– Да, понимаю.
– А ты сама? Я видел, как Альвин присматривался к тебе в библиотеке.
– Я ничего с ним не делала.
София дерзко посмотрела ему в глаза, испытав при этом даже удовлетворение. Уж она-то не станет признаваться в том, чего не совершала. Он может кричать и скандалить. Не имеет значения, она все равно слишком устала и не способна ничего воспринимать.
Присутствовало и еще кое-что – дерзость, выросшая из того, что София слышала во время пребывания здесь Альвина. Из-за подслушанного ею негромкого разговора события вчерашнего вечера показались ей несправедливыми.
Дело было поздним вечером. Освальд, сидя с Альвином у себя в комнате, попросил ее принести несколько бутылок воды. Увидев, что дверь открыта, она остановилась. Задержалась перед тем, как войти. Возможно, почувствовала, что в комнате происходит личный разговор. Или ей просто стало любопытно…
– Но немного бондажа – это ведь совсем недурно? – послышался голос Альвина.
– Да ну, это старо. «Пятьдесят оттенков»[12] и все такое, типа Ханса Шейке[13], хлеставшего девочек розгами. Представь себе лучше, что перед тобой классная телка, голая, с ремнем вокруг шеи. Ты затягиваешь ремень и гасишь в ее глазах жизнь, а потом возвращаешь ей жизнь, и все это в течение минуты, а сам тем временем… ну, ты понимаешь, что я имею в виду.
Настала полная тишина, потом донесся слабый восхищенный свист. Наверняка от Альвина.
У стоявшей под дверью Софии мысли посыпались градом: это ведь только фантазии, не то, чем он реально занимается, он же имеет право на сексуальные предпочтения, возможно, он просто пошутил… Однако в этот момент ее восхищение им ослабло.
Перед тем как войти в комнату, София громко кашлянула, но не смогла заставить себя посмотреть мужчинам в глаза. Поспешно поставила бутылки с водой и снова удалилась.
Правда, теперь, стоя перед Освальдом, она думала, что содеянное девушками – просто пустяки по сравнению с его фантазиями.
– Ну что ж, видимо, придется поверить тебе, – сказал он.
София продолжала стоять, глядя ему в глаза. Возникла молчаливая борьба, которой она не понимала. Просто не могла оторвать взгляд. Ей казалось, что он смотрит на нее как-то странно, и у нее внутри все похолодело.
– Что ты так уставилась?
– Ничего, сэр, я просто устала.
Преувеличением это не было. Ноги у нее прямо подкашивались. Перед глазами промелькнуло видение мягкой подушки, и София, не удержавшись, зевнула.
Освальд посмотрел на нее возмущенно.
– Ты ведь не думаешь, что сейчас отправишься спать? День только начался.
В этот миг у нее впервые появилась мысль, которая, словно электрический разряд, выскочила откуда-то из живота и оформилась в мозгу:
«Это только начало».
Все, что происходило до сих пор, было лишь детской игрой; а жизнь на самом деле не имеет дна.
* * *
Люди в большинстве своем слабы и легко поддаются на обман.
Существует вещь, противостоять которой не может никто. Небольшая лесть.
Так обстоит дело и с ней, с Эмили.
Она одинока и не находит себе места в большом доме. Лесть станет для нее наркотиком.
Правда, с лестью надо обращаться осторожно, поскольку при передозировке она становится приторной и грубой.
Но я обладаю врожденной способностью вызывать у людей чувство собственной значительности.
Я продвигаюсь с ней вперед. Медленно. Предлагаю помощь. Смеюсь ее шуткам. Слушаю, когда она говорит. Слушаю, когда она жалуется. Слушаю, когда она несет чепуху.
Принимаю восторженный вид, будто все, что она говорит, невероятно значительно.
Делаю ей маленькие комплименты.
Окружаю ее своим «я», своей аурой так, что она совершенно отогревается.
Заполняю ее холодную пустоту своей энергией. И это срабатывает.
– Мне нравится, что ты здесь, – сказала она однажды. – Спасибо за твою неизменную готовность помочь.
– Это я должен благодарить, – ответил я. – У меня такое ощущение, будто я наконец обрел дом.
Она начинает мне доверять.
Мне разрешают переехать в их дом, в собственную комнату на верхнем этаже. И вот однажды вечером происходит то, чего я ждал.
Я сижу на лестнице и слушаю, как они разговаривают в гостиной. Это вошло у меня в привычку.
Я слежу за ними.
Им меня не видно, но я их слышу.
– Мне так нравится Фредрик, – говорит она. – Я хочу, чтобы он остался у нас.
– Это не так-то легко устроить, – отвечает он. – Знаешь, бумаги и тому подобное…
– Ты с этим разберешься, – говорит она. – У тебя ведь есть связи.
Я услышал достаточно. Я доволен. Все идет по плану.
Уже собравшись встать и подняться к себе в комнату, я замечаю ее.
Лупоглазую.
Она сидит на верхней площадке лестницы, уставившись на меня. Ее маленькие закругленные ушки навострены.
Думаю, пора заняться ею. Незамедлительно.
27
– Вот, послушай! «Недостаток сна может использоваться как метод пытки, а также использовался с целью вызова видений в некоторых религиозных практиках».
София сидела, забравшись в постель, с ноутбуком на коленях, и «гуглила» тему «недостаток сна». Ей вспоминались студенты в университете, которые едва выдерживали одну ночь без сна, и это выбивало их из колеи на весь остаток недели. В «Виа Терра» бессонница стала обычным делом.
Трудно было припомнить, каково это, чувствовать себя выспавшейся. Тело постоянно пребывало в туманном, неприятном состоянии опьянения, отчего для завершения любого движения, казалось, требовалась вечность. Взгляд иногда было трудно сфокусировать, а на языке ощущался привкус металла от всех ядов, от которых не удавалось отделаться телу.
Беньямин громко застонал под одеялом.
– София, пожалуйста, давай поспим. Ты себя этим только изводишь. И кстати, мы договорились, что ты будешь пользоваться ноутбуком лишь в крайних случаях…
Но она все равно продолжала читать ему вслух.
«У чувствительных индивидов продолжительная нехватка сна может вызывать психотические реакции или эпилептические припадки. Незамедлительными следствиями недостатка сна являются, в частности, сонливость и ухудшение способности к концентрации и заучиванию».
Беньямин сел в постели и осторожно снял ее руки с клавиатуры ноутбука. Посмотрел на Софию своими красивыми глазами. Глазами, которые когда-то были живыми и, похоже, видели насквозь любое лицемерие или ложь, а теперь казались просто грустными и усталыми. Действительно ли он видит ими теперь?
– Я понимаю, что ты чувствуешь, – сказал он. – Давай погасим свет, раз уж нам, в виде исключения, выдалось поспать. Ведь кажется, что все будет лучше…
Лучше? Возможно. Но София не была в этом так уверена. В последнее время она чувствовала себя неуютно, не в силах отделаться от неприятного, тревожного ощущения. Возможно, из-за нехватки сна. Но в глубине души она знала, что дело в другом, что Освальд что-то затевает.
Началось с того, что он прекратил читать на материке лекции. Количество приезжавших к ним сократилось. Однажды вечером, заглянув в столовую, София увидела, что там ужинает всего лишь трое гостей. Что-то явно шло не так. Спрашивать Освальда она не решалась, опасаясь, что это связано с их плохой репутацией в СМИ, из-за чего завлекать народ на остров стало труднее.
Другой грозовой тучей была разраставшаяся программа «Покаяние». В красных кепках бегали уже двадцать человек – почти половина персонала. Все девушки, флиртовавшие с Альвином, проходили «Покаяние из покаяний». Они носили красные кепки и черные шарфы, и им запрещалось с кем-либо разговаривать, даже с теми, кто проходил «Покаяние». Теперь, когда не хватало половины персонала, справляться с делами стало трудно.
Потом произошла попытка бегства. Случилось это в один из дней, сразу после обеда. София и Освальд находились в офисе. Он работал на компьютере – очевидно, с чем-то секретным, поскольку развернул экран так, чтобы она не могла в него смотреть.
На улице шел мощный ливень, дочиста отмывавший окна. Вдруг раздалась тревога, фиксирующая прикосновение к ограждению. Поначалу София подумала, что колючую проволоку привел в движение дождь или что какая-нибудь белка попыталась перепрыгнуть ее и была убита электричеством. Но тут со двора донесся дикий крик. Сердитые голоса. Мотоциклы. Звуки напомнили ей о появлении здесь Эллиса. София подошла к окну, но через завесу дождя ничего увидеть не смогла. Тревога по-прежнему упорно выла.
Освальд встал.
– Ты видишь, что происходит внизу?
– Нет, но там народ. И мотоциклы.
Дождь так хлестал по окнам, что им приходилось повышать голоса.
– Лучше сходи вниз и посмотри! – крикнул Освальд.
– А ты сама? Я видел, как Альвин присматривался к тебе в библиотеке.
– Я ничего с ним не делала.
София дерзко посмотрела ему в глаза, испытав при этом даже удовлетворение. Уж она-то не станет признаваться в том, чего не совершала. Он может кричать и скандалить. Не имеет значения, она все равно слишком устала и не способна ничего воспринимать.
Присутствовало и еще кое-что – дерзость, выросшая из того, что София слышала во время пребывания здесь Альвина. Из-за подслушанного ею негромкого разговора события вчерашнего вечера показались ей несправедливыми.
Дело было поздним вечером. Освальд, сидя с Альвином у себя в комнате, попросил ее принести несколько бутылок воды. Увидев, что дверь открыта, она остановилась. Задержалась перед тем, как войти. Возможно, почувствовала, что в комнате происходит личный разговор. Или ей просто стало любопытно…
– Но немного бондажа – это ведь совсем недурно? – послышался голос Альвина.
– Да ну, это старо. «Пятьдесят оттенков»[12] и все такое, типа Ханса Шейке[13], хлеставшего девочек розгами. Представь себе лучше, что перед тобой классная телка, голая, с ремнем вокруг шеи. Ты затягиваешь ремень и гасишь в ее глазах жизнь, а потом возвращаешь ей жизнь, и все это в течение минуты, а сам тем временем… ну, ты понимаешь, что я имею в виду.
Настала полная тишина, потом донесся слабый восхищенный свист. Наверняка от Альвина.
У стоявшей под дверью Софии мысли посыпались градом: это ведь только фантазии, не то, чем он реально занимается, он же имеет право на сексуальные предпочтения, возможно, он просто пошутил… Однако в этот момент ее восхищение им ослабло.
Перед тем как войти в комнату, София громко кашлянула, но не смогла заставить себя посмотреть мужчинам в глаза. Поспешно поставила бутылки с водой и снова удалилась.
Правда, теперь, стоя перед Освальдом, она думала, что содеянное девушками – просто пустяки по сравнению с его фантазиями.
– Ну что ж, видимо, придется поверить тебе, – сказал он.
София продолжала стоять, глядя ему в глаза. Возникла молчаливая борьба, которой она не понимала. Просто не могла оторвать взгляд. Ей казалось, что он смотрит на нее как-то странно, и у нее внутри все похолодело.
– Что ты так уставилась?
– Ничего, сэр, я просто устала.
Преувеличением это не было. Ноги у нее прямо подкашивались. Перед глазами промелькнуло видение мягкой подушки, и София, не удержавшись, зевнула.
Освальд посмотрел на нее возмущенно.
– Ты ведь не думаешь, что сейчас отправишься спать? День только начался.
В этот миг у нее впервые появилась мысль, которая, словно электрический разряд, выскочила откуда-то из живота и оформилась в мозгу:
«Это только начало».
Все, что происходило до сих пор, было лишь детской игрой; а жизнь на самом деле не имеет дна.
* * *
Люди в большинстве своем слабы и легко поддаются на обман.
Существует вещь, противостоять которой не может никто. Небольшая лесть.
Так обстоит дело и с ней, с Эмили.
Она одинока и не находит себе места в большом доме. Лесть станет для нее наркотиком.
Правда, с лестью надо обращаться осторожно, поскольку при передозировке она становится приторной и грубой.
Но я обладаю врожденной способностью вызывать у людей чувство собственной значительности.
Я продвигаюсь с ней вперед. Медленно. Предлагаю помощь. Смеюсь ее шуткам. Слушаю, когда она говорит. Слушаю, когда она жалуется. Слушаю, когда она несет чепуху.
Принимаю восторженный вид, будто все, что она говорит, невероятно значительно.
Делаю ей маленькие комплименты.
Окружаю ее своим «я», своей аурой так, что она совершенно отогревается.
Заполняю ее холодную пустоту своей энергией. И это срабатывает.
– Мне нравится, что ты здесь, – сказала она однажды. – Спасибо за твою неизменную готовность помочь.
– Это я должен благодарить, – ответил я. – У меня такое ощущение, будто я наконец обрел дом.
Она начинает мне доверять.
Мне разрешают переехать в их дом, в собственную комнату на верхнем этаже. И вот однажды вечером происходит то, чего я ждал.
Я сижу на лестнице и слушаю, как они разговаривают в гостиной. Это вошло у меня в привычку.
Я слежу за ними.
Им меня не видно, но я их слышу.
– Мне так нравится Фредрик, – говорит она. – Я хочу, чтобы он остался у нас.
– Это не так-то легко устроить, – отвечает он. – Знаешь, бумаги и тому подобное…
– Ты с этим разберешься, – говорит она. – У тебя ведь есть связи.
Я услышал достаточно. Я доволен. Все идет по плану.
Уже собравшись встать и подняться к себе в комнату, я замечаю ее.
Лупоглазую.
Она сидит на верхней площадке лестницы, уставившись на меня. Ее маленькие закругленные ушки навострены.
Думаю, пора заняться ею. Незамедлительно.
27
– Вот, послушай! «Недостаток сна может использоваться как метод пытки, а также использовался с целью вызова видений в некоторых религиозных практиках».
София сидела, забравшись в постель, с ноутбуком на коленях, и «гуглила» тему «недостаток сна». Ей вспоминались студенты в университете, которые едва выдерживали одну ночь без сна, и это выбивало их из колеи на весь остаток недели. В «Виа Терра» бессонница стала обычным делом.
Трудно было припомнить, каково это, чувствовать себя выспавшейся. Тело постоянно пребывало в туманном, неприятном состоянии опьянения, отчего для завершения любого движения, казалось, требовалась вечность. Взгляд иногда было трудно сфокусировать, а на языке ощущался привкус металла от всех ядов, от которых не удавалось отделаться телу.
Беньямин громко застонал под одеялом.
– София, пожалуйста, давай поспим. Ты себя этим только изводишь. И кстати, мы договорились, что ты будешь пользоваться ноутбуком лишь в крайних случаях…
Но она все равно продолжала читать ему вслух.
«У чувствительных индивидов продолжительная нехватка сна может вызывать психотические реакции или эпилептические припадки. Незамедлительными следствиями недостатка сна являются, в частности, сонливость и ухудшение способности к концентрации и заучиванию».
Беньямин сел в постели и осторожно снял ее руки с клавиатуры ноутбука. Посмотрел на Софию своими красивыми глазами. Глазами, которые когда-то были живыми и, похоже, видели насквозь любое лицемерие или ложь, а теперь казались просто грустными и усталыми. Действительно ли он видит ими теперь?
– Я понимаю, что ты чувствуешь, – сказал он. – Давай погасим свет, раз уж нам, в виде исключения, выдалось поспать. Ведь кажется, что все будет лучше…
Лучше? Возможно. Но София не была в этом так уверена. В последнее время она чувствовала себя неуютно, не в силах отделаться от неприятного, тревожного ощущения. Возможно, из-за нехватки сна. Но в глубине души она знала, что дело в другом, что Освальд что-то затевает.
Началось с того, что он прекратил читать на материке лекции. Количество приезжавших к ним сократилось. Однажды вечером, заглянув в столовую, София увидела, что там ужинает всего лишь трое гостей. Что-то явно шло не так. Спрашивать Освальда она не решалась, опасаясь, что это связано с их плохой репутацией в СМИ, из-за чего завлекать народ на остров стало труднее.
Другой грозовой тучей была разраставшаяся программа «Покаяние». В красных кепках бегали уже двадцать человек – почти половина персонала. Все девушки, флиртовавшие с Альвином, проходили «Покаяние из покаяний». Они носили красные кепки и черные шарфы, и им запрещалось с кем-либо разговаривать, даже с теми, кто проходил «Покаяние». Теперь, когда не хватало половины персонала, справляться с делами стало трудно.
Потом произошла попытка бегства. Случилось это в один из дней, сразу после обеда. София и Освальд находились в офисе. Он работал на компьютере – очевидно, с чем-то секретным, поскольку развернул экран так, чтобы она не могла в него смотреть.
На улице шел мощный ливень, дочиста отмывавший окна. Вдруг раздалась тревога, фиксирующая прикосновение к ограждению. Поначалу София подумала, что колючую проволоку привел в движение дождь или что какая-нибудь белка попыталась перепрыгнуть ее и была убита электричеством. Но тут со двора донесся дикий крик. Сердитые голоса. Мотоциклы. Звуки напомнили ей о появлении здесь Эллиса. София подошла к окну, но через завесу дождя ничего увидеть не смогла. Тревога по-прежнему упорно выла.
Освальд встал.
– Ты видишь, что происходит внизу?
– Нет, но там народ. И мотоциклы.
Дождь так хлестал по окнам, что им приходилось повышать голоса.
– Лучше сходи вниз и посмотри! – крикнул Освальд.