Аристократка завозилась, пытаясь пробраться через разбитое стекло, так что пришлось помогать самому: до безопасных автостекол здесь еще не додумались, и девушка рисковала пораниться об острые осколки. После того, как она оказалась на свободе, совместными с Керой усилиями вытащили тело спутницы Петры. Я опасался, что она ранена или травмирована, но девушка успокоила — просто обморок. Доверять не стал — откуда бы ей успеть узнать, нет ли у подруги каких-нибудь внутренних травм? Тем не менее, поверхностный осмотр показал, что серьезных травм у девушки вроде бы действительно нет, а не поверхностный я бы и не смог сделать — доктор из меня тот еще. Вот, кстати, упущение — в команде хорошо бы иметь кого-то с медицинским образованием. Впрочем, где ж такого найдешь? Лекари нынче в цене… Вернувшись к Петре и бегло оглядев, обнаружил, что она-то как раз травмировалась сильнее. Невооруженным взглядом было заметно, как распухает левая рука чуть выше запястья, да и кровь из рассеченной брови так и не думала останавливаться.

— Почему вы не сказали, что у вас сломана рука? — спросил я, и заметив непонимающий взгляд, понял — из-за дикого стресса она просто не чувствует боли. Я понятия не имею, как лечить людей, однако откуда-то точно знаю, что из шокового состояния нужно непременно выводить. Организм не железный, работать на надрыв ему не полезно. Тут, за неимением прочих средств неплохо поможет склянка с крепким бренди, что хранится в бардачке грузовика. Для снятия стресса — самое то, хотя в качестве обеззараживающего гораздо лучше подошел бы спирт, или хоть чистый самогон. Но, чего нет — того нет, пришлось брать благородный напиток. В любом случае стресс снимать рано — сначала нужно наложить шину, и, пожалуй, парой стежков стянуть рану на лице домины Петры, не то останется шрам. И делать это придется мне, потому что как ни смешно, среди присутствующих я имею наибольшее представление о врачевании. Просто в силу опыта прошлой жизни. Вправлять кости я не рискну, но хотя бы зафиксировать перелом необходимо. Этим я и занялся в первую очередь — незачем оттягивать. А кровь пока вымоет из раны на лбу все лишнее, если туда что-то успело попасть. Страшно, конечно, но лучше уж побыстрее, пока она ничего не чувствует.

Индивидуальных перевязочных пакетов, — мой вклад в прогрессорство, — у нас заготовлено с запасом: цена бессонной ночи, зато теперь не нужно судорожно искать материалы. Домина Петра пытается что-то рассказывать, спрашивать, водя по сторонам шалыми глазами, и совсем не обращает внимания на мои манипуляции. Ровно до тех пор, пока я не начинаю накладывать бинт, после чего, наконец, замечает безобразно распухшую руку, закатывает глаза, и начинает медленно оседать. Не страшно — Кера наготове, с интересом наблюдает за моими манипуляциями, и уже достаточно обтесалась среди смертных, чтобы самостоятельно подскочить к девушке и не дать ей упасть. Даже удивительно. И хорошо, что Петра-таки потеряла сознание. С шитьем так быстро не получится. Давненько мне не приходилось таким заниматься, да и результат прошлой попытки оставлял желать лучшего… Ничего, в этот раз я учту прошлые ошибки. Тем более, речь в этот раз не идет о жизни и смерти, можно не торопиться. Очистить рану, смазать вокруг бренди, стянуть края. Стежок за стежком — всего пять штук. Совсем немного. Кера с большим интересом наблюдает за моими действиями.

— Забавно видеть, как вы печетесь над своими телами, — комментирует богиня. Они совсем недолговечны, и далеко не идеальны, и тем не менее вы так стараетесь сохранить их в нетронутом состоянии!

— Можно подумать, у богов с этим как-то иначе обстоит, — пробормотал я, не отвлекаясь от своего занятия.

— У кого как. Например, Хромому всегда было наплевать на свое увечье, хотя он мог бы от него избавиться. Для других внешность была важнее, но, согласись, одно дело беспокоиться о чем-то вечном, и совсем другое заботиться о том, что максимум через сто лет придет в окончательную негодность несмотря на все усилия.

— А мы не верим в смерть, — ухмыльнулся я, и, кажется, этим откровением поразил богиню.

— Что?

— Нет, каждый знает, что умрет. И он, и все окружающие. Это — знание. А вера… в глубине души каждый из нас уверен, что с ним и его близкими подобного не случится. Каждый день мы говорим себе — этого не произойдет сегодня. И завтра тоже. Однажды это не срабатывает, и смерть приходит к кому-то из близких. Тогда верить становится сложнее, но у нас получается.

— Творец, сколько тысячелетий хожу по этому миру, но понятия не имела, что все вот так! — Поразилась богиня. — Вы, смертные, полностью лишены разума!

Мне было что ответить, но у моей пациентки изменилось дыхание и дрогнули веки — начала приходить в себя, так что счел за лучшее промолчать. Тем более, пришло время объяснять госпоже Петре, что с ней произошло, и как она дошла до жизни такой — как оказалось, последние воспоминания, задержавшиеся у нее в голове закончились до нашего появления:

— У вас, вероятно, сотрясение мозга, — объяснил я после того, как кратко ввел ее в курс дела. — Кроме того, рана на лбу, я ее зашил, и самое неприятное — сломана левая рука. — Девушка тут же ей пошевелила, и естественно побледнела от боли.

— Вы что, лекарь? — уточнила Петра.

— Нет, и именно поэтому вам непременно нужно его посетить. Думаю, в Памплоне найдется кто-нибудь, кто вам поможет.

— Ни за что! — девушка даже попыталась вскочить, но со стоном повалилась обратно. — Я не для того столько мучилась, чтобы вернуться в эту проклятую Памплону!

— Отложим этот спор, — не стал я настаивать. — Выпейте немного бренди, это слегка уймет боль, — я всучил я ей фляжку. — а мне нужно разобраться с вашими обидчиками.

Самому вся эта история не нравилась ужасно. Из-за этой дуры мы здорово задержимся. Впрочем, плюсы тоже есть — если бы не Петра, этих бандитов мы бы точно пропустили. Вот только теперь нужно с ними что-то решать, и я догадывался, что ничего лучше, чем расстрел не придумаю.

Оставив Петру и ее подругу на попечение Керы, подошел к бандитам, которых ребята уже сбили в аккуратную кучку. Зрелище гангстеры представляли собой крайне печальное. Половина нетвердо держится на ногах — кто-то ранен, другие, по-моему, просто здорово оголодали: очень уж характерный огонек в глазах, я такое часто видел в неблагонадежных районах, да и после доводилось.

— Главный есть? — Спросил я.

— Ну, я главный, — исподлобья взглянул на меня заросший бородой мужик в поношенной спецовке. Левой рукой он изо всех сил зажимал рану на плече, с рукава на землю капало красным. — Дальше что?

— Рассказывай, главный, как вы решили душегубами стать. И скольких уже убили.

— А ты кто такой, чтобы я перед тобой отчитывался? — сплюнул мужик. В сторону, но неуважение все равно продемонстрировал. — Хочешь стрелять — стреляй, мне терять нечего. А отчитываться я перед неизвестно кем не стану.

— Я — лейтенант Ишпанской республиканской армии, — гордо ляпнул я, и чуть не расхохотался. — Сокращенно ИРА[1].

В башке назойливо крутилась мысль о том, что нам больше подошло бы название ЭТА[2]. По крайней мере территориально.

— А я не признаю никакую ишпанскую республиканскую армию, — нагло ухмыльнулся пленник. — Мне что при сенате, что при вас жрать нечего, так какая разница? Плевал я на вас всех, а будь возможность — и пристрелил бы.

— Не слушайте его! — не выдержал кто-то из прочих бандитов. — Он рехнулся! Мы никого не убивали! Да и ограбить толком никого не получилось. Второй раз всего на дорогу вышли. Полдекады назад ходили соседнюю деревню грабить, так там уже и жителей не было, кроме двух стариков. А у них и брать было нечего… чуть не последний хлеб им отдали.

— Заткнись, Лив, — рявкнул мужчина. — Что ты перед ними стелешься? Думаешь, они — закон? Такие же бандиты, как и мы, только вооружены лучше.

— Может быть, — я счел нужным ответить. — Только мы не грабим путников, а наводим порядок. Чувствуешь разницу?

— Не чувствую. Не знаю, какой порядок вы наводите. У меня и моих людей уже месяц работы нет, и не предвидится. Так что что хоть что ты со мной делай, а суда твоего я не приму. Никто ты мне.

В общем, в легитимности нашего свежеиспеченного «правительства» народ сомневается. Ну и в нас, как его представителях, соответственно. Можно действительно расстрелять, вот только если они не врут — то пока не за что. Не успели они еще всерьез пограбить.

— Никто, так никто, — отмахнулся я. — Не навязываюсь. Ты лучше скажи, откуда вы такие бесстрашные взялись? И чего делать умеете, кроме как на дорогах проезжих тормозить. Ну и где эта деревня со стариками?

В общем, худо — бедно удалось разговорить бандитов. Выяснилось, что пойманные изначально были бригадой каменотесов и работали в шахте неподалеку от городка Эчарри-Аранас, где добывали пирит, в народе еще называемый золотом дураков. Уже полгода шахтеры работали фактически за еду, последний месяц шахта не работала, а две декады назад владелец сообщил, что работать больше и не будет, а сам он уезжает в места поспокойнее. Денег за последние четыре месяца так же можно не ждать. И без того затянувшие пояса рабочие окончательно сложили зубы на полку, и ладно бы сами — так все семейные. Когда детки со слезами просят у папы кусочек хлебушка, на большую дорогу пойдешь без особых сомнений. Однако как и в любой деятельности, в деле отъема ценностей у населения тоже есть свои нюансы. Горе-грабители не учли, что движение на дороге сейчас практически отсутствует. Попытки грабить близлежащие поселки тоже оказались обречены на провал — фермерские хозяйства процветают в основном к югу от города, а на северо-западе народ все больше на добыче работал. Чем больше я их слушал, тем сильнее уверялся, что наказывать бедолаг не за что. А уж после того, как вернулись Марк с ребятами, и подтвердили, что да, есть почти вымершая деревня неподалеку, и там в самом деле живут старики, которых подкармливают похожие по описанию на наших пленников благодетели, стало ясно, что решать надо по-другому. К тому же Доменико вспомнил, для чего используется пирит, который они добывали — это, оказывается, сырье для производства серной кислоты. То есть штука крайне полезная вообще, и для нас сейчас в частности.

— Вот что, — обратился я к предводителю бандитов, который в конце концов представился именем Пио. — Расстреливать мы вас не будем. Отпустим на все четыре стороны. И вы, конечно, можете и дальше пытаться грабить, потому что возиться нам с вами некогда, и проверять, куда вы направились — тоже. Только имейте ввиду — мы не одни тут. Сейчас всю провинцию будет патрулировать милиция, и всех, кого поймают на горячем… в общем, не получится у вас ничего. А можете вернуться к привычному делу. Большой оплаты на первых порах не обещаю… и вообще ничего не обещаю, потому что это не в моей компетенции. Однако можете отправиться в Памплону и там найти Северина — он наш лидер. С ним и договоритесь предметно. Так что решение за вами.

Ожидаемо, после короткого совещания бандиты решили попытаться вернуться к мирной деятельности, и снабженные провизией, — у нас как раз на такой случай с собой были излишки, — отправились в город, благо идти недалеко. За день как раз управятся. Ну а если обманут… Впрочем, нет, я почему-то был уверен, что эти парни обманывать не станут. Не в честности дело, просто они и сами понимают, что руки у них под кайло заточены. На все про все ушло часа четыре — затягивается поездка, неизбежно. Впрочем, на хорошее дело не жалко. Единственной, кто остался недоволен финалом этой истории, оказалась домина Петра. Большую часть происходящего она пропустила, проспав в кабине грузовика, а когда проснулась, и узнала, что ее обидчики ушли безнаказанными, принялась громко и ужасно назойливо возмущаться. Положение спас Рубио, который до этого участия в происходящем не принимал:

— Домина Петра, только скажите, и мы их догоним. Только обещайте, что стрелять в них будете вы лично — в конце концов, это же ваши обидчики!

Петра, сгоряча явно готова была согласиться, но уже набрав в грудь воздуха, резко выдохнула:

— Ну, может, не расстреливать, но компенсацию за увечья и испорченную машину с них стребовать было необходимо!


— Боюсь, вам тогда пришлось бы вспоминать наши старые традиции, и брать их в рабство, потому что больше ничем компенсировать ваши потери они не смогут.

На этом скандал прекратился, потому что у Петры аргументов больше не нашлось, и мы, наконец, вернулись к тому вопросу, на котором остановились сразу после встречи.

— Мне действительно нужно в Бургос, — упрямо твердила девушка. — И как можно быстрее. По делам семьи. У меня там назначена встреча с братом, и я не собираюсь отступать от своих планов. — И даже ногой притопнула в сердцах, отчего тут же побледнела и скривилась от боли. Рубио галантно подхватил под руку пошатнувшуюся даму, не дав ей упасть.

— Мы вполне можем передать вашему брату от вас весточку. Вы даже можете написать письмо — я непременно передам. Уверен, он поспешит приехать либо сам, либо организует вашу безопасную доставку. — Увещевал Доменико, которому пришлось еще объяснять предысторию. — Вы серьезно пострадали, вам нужен покой и лечение!

Не договорились. Домина Петра упорно настаивала на своем и не собиралась менять решение, даже будучи бледна от боли и тошноты. В какой-то момент я даже пожалел, что оказал ей помощь, потому что даже это она использовала, как аргумент:

— Вы неплохо меня подлечили, Диего! Дорогу я перенесу, а там можно будет и лечиться, уже на месте. Еще раз говорю, я поеду так или иначе. Если понадобится, я пойду пешком! Я уже поняла, что вы считаете меня обузой — что ж, ваше право. Но я и не напрашиваюсь! Я вообще не понимаю, к чему мы ведем эту утомительную беседу! Позвольте поблагодарить за спасение. Будь у меня возможность, непременно оказала бы вам ответную услугу. До свиданья квириты и доминусы. Продолжайте свой путь.

Взгляд, которым ее наградила молчаливая спутница, был красноречивее слов. В нем смешалось и сомнение в умственных способностях подруги, и ужас, и возмущение, и еще куча всевозможных оттенков негативных эмоций, однако переживала компаньонка зря. Совместным решением было постановлено, что госпожа Петра дальше путешествует с нами. Паровик поставили на колеса и проверили — он оказался вполне работоспособен, пусть и помят. Осталось только заменить простреленные колеса, благо у предусмотрительной девушки нашлись аж два запасных, и можно ехать.

Мне, честно говоря, было уже все равно. Ну хочет она ехать с нами — пускай едет. Дурное дело нехитрое. Очень уж не хотелось возвращаться, не успев толком выехать. И без того ведь задержались — день клонится к вечеру, а мы едва ли на сорок миль от Памплоны отъехали. Теперь хотя бы до Васконы добраться.

Вообще, сколько-нибудь крупные города мы планировали объезжать по широкой дуге — слишком велика опасность попасть в неприятности. Нам ведь неизвестно, какая там власть, и что вообще творится. Если в каком-нибудь поселке, буде он окажется враждебным, просто не хватит населения, чтобы нас задержать, то в городах другое дело. Нас могут просто зажать в узких улочках, и никакой пулемет не поможет. Да и патроны для него не бесконечны. Тем не менее, с появлением домины Петры планы изменились. Девушке требуется лечение. Если с сотрясением мозга местные доктора ничего и не умеют делать, а рану на лбу я вроде бы зашил достаточно качественно, то с рукой было необходимо что-то делать. Осмотрев ее еще раз, я почти уверился в том, что она слегка изогнута, а, значит, кости сместились. Петра вроде бы была готова терпеть до Бургоса, но мне доводилось ломать руку — представляю, как ей сейчас больно. Вон, Кера от нее не отходит — наслаждается. К тому же Рубио отвел меня в сторонку и вполне прозрачно намекнул, что лучше бы нам не держать девушку в ежовых рукавицах, потому что ее папаша, когда узнает, может и осерчать. Вот именно поэтому мне и не хотелось иметь с ней никаких дел! Мы теперь должны вокруг нее скакать только потому, что ее батюшка столь влиятелен, что может устроить дополнительные проблемы всем повстанцам. А дочурка, соответственно, давно привыкла, что с ней все обращаются как с хрустальным цветочком, какие бы безумства она не совершала. Вот и у нас от нее проблем прибавилось, стоило только познакомиться.

Как бы там ни было, соваться без разведки в город, о котором мы ничего не знаем, я не собирался. Так что ехали не торопясь, заезжая в каждую встреченную деревню или поселок, расспрашивали о том, что творится в округе, и особенно интересовались состоянием дел в Васконы. Заодно, — тщетно! — интересовались наличием какого-нибудь лекаря. И чем ближе становился город, тем меньше мне нравились рассказы селян. Самое противное, ничего определенного люди не говорили. Сначала было стандартное — «давно туда не ездим», «нечего там делать». В поселке, в котором мы остановились несколькими милями спустя, к этим фразам добавилось «и вам не советуем». А вот еще ближе к городу стало хуже — там Васконы откровенно боялись. Стоило затронуть тему соседнего города, люди мрачнели и пытались перевести тему, будто мы говорили о кладбище или чем-то, что к ночи поминать не стоит. К слову к этому времени уже окончательно стемнело, так что мы устроились на ночевку тут же — ехать на ночь глядя неизвестно куда не хотелось, да и вряд ли будет проще найти лекаря ночью.



[1] Герой вспомнил про Ирладскую Республиканскую Армию

[2] «Страна басков и свобода» — баскская леворадикальная, националистическая организация сепаратистов, выступавшая за независимость Страны басков (север Испании и юго-запад Франции).





Глава 8




Чистка пулемета на ночь глядя, при свете масляного фонаря — так себе удовольствие. Когда увлеченному ночной чисткой пулемета человеку кто-то неожиданно кладет руку на плечо — ощущения и вовсе специфические. Ничего удивительного, что этот человек совершает головокружительный прыжок в сторону из положения сидя и мгновенно берет нарушителя спокойствия на прицел.

— Не спится, домина Петра? — спросил я, уняв адреналиновую бурю.

— Рука болит, — смущенно пожала плечами девушка. — Простите, не хотела вас напугать. И простите за мои слова днем. Я понимаю, что вам совсем некогда возиться с попутчиками. Я была на взводе и не совсем адекватно оценивала происходящее. К тому же мне и в самом деле необходимо побыстрее встретиться с братом. Вопрос жизни и смерти.

Вероятно, предполагалось, что я заинтересуюсь причинами спешки. Мне действительно было любопытно, но я удержался от вопроса — лезть в дела столь влиятельных персон чревато. В таком случае они быстро становятся твоими, а этого хотелось бы избежать.

— У меня есть еще немного лауданума, но не советую домина Петра. Знаю, что эту настойку сейчас используют очень широко, но так же знаю, что она вызывает привыкание. На вашем месте я бы потерпел — несколько часов боли не стоит того, чтобы становиться рабом этой настойки. Для экстренных случаев она хороша, но только для экстренных.

— В самом деле? — удивилась девушка. — Не слышала о таком. Но я и так не стала бы ее принимать — предпочитаю оставаться в ясном сознании. Однако это не отменяет того факта, что уснуть я не могу. Так что уж окажите мне любезность, скрасьте мое ожидание своим обществом. Этикет соблюдать не обязательно, я не восприму как оскорбление, если вы вернетесь к своей работе. Но все остальные, как видите, спят.

Пожав плечами, я вернулся к своему занятию.

— Вряд ли я покажусь вам интересным собеседником, — пробурчал я.

— Почему же… Вот только у меня создается впечатление, что общение со мной вам чем-то неприятно. Расскажете о причинах?

— Вам показалось, домина Петра, — хмыкнул я. — Я просто осторожен. Мне сказали, вы принадлежите к довольно влиятельной фамилии. Знаете, в одной северной стране говорят: «Минуй нас пуще всех печалей и барский гнев, и барская любовь». А еще говорят, нужно держаться подальше от начальства и поближе к кухне. Это мудрый народ, у них стоит многому поучиться.

— Поразительная осторожность, — фыркнула Петра. — Вот уж не подумала бы, что столь храбрый воин может опасаться девушку только потому, что она принадлежит «влиятельной фамилии»!

— Лично мне бояться нечего, — пояснил я. — Потому что нечего терять. Просто гнев вашего отца может затронуть не только меня. Что будет, если он посчитает оскорбившими его всех бунтовщиков?

— Скорее всего тогда некоторые легионы все-таки отправятся на подавление беспорядков, — согласилась собеседница. Но мне сложно представить ситуацию, после которой отец так осерчает на повстанцев. Например, если бы вчера во время ограбления меня все-таки убили или навредили еще каким-нибудь способом, отец искал бы тех, кто это сделал. И не успокоился бы, пока не нашел. Но ни вам, ни вашим товарищам ничего бы не было, даже если бы он узнал, кто именно отказался меня сопровождать. И даже если бы подобное случилось в Памплоне от рук кого-то из восставших, он бы искал именно тех, кто это сделал, а не всех сепаратистов вообще. — Девушка немного помолчала, и не дождавшись от меня комментариев, продолжила:

— К слову я слышала разговоры ваших подчиненных. Они говорят, что с Васконой, в которой вы рассчитываете найти доктора не все в порядке. Может, не стоит туда ехать? Я вполне могу подождать до Бургоса.

— Ваше самопожертвование делает вам честь, но город посетить придется. Дело не только в вашем переломе, хотя пока мы доберемся до Бургоса, кости уже начнут срастаться неправильно, и для того, чтобы это исправить, придется их заново ломать — поверьте, удовольствие ниже среднего. Руководствуясь исключительно заботой о вас и вашей безопасности, Петра, было бы, наоборот, правильно как можно быстрее добраться до Бургоса, не делая лишних остановок. Ну, или как мы предлагали изначально — вернуть вас в Памплону. Однако, помимо основной цели у нашего отряда есть еще побочные, и одна из них, это составить мнение о том, что творится в ближайших окрестностях. Зная, что у соседей творится что-то странное будет просто безответственно не выяснить, что именно, потому, что любые непонятности — это потенциальные проблемы, о которых лучше узнать как можно раньше.

— И вы готовы везти гражданскую, да к тому же женщину, в город, о котором отказываются говорить даже жители соседних деревень? — в интонации, с которой был задан вопрос прозвучала ирония.

— А с чего вы взяли, что вы едете в Васкону? — удивился я. — Вы с компаньонкой остаетесь здесь. С вами будут двое моих подчиненных, для охраны. — И, не удержавшись, упрекнул: — Вот именно поэтому я и не хотел заниматься вашим сопровождением. Без вас не пришлось бы делить отряд.

— И все-таки кто занимался вашим воспитанием?! — возмутилась девушка. — Я понимаю справедливость ваших слов, но возмущена формой, в которой они поданы.

— Я жил в неблагонадежном районе, и даже не учился в школе, о каком воспитании вы ведете речь? — хмыкнул я.

Девушка, готовая уже уйти, остановилась и вернулась на кусок полена, на котором сидела до моей отповеди. Похоже, любопытство возобладало над гневом.