– Гражданин начальник! Чего вы? Что я такого сделал?

Но Усов уже схватил воришку за шиворот и тащил к машине. Пленником майора оказался совсем молодой парень, почти подросток. В свете фар Даша различила торчащие во все стороны пегие вихры, старую куцую куртенку и белые, летние, совсем не по сезону, кроссовки. Парень извивался, как червяк, в цепких руках Усова и ныл, точно юродивый.

– Пустите, гражданин начальник. Ай, больно! Меня нельзя трогать, я псих, на учете в ПНД стою.

– Мне без разницы, где ты на учете, – невозмутимо произнес майор. – А ну, живо, руки на капот. Губанов, обыскать!

Губанов, точно черт из табакерки, выскочил из машины, прижал парня к капоту и обшарил с ног до головы его тщедушное тельце.

– Чисто, товарищ майор!

– Я же говорю, не при делах, – пропищал задержанный.

– Хватит строить из себя жертву, Батюшкин, – строго сказал ему Усов. – Ты сам виноват – попался под руку. Чего не спишь по ночам, шастаешь, как крыса?

– Никакая я не крыса, – обиделся Батюшкин. – Я в палатку шел, за сигаретами. Тут поблизости круглосуточная есть, вы ж в курсе.

– Курить, значит, захотелось. – Майор задумчиво покивал.

– А вам бы не захотелось? Если куришь с трех лет, а сигареты кончились.

– Ну ты и загнул, с трех лет, – хмыкнул Губанов. – Ладно, живи. – Он ослабил свою железную хватку, и парень поднялся с капота, потирая плечи.

– Больно. Гражданин начальник, скажите своим шестеркам, чтобы не распускали лапищи. А то так и убить можно.

– Это кто шестерка? Это я шестерка? – мгновенно рассвирепел Губанов и сгреб было Батюшкина снова, но Усов сделал ему знак.

– Хватит. Мы сюда за делом пришли, а не спектакли смотреть. Знаешь, где Художник? – обратился он к парню.

– Леха? Так у себя он, в мастерской. Пишет портрет Натахи.

Батюшков ухмыльнулся.

– Какой еще Натахи? Смольяниной? – спросил Усов.

– Да нет. Натахи, официантки из ресторана вокзального, осташковского. Полная такая, красивая.

– Стало быть, у Лехи новая пассия? Раньше он вроде Варьку-медсестру любил. И портреты ее рисовал.

– Леха парень ветреный, – Батюшкин поскреб свои жесткие непослушные вихры. – И девки его любят. Не то что меня. – Он вздохнул.

– Работать надо, Батюшкин. Работать! Тогда и тебя женщины полюбят.

– Эх, начальник, будто вы не в курсе – ворам в законе работать не положено.

– Да какой ты вор в законе, – насмешливо произнес Губанов. – Так, сопля на подхвате.

– Сам сопля, – обиженно надулся Батюшкин.

– Ты что-то сказал? – Губанов угрожающе сдвинул смоляные брови.

– Ничего, – поспешно пискнул Батюшкин.

– Хватит лясы точить, – поставил точку в их диалоге Усов. – Идем в мастерскую к Лехе. Губанов со мной. Кравченко, ты следи за девушкой.

– Этого куда? – Губанов кивнул на Батюшкина.

– С нами пойдет.

– Зачем с вами? – испугался парень. – Мы так не договаривались.

– Я с тобой вообще никак не договаривался, – добродушно усмехнулся Усов. – Топай давай.

Все трое скрылись в темноте. Даше ужасно хотелось догнать их, но она продолжала послушно сидеть на заднем сиденье, помня обещание, данное майору.

– Ну как ты, отошла немного? – спросил ее Кравченко.

При Усове он обращался к Даше исключительно на «вы», но в его отсутствие расслабился и перешел на «ты». Она вместо ответа тяжело вздохнула. К горлу снова подступили рыдания. В это время у нее зазвонил телефон.

– Даша! Дашечка!!

Это была Катя. Голос ее срывался и дрожал.

– Даша! Что с мамой?? Что с Альбертом? Мне Соня сказала… этого не может быть!!


Даша молчала. У нее перехватило дыхание. Она была не в силах издать ни звука.

– Пожалуйста, скажи что-нибудь, – горестным шепотом взмолилась Катя.

– Мамы больше нет. Альберта тоже. Я сейчас с полицией.

– Боже мой! Господи, какой кошмар!! А Ярик? Ярик… нашелся?

– Нет. Кать, вы должны… вы должны приехать сюда. В Осташков. Ты и Соня.

– Да! Да! Мы сейчас выезжаем. К утру будем! Ты… ты прости, что я сразу не перезвонила. Мне надо было Олежку куда-то пристроить. Я его к подруге отвезла. Мы садимся в машину и едем. Дашуля, ты держись!

– Держусь.

– Адрес скинь.

– Хорошо.

Даша нажала на отбой. Кравченко деликатно молчал. Она спросила у него адрес полиции и набрала эсэмэску. Послышался шум, темнота осветилась фонариками. От гаражей к машине шли Усов и Губанов. Они крепко держали с двух сторон под руки высокого, худого и мосластого мужчину лет сорока с небольшим. Батюшкин плелся за ними следом.

– Сюда его. – Усов распахнул дверцу. – Вы пересаживайтесь вперед, – велел он Даше. – А этот приятель поедет на заднем.

Он слегка подтолкнул высокого в спину. Тот, пригнувшись, полез в машину.

– А я? – тонким фальцетом пропищал Батюшкин.

– Свободен, – коротко произнес майор.

Тот тут же испарился в темноте.

– В отдел, – приказал Усов Кравченко.

Заревел мотор. Даша ехала и спиной чувствовала, как высокий смотрит на нее. От его взгляда лопаткам было горячо. Такой может сделать все что угодно. Заманить в ловушку, обобрать, убить. Куда он дел Ярика? Это ведь не хлюпик Альберт, с ним справиться гораздо сложней. Сомнительно, чтобы Художник смог одолеть его, если только… если он не был вооружен…

Художник меж тем молчал, в отличие от Батюшкина, ни с кем не спорил, вопросов не задавал. Этим он только подтверждал уверенность Даши в том, что является главным виновником преступления.

Через минут десять они снова входили в здание МВД. Художник так же молча зашел в усовский кабинет и с безучастным видом уселся на то самое место, где недавно сидел Бутков. Дашу Губанов усадил в углу на диванчике и налил ей чаю.

– Ну рассказывай, Севостьянов, – задушевным тоном произнес Усов, стоя рядом с Художником, и включил диктофон.

Тот поднял на него спокойное, отстраненное лицо. На скулах ходили желваки, глаза были мрачного свинцового оттенка.

– О чем рассказывать?

– А ну-ка обернись. Давай, давай! Видишь, вон там девушка сидит. Почти ребенок. Из-за тебя она сегодня лишилась матери. Ничего не желаешь сказать?

Мужик медленно повернулся и смерил Дашу долгим, внимательным взглядом. Она снова, как и в машине, почувствовала жар. Несомненно, Художник обладал экстрасенсорными способностями.

– Ну что? – нетерпеливо произнес Усов.

– Не знаю никакой матери, – лениво проговорил Художник. Голос у него был очень низкий, плохо вязавшийся с худой, угловатой фигурой.

– Да что ты говоришь! – возмутился Усов. – А не ты ли со своими дружками встречался вчера днем с женщиной, приезжей из Москвы? Она примчалась по вашему звонку, сделанному с чужого телефона. Телефон принадлежал некому Альберту Краснову, тоже москвичу. Его нашли мертвым в подвале, прикованным цепью. Рядом находилась гражданка Бреславская. Она любила Краснова и приехала спасти его. Но опоздала и не смогла смириться с тем, что любимого нет в живых. Покончила с собой.

Усов сделал паузу и выразительно посмотрел на Художника. Тот немного помедлил, потом пожал плечами.

– Ну а я-то здесь при чем?

– Слушай, Алексей, хватит наглеть! – взорвался Усов. – Небезызвестный пахан Бутков сдал тебя с потрохами. Вас видели с Бреславской! Рассказывай, как ты заманил Краснова в подвал заброшенного дома! Что ты сказал его любовнице? Был еще один человек, Ярослав Сомов. Они вместе с Красновым вышли из дому в Москве чуть больше недели назад и пропали. Каким образом вы взаимодействовали? Как произошла ваша встреча? Где сейчас Сомов? Я требую ответы на все эти вопросы.

На темном лице Художника вдруг мелькнуло подобие улыбки.

– Не много ли требуешь, начальник?

Усов аж захлебнулся от гнева.

– Ты мне потыкай, тварь! Докажу, что ты мокрушником стал, закрою по полной. Лет через двадцать выйдешь!

– Да не пугай, пуганые, – спокойно и даже миролюбиво произнес Севостьянов. – К тому фраеру, которого вы в подвале нашли, я ни малейшего отношения не имею. Тетку да, видел. Более того, звонил ей.

– Телефон где взял? Звонил зачем?

– Телефон мне Варька дала. Она его нашла где-то пару дней назад. Он разряжен был до нуля. Старая мобила, Варька зарядку к нему не смогла отыскать. Вот и притащилась ко мне в мастерскую.