А я, разумеется, не собиралась давать ему на это время.
Я направила Какофонию ему в рот. Крепко зажмурилась. И прошептала, ни к кому не обращаясь:
– Эрес ва атали.
Спустив курок, я отправила Руину прямиком ему в череп.
Как я уже говорила, я не религиозна. И поэтому не ждала ответа на свои две молитвы: чтобы тварь наконец сдохла – и чтобы ни капли месива, которое от него останется, не попало мне в рот.
Я по-прежнему не верю в богов.
Потому что лишь одна молитва была услышана.
17
Старкова Блажь
Пули и добротный виски – роскошь, которую сложно отыскать в Шраме. Но раз уж я потратила три пули за один день, то посчитала, что простительно лишиться и пары глотков вискаря.
Я запрокинула фляжку. От души глотнула обжигающей жидкости. Поболтала во рту, выплюнула на землю. Причмокнула. Ужаснулась.
Бесполезняк. На языке до сих пор оставался вкус мозгов того мудилы.
Ну, или не мозгов, не знаю. Все разлетелось нехилым месивом красных ошметков. Труп урода валялся поблизости, по-прежнему закованный льдом; багровеющий отросток, на котором еще недавно красовалась черепушка, дымился. Убийство, надо признать, вышло впечатляющим. Какофония в кобуре почти пульсировал от восторга.
Однако я не сводила глаз со сморщенного тельца в двадцати футах. Наверное, прозвучит жестоко, но из всех людей, погибших в тот день в Старковой Блажи, я жалела только об этой потере. И в таком случае я б сказала тебе заткнуть уши, потому что следующие слова выставили бы меня полной мразью.
– Надо было оставить тебя в живых. – Я подошла к трупу и, опустившись на корточки, посмотрела в пустые глазницы Незрячей сестры. – Ей-богу, ты бы сейчас ой как пригодилась.
Ее губы по-прежнему кривились в усмешке; как и я, она прекрасно знала, что это была ложь. Какие бы пытки я ни придумала, чтобы развязать ей язык, они были бы нежной щекоткой по сравнению с тем, что сотворила Обитель, когда превратила ее в это исковерканное существо передо мной.
Но, по крайней мере, я бы как следует попыталась. Других зацепок у меня не было.
Магию Обители окутывала тайна, ведомая лишь Зрящему Богу и его последователям. Никто больше не знал, откуда она исходит и что делает. Только обитатели могли успешно пустить в ход магию, неподвластную Империуму.
А о призыве Империум знал мало.
Враки прибрал к рукам одну из самых загадочных цацек Обители, что усиливала магию, позволившую ему сотворить то, на что он не должен быть способен.
И фанатики пришли по ее следу в Старкову Блажь. Но как Враки раздобыл эту вещицу? Годами Империум засылает в Обитель лучших мастеров масок, Революция отправляет хитрейших шпионов – и ничего, кроме херовой тучи трупов, вздернутых на их стенах. Враки был Дарованием, одним из лучших, но и вся семерка не смогла бы умыкнуть у Обители их реликвию.
Однако… это же не значит, что такое в принципе нельзя провернуть.
Ты знаешь, что в Шраме хватает жулья. Но Шрам – место жестокое. Птенцов он пережует, а лучших, хладнокровнейших ублюдков из тех, что когда-либо таились в тенях, – смешает с дерьмом. Вместо бандитов у нас есть скитальцы. Вместо наркоторговцев – Вольнотворцы. А вместо воров…
Вместо воров у нас Пеплоусты.
Они знают о каждой монетке, украденной из кармана. Они слышат каждый секрет, сказанный шепотом. От каждой сделки они получают долю. Они как заноза в задницах Империума, Революции и остальных: саботажников, наемных убийц, контрабандистов, которые обходятся державам почти столь же дорого, сколь их войны.
Если они не продали Враки реликвию сами, то наверняка знали, где он ее раздобыл. И где остальные имена, которые следовали за ним, – Слепая подтвердила, они все были тут. Правда, связаться с Пеплоустами было непросто. В конце концов, они ухитряются вести дела в Шраме и годами не попадаться в руки величайших военных сил мира.
Правда, это всего лишь армии.
А я – Сэл Какофония.
У меня свои методы.
– Кажется, он мертв.
И один из моих методов сейчас возился с другим.
Лиетт сидела на корточках рядом с Кэвриком, лежащим в окровавленной пыли. Она успела нацарапать вокруг его ран исцеляющие знаки, но явно не была уверена, что они помогут.
– Дышит? – поинтересовалась я.
Лиетт постучала пером по виску Кэврика.
– Теоретически – да.
Я сощурилась.
– Никто не дышит «теоретически». Он или дышит, или нет.
– Можно «теоретически» дышать точно так же, как можно «теоретически» упиться настолько, чтобы суметь удовлетворить себя орально, – отозвалась Лиетт, поднимаясь и отряхивая юбку. – То есть сам по себе процесс осуществим и результат его очарователен, так что кому какое дело. – Она поправила очки на переносице. – А так как мои испражнения куда ценнее прочих, надеюсь на твое понимание, ведь я не вижу смысла тратить их на очередного революционного болвана.
Я потерла глаза. У моей досады было две стороны. Первая – потому что я просила ее больше никогда о этом не упоминать. И вторая – потому что этот парниша был мне нужен живым.
– Ты можешь его расписать или как?
– Разумеется. – Взгляд Лиетт скользнул к месиву из костей и крови, которое прежде было обитателем. – Впрочем, разумнее было бы потратить мое время на изучение этой аномалии. Возможно, это первое материальное свидетельство, оставшееся после воздействия магии Обители.
– Ага, а ты была бы свидетельством того, с какой легкостью он способен раскатать женщину тонким слоем, если бы не я, – прорычала я. – Если бы не я, ты сейчас была бы мертва. Третий закон. – Я ткнула в Кэврика. – Оживляй.
– Зачем? Он тебе нравится? – Лиетт окинула его подозрительным взглядом. – Он что… такой забавный или как?
– У меня есть предложение. Если он умрет, я отстану, так что ты сможешь спокойной копаться в кишках той дряни. Но до тех пор – работать.
Лиетт окинула меня внимательным уличающим взглядом. Она никогда не обвинит меня вслух, разумеется. Не то чтобы ей не нравились мужчины, хотя она и не нуждалась в них вне профессиональной сферы. Скорее…
Такой интеллект, как у нее, – проклятие. Чем больше понимаешь мир, тем меньше ему доверяешь. Она слишком остро осознает, как быстро люди умирают, ломаются, уходят.
И интеллект ничуть не уменьшает боль, когда это происходит.
– Моя голова… – избавил меня от разговора стон.
Я глянула на Лиетт и двинулась к Кэврику, который наконец очнулся после своей мимолетной очной встречи со смертью. Он снова простонал и поднялся на четвереньки. Обхватил руками голову, словно проверял, на месте ли она. Я его не осуждала; немногие бы выжили после такого удара.
– Полегче. Без резких движений.
Я опустилась на колени и помогла Кэврику усесться нормально, на задницу, прислонила его спиной к стене, в которую он влетел. Кэврик уставился на пробитую в досках вмятину и тупо моргнул.
– Это я сделал?..
– Скорее – он, – я ткнула большим пальцем в безголовое чудище позади нас. – Но все-таки отдам тебе должное, вмятину ты проделал славную. – Я осмотрела Кэврика. Сильного кровотечения не заметила. – Ну… ты как?
– Бывало и получше, – проворчал он и сплюнул на землю; слюна была чистой – значит, обошлось и без внутренних кровотечений.
– Ничего не сломал?
Кэврик потряс головой.
– По крайней мере, не чувствую. Хотя, надо признать, я пока не понял, чувствую ли что-либо вообще. После такого удара, наверное… – Он умолк, заметив на ладони знаки, и поднял на меня широко распахнутые от ужаса глаза. – Это чаропись. Магия.
– Не благодари, – пробормотала за моей спиной Лиетт.
– Тебя сильно потрепало, – ответила я, пропустив ее слова мимо ушей. – Знаю, Революция порицает магию, но иного способа тебя подлатать не было, и ладно, ты же все равно меня сейчас не слушаешь, м-да.
Кэврик в панике пытался соскрести символы с кожи. Революция глубоко погрязла в недоверии к магии – десять тысяч лет в рабстве у магов, все дела, – но истерики мне были совершенно ни к чему.
– Эй… эй! – Я схватила его запястья. – Спокойно. Они тебя не убьют.
– Могут, – заметила Лиетт. – По крайней мере, если нанести их неверно. – Она поправила очки. – Стоило бы беспокоиться, будь я способна на ошибку.
– Каждая строка каждой книги, каждое учение, которым благословил нас Великий Генерал, говорят об обратном! – тщетно бился в моих руках Кэврик. – Это скверна! Это противоестественно! Это…
– Удерживает тебя на этом свете, – закончила я за него. – Как только убедимся, что сей факт не изменится, можешь их стереть. Великому Генералу знать не обязательно.
– Мои солдаты, – прошептал Кэврик.
– А? – Я моргнула. – А, да, солдаты. – Я оглянулась на темнеющие в пыли пятна. Видимо, он не понимал, почему рядом нет тел. – Ну, не думаю, что они кому-нибудь расскажут. Я отнесла их в вашу железную машину смерти. Решила, ты захочешь вернуть их в Нижеград для похорон.
– Кремирования, – поправил Кэврик. – Захоронение – трата земли, на которой можно разместить производство. – Он закряхтел, пытаясь подняться, и упал обратно. – Ну, так говорит Великий Генерал.
– Вы, нули, мрете в таких количествах, что его можно понять. – Я фыркнула. – А ваш Славный Генерал не учит сражаться с обитателями?
– Мы вообще не должны были их встретить, – ответил Кэврик. – Никого не должны были встретить, честно говоря. Планировалось простое задание – найти наших шпионов, Неумолимого и Карающего. Их направили сюда наблюдать за беглыми преступниками.
Кэврик – парень, каких поискать. Кто из революционеров вот так просто выложит тебе все свои планы? Но он не упомянул, что Неумолимый наблюдал за скитальцами. Или, возможно, никто не потрудился ему об этом сказать.
– Осмотрись еще раз, если хочешь, – я пожала плечами. – Но я не нашла никого, кроме мертвецов.