– Ты ведешь дневник?!
– Да. – Смеясь, я толкнула его плечом. – Мне посоветовали делать это, чтобы не свихнуться. И это, правда, каким-то чудесным образом систематизирует мысли. Вот так, читаешь, бывало, вечерком, что написал неделю назад и понимаешь, что ты за человек, и почему все еще не встретил свою половинку.
– Слышала притчу о пончиках?
– Нет.
– Рассказать? – Улыбнулся Миша.
– Валяй.
– Допустим, захотелось тебе пончиков с шоколадом и цветной посыпкой, и пришла ты в магазин. «Дайте мне пончиков», – говоришь ты продавцу. А он тебе: «Нет у нас никаких пончиков, мы продаем подшипники». И вот дальше у тебя лишь три пути. Первый – продолжать настойчиво просить у продавца пончики в надежде, что они станут их производить. Второй – смириться, выйти из магазина и пойти искать кондитерскую. И третий: подумать, нужны ли тебе подшипники. Вдруг действительно нужны? И эта система трех путей применима ко всему в жизни. Кто знает, может, ты не там ищешь свои пончики, Катя?
– Ничего себе… – Меня эта простая мысль почему-то заставила крепко задуматься. Я даже подвисла на несколько секунд. – А это что? – Уставилась на билет, лежащий на столике.
– Еду завтра в командировку.
– В этом? – Мой взгляд упал на висящий на дверце шкафа костюм.
– Ну да.
– Прошлый век! – Я распахнула дверцы и принялась перебирать его одежду. – Сейчас мы тебе что-нибудь другое подберем.
– Ладно. – Хмыкнул Усов. – С тобой спорить бесполезно. Вон, даже Алла Денисовна согласилась.
– С чем? – Обернулась я.
– Говорят, ты ей посоветовала поменять текст к представлению на обложке. Теперь там что-то про бодипозитивную модель.
– Откуда ты знаешь?
– Девчонки сплетничали в комнате отдыха.
– Надо же. – Достала из шкафа коричневый пиджак, рубашку и брюки. – Вот, примеряй.
А когда он надел эти вещи, я даже присвистнула: его движения стали элегантными, походка приобрела какую-то расслабленную надменность, и все это только добавило ему привлекательности.
– Ого, да ты красавчик, Мишка… – Восхитилась я.
Сделала глоток, отставила бокал на столик и подошла, чтобы поправить ему лацканы пиджака.
– Тебе тоже очень идет новая стрижка, Катя.
– Не ври. – Фыркнула я. – Мужчины обычно не замечают такое.
– Знаешь, за что я тебя люблю? – Хрипло сказал он. – За правду. Ты всегда честна. Это мне в тебе и нравится.
Напиваться в стельку в мои планы не входило, но, кажется, я была пьяна, и мне мерещилось, что Мишка по-настоящему признается мне в любви. Мне хотелось, чтобы это не казалось правдой, а было ею. Мне в последнее время было настолько одиноко и настолько не хватало теплых слов, что я хваталась за все, что могло согреть меня хоть ненадолго.
Разумеется, пиджак полетел на пол. За ним и рубашка. И брюки. И все остальное.
А потом мы просто лежали рядом в темноте, слегка касаясь друг друга плечами.
А утром я слиняла еще до того, как Усов проснулся.
18 октября, понедельник
7.40.
Кое-как содрала себя с кровати.
Сделала тридцать приседаний вместо пробежки – выходить на улицу не стала из-за погоды: дул ужасный ветер, накрапывал мерзкий дождь.
Ла-а-адно, не буду лукавить: Миша тут тоже был замешан.
Мне не хотелось встретить его случайно в парке. Через пару дней, когда он вернется из командировки, сделать вид, что между нами ничего не происходит, будет гораздо проще. Так ведь?
Сварила овсянку (чуть не сожгла).
Бросила в нее мед, орешки, банан – как делают блогеры. Смотрелось неплохо, а на вкус – так себе. Будто ешь клейстер с кукурузными хлопьями. Доела, конечно, но во время трапезы терзала себя мыслями о каком-нибудь вредном бутерброде. С ветчиной, например.
Не представляю, как живут те люди, которые поддерживают свое тело в форме и следят за своим рационом: они что, каждый день себе вот так отказывают в простых человеческих радостях?!
Непостижимо.
К тому же, уже через час оказалось, что овсянка не способна обеспечить меня энергией для продуктивной работы, хотя бы, до обеденного перерыва. Около девяти часов утра пришлось плестись (почти на автопилоте, перемежая шажки с зевками) в комнату отдыха в офисе и варить там кофе.
Положила в кофе сразу две ложки сахара – (нужно же откуда-то брать энергию?) – и позаимствовала чей-то бутерброд из холодильника. Тут сами виноваты – нужно научиться подписывать контейнеры с едой.
– Здесь большими буквами написано «ОЛЕГ», – заметила Алиса, усаживаясь рядом.
– Да? – Хмыкнула я, откусывая. – А я думала: «ДЛЯ КОЛЛЕГ!»
– Ты видела? – Присоединилась к нам Диана.
– Что? – Честно говоря, я так и не проснулась, и мои глаза обеспечивали лишь минимальные потребности организма: например, провести меня по офису до безопасного островка на рабочем месте и не запнуться о чей-нибудь стул.
Диана ударила по кофе-машине:
– Будь ты не ладна! Что тебе еще надо?! Может, станцевать с бубном?!
– Молоко закончилось. – Мягко объяснила Алиса, вставая с дивана и подходя к аппарату. – Сейчас заменим коробку.
– Ты чего? – Покосилась я на Диану.
– ПМС, наверное. Все бесит. – Она вздохнула. – И постоянно хочется рыдать.
– Съешь шоколадку. В шкафу была одна.
Она открыла ящик.
– Тут написано что-то.
– «Угощайся». – Пояснила я.
– «О… Оль…»
– «Общая»!
– А-а, ну, окей. – Не стала сопротивляться Диана.
Распечатала батончик, откусила и, устало привалившись к стене, стала жевать. Кофе-машина после смены молока вновь довольно застрекотала.
– Работает. – Улыбнулась Алиса.
Меня всегда удивляло, как, имея младенца, мужа, дом и работу, она умудрялась сохранять спокойствие и расположение духа. У меня давно бы дергался глаз от такой жизни.
– Так что ты хотела показать? – Напомнила я Диане, отхлебнув горячего кофе.
– Ах да. – Выдавила она, разлепляя веки. – Нет, ну, ты видела?
– Что? – Эта игра начинала меня утомлять.
– Лана. – Хмыкнула Диана.
Словно я должна была понять ее с полуслова.
– Что с ней?
– А ты посмотри. – Подруга указала на стену, завешанную жалюзи. – Может, я ничего не понимаю в офисном дресс-коде, но это как-то уже слишком.
Мы перебрались ближе к стеклянной стене, встали коленями на диван и припали к щели между створками жалюзи.
– Чтоб мне провалиться… – Протянула я. – Она… без лифчика?
– Если есть, что показать, почему бы этого не сделать? – Хихикнула Алиса.
Лана разговаривала по телефону, стоя в проходе между столов. Из-под расстегнутой рубашки у нее виднелся топ, а из-под его ткани совершенно отчетливо выделялись соски.