего. – Покачал головой он. – Если опоздаю, у них конец света не наступит.
Миша присел на край кровати и стал осторожно кормить меня с ложки. Конечно, я могла поесть и сама, но мне нравилось вот так сидеть в утренней тишине, ловить на себе его заботливый, чуткий взгляд и видеть, как он складывает свои красивые губы трубочкой и дует на бульон, чтобы я не обожглась.
18.15
К вечеру я ожила. Все еще болело горло, и закладывало нос, но температура не поднималась, и чувствовала я себя более-менее сносно. К возвращению Миши с работы подготовилась: разбросала по кровати салфетки, в которые сморкалась, взбила пальцами волосы, нанесла на губы гигиенический бальзам и притворилась умирающей.
– Катя, это я.
Огласивший прихожую голос звучал словно гимн жизни. В груди у меня запорхали бабочки.
– Привет. – Жалобно улыбнулась я, когда он появился в дверях.
– Ну, как ты?
– Уже намного лучше. Благодаря тебе. – Положила руку на сердце.
– Ух. – Облегченно кивнул он. – Отлично.
Скинул пальто, снял пиджак, устроился возле меня на краю кровати.
– Как температура?
– Спала.
– Горло?
– Красное, но уже болит не так сильно. Твои пастилки творят чудеса.
Он задавал мне один вопрос за другим, трогал лоб, заботливо подтыкал одеяло, а я таяла от удовольствия, наблюдая за каждым его движением и улыбкой. Никто прежде так не заботился обо мне, и это новое ощущение было очень приятным и волнующим.
– А ты хорошо смотрелась с ребенком. – Вдруг сказал Миша.
– Что?
Собирая со стола фантики и салфетки, он наткнулся на погремушку-прорезыватель и теперь держал ее в руках.
– Матвей – замечательный малыш. – Кивнула я.
И была абсолютно честна. С дальнего расстояния дети кажутся совсем другими, а когда ты проводишь с ними время, видимо, проникаешься. Я даже пообещала себе больше внимания уделять крестнице и постараться научиться понимать ее.
– А вот столик придется заменить. – Произнес Миша, разглядывая круги на полировке. – Поищу в мебельном, и поменяем. До возвращения Сани еще долго.
– Миш… – Мой голос прозвучал хрипло.
– А? – Он обернулся.
– Иди сюда. – Я похлопала ладонью по краю постели.
Усов ненадолго растерялся, словно бы почувствовал особую важность момента или какие-то новые нотки в моем голосе, а затем сделал решительный шаг и… не успел он сесть, как в дверь постучали.
– Открою. – Облизнув пересохшие губы, сказал Миша.
И удалился в прихожую. Послышался скрежет замка.
– Так и знала, что найду тебя здесь. – Пропел женский голос.
Машенька. Нарисовалась – не сотрешь.
А ведь я только про нее забыла.
– Катя болеет. Температура. Зашел проведать. – Сухо отчитался Усов.
– Миш, ты опять забыл, как трудно мне достались эти билеты на матч? Или не хочешь идти потому, что там будет мой отец?
– Маш, я…
– Поторопись, иначе мы опоздаем. – Смягчилась девушка.
– Маша, привет! – Прохрипела я.
– Ой, Катюш, привет, ты там как? – Проворковала она.