Он прищуривает глаза.
— Не знал, что ты теперь марионетка. Если я ткну в тебя пальцем, ты выполнишь мою просьбу?
Мэрайя вежливо кашляет в конце коридора, и мы внезапно осознаем, что уже не одни.
— Простите, что прерываю, сэр... мэм, доктор Белл, но Миссис Харрис ждёт вас в третьей палате.
Я улыбаюсь и прохожу под рукой Лукаса, как будто на этом мы закончили, но мы далеки от этого. Я прохожу мимо Мэрайи, благодарю её за карту и ухожу от перестрелки, прежде чем шальной выстрел поймает меня на выходе. Как только я поворачиваю за угол, моя уверенная улыбка спадает.
Пришло время начать этап №3: «Вытеснение Лукаса».
В шесть вечера я встаю из-за стола и начинаю собираться домой. Оставшиеся к тому времени пончики быстро расхватывают, и Джина вручает мне фруктовую композицию, от которой с большим успехом, будь мы в мультфильме, могли исходить видимые волны вони.
— Вы можете забрать это домой? Она привлекает мух.
Я натягиваю улыбку и киваю, двигаясь к входной двери с фруктовой катастрофой в руках. Я припарковала свой велосипед у «Кофейни Гамильтона», и он все еще там, а его веселая, зеленая окраска как будто насмехается надо мной.
— Отличная работа, доктор Тэтчер! — говорит Джина позади меня.
— Превосходный первый день! — присоединяется Кейси.
На прощание они похлопывают его по спине, и если я сейчас повернусь, то меня стошнит.
Я выхожу через парадную дверь клиники, и Лукас следует за мной. На секунду мне кажется, что он что-то замышляет, но потом я вспоминаю, что он живет через дорогу. Как удобно.
Я ускоряю шаг, чтобы увеличить расстояние между нами. Улица с двусторонним движением узкая, а мой велосипед так близко ‒ я чувствую вкус свободы.
Я схожу с тротуара и слышу, как визжат покрышки. Раздаётся оглушительный гудок, и Лукас Тэтчер хватает меня за локоть и дергает назад, спасая от столкновения с передним бампером грузовика, мчащегося по улице.
— Осторожно! — кричит из окна водитель.
Я качаю головой и быстро моргаю.
Мое сердце вот-вот выпрыгнет из груди. Дыхание короткое и учащенное. Я смутно замечаю, что дрожу от шока.
— Не делай всё слишком легким для меня, — дразнит Лукас.
Его рука все еще сжимает меня, и в течение длинной секунды, я закрываю глаза и стою там, позволяя ему держать меня. Вторая секунда проходит быстро, и мой шок заменяется яростью, направленной на себя. Как я могла быть такой глупой, что даже не посмотрела по сторонам, прежде чем перейти улицу?
Я вырываюсь из его рук.
— Вероятно, это не первый раз, когда кто-то прыгнул под колёса после того, как провел с тобой весь день.
Это хорошее возвращение, но я все еще не могу поверить, что он только что спас меня. Это так волнительно.
Убедившись, что дорога пуста, я бегу через улицу и убираю свою сумку и фрукты в корзинку моего велосипеда. Кипя от злости, я надеваю шлем и вытаскиваю свой велосипед из стойки немного агрессивнее, чем планировала. Вечернее солнце начинает низко опускаться над горизонтом, и к тому моменту, когда я еду на запад в сторону дома, я почти ничего не вижу, ослепленная солнцем. Так или иначе, но Лукас тоже в этом виноват.
Через полмили у меня учащается сердцебиение, и его слова проносятся эхом в моей голове.
«Ты ничуть не изменилась, Дэйзи…»
«Эти фрукты от Дэйзи…»
«Я не знал, что ты теперь марионетка…»
Я начинаю вымещать свою злость на велосипеде, давя на педали с такой силой, как если бы вместо них были нежные части тела Лукаса.
Когда я подъезжаю к последнему повороту на Магнолия-авеню, приведенный в действие моим гневом велосипед набирает впечатляющую скорость. Я наклоняюсь в сторону поворота, чтобы компенсировать центробежную силу, и мои изношенные шины вдавливаются в тротуар.
Но ненадолго.
Я наезжаю прямо на лужу разлитого машинного масла ‒ подарок окружающей среде от одного из старых дырявых фермерских грузовиков Гамильтона. Заднее колесо велосипеда теряет сцепление с дорогой, а руль начинает раскачиваться в тщетных попытках выровнять идущий ко дну корабль. Время как будто замедляется, и мой велосипед летит по направлению, перпендикулярному движению, заваливается набок и загружает меня, как циркового артиста в пушку. И как раз перед моим столкновением с землёй, время ускоряется.
Мой мозг начинает действовать, вынуждая мою левую руку принять на себя всю тяжесть падения. Героически, рука выскакивает в последнюю секунду, как будто хочет пообщаться с дорогой. К сожалению, дорога может многое сказать. Я слышу тошнотворный треск чуть громче, чем остальной шум аварии, а затем над сценой оседает резкая тишина.
— Милый гипс, — говорит Лукас на следующее утро.
— Не разговаривай со мной.
— Они позволили тебе самой выбрать цвет?
Он кислотно-зелёный, мой любимый цвет.
— Нет, — лгу я. — Они сами такой выбрали.
— Доброе утро, — говорит Джина с улыбкой, пытаясь скрыть, как она пялится на Лукаса. У неё плохо получается.
На нём надета светло-голубая рубашка, которая идеально сочетается с его загорелой кожей, и, судя по всему, Джина сейчас как раз думает об этом.
В течение последних нескольких минут Лукас и я стояли на маленькой кухне, ожидая пока сварится кофе. Клянусь, он просачивается еще медленнее, чем обычно.
— О нет! Доктор Белл, что случилось?
Наконец она отвела взгляд от Лукаса и заметила в комнате кислотно-зеленого слона.
— Вчера я попала в аварию на своём велосипеде, — я пожимаю плечами, поднимая сломанное запястье. — Земля появилась из ниоткуда.
Кроме того, у меня ещё несколько ушибов на ребрах и приличная рана на лбу, которая в настоящее время заклеена соответствующим кислотно-зеленым пластырем. Как только я покину кухню, поменяю его на скучный бежевый, чтобы сбить Лукаса со следа.
Доктор Маккормик подходит к Джине и качает головой.
— Жаль слышать об аварии, Дэйзи. Твоя мама звонила мне и сказала, что вы провели в больнице почти весь вечер.
Я стону про себя. Конечно, моя мама подумала, что было бы уместно связаться с моим боссом. В ее глазах я двадцати восьмилетний ребенок.
— Ничего страшного. Перелом дистального отдела лучевой кости, быстрое восстановление, гипс в течение шести недель.
Он торжественно кивает.
— Боюсь, всё равно вам придется вместе принимать пациентов, пока ты не поправишься.
Я оборачиваюсь, чтобы проверить, находится ли в этой крошечной кухне, кто-нибудь ещё, кроме Лукаса.
— Что?! — восклицаем мы, одинаково возмущенные этой идеей.
— Доктор Маккормик, — я стараюсь быстро реабилитироваться. — Уверяю вас, мне не нужна его помощь в наблюдении за пациентами. Я вполне способна одна справится с работой.
Чтобы доказать свою точку зрения, я достаю карту пациента, которую принесла на кухню и кладу ее под руку. Между зубами я помещаю батончик гранолы, а затем свободной рукой тянусь за пустой кружкой.
— Вуаля.
В этот момент батончик выскальзывает изо рта и приземляется со шлепком прямо на коричневые кожаные мокасины доктора Маккормика.
Он качает головой, разворачиваясь, и совсем не выглядит изумлённым, каким должен быть.
— Диана ждет вас в четвертой палате, — говорит Мэрайя. — Не торопитесь. Я уже уложила её на кушетку и надела халат.
Лукас и я смотрим друг на друга, а затем вместе выходим из кухни.
— Послушай, безопасность при езде на велосипеде это не то, что можно игнорировать, — говорит он, указывая на мой гипс. — Я думаю, что мои родители еще хранят старые тренировочные колеса Мэделин в гараже. Буду счастлив установить их для тебя.
Я закатываю глаза и позволяю его словам оттолкнуться от моего силового поля, предназначенного не пропускать всякое дерьмо. Когда все это закончится, мне будет вдвойне приятно осознавать, что я победила его с одной функционирующей рукой.
— Не могу поверить, что мы должны осматривать пациентов вместе, как будто мы стажеры первого курса.
Я толкаю его локтем, чтобы он убрался с дороги, и я смогла первая взять карту Дианы.
— Ох, да ладно. Ты не понимаешь, как тебе повезло пойти со мной в смотровую.
Он почти улыбается, но скрывает это громким кашлем. Мое сердце подскакивает, и я начинаю перекрывать его кашель своим. И вот мы, два ненормальных доктора, стоящих в коридоре и находящихся в нескольких шагах от того, чтобы быть запертыми по разным мягким комнатам психбольницы.
— Итак, как мы будем делать это? — говорит он, меняя тему.
— Давай поочередно брать инициативу, — предлагаю я дипломатически. — Я буду первая.
— Конечно.
Вчера, пока я была в приемном покое больницы, у меня было достаточно времени, чтобы хорошенько обдумать свой трёхэтапный план. Доктор Маккормик уже установил критерии, которые он ищет: взаимодействие с обществом и удовлетворенность пациентов. Последнее произойдет само собой: после моей работы в клинике в течение нескольких недель, и основательно поселится в сердцах моих пациентов. Первый критерий требует некоторой изобретательности и у меня уже есть блестящая идея.
Каждый год, в день города, старшая школа Гамильтона устраивает ярмарку, что дает повод детям всех возрастов есть сладкую вату, пока их не стошнит. Родительский комитет приглашает компании брать в аренду торговые палатки, и я планирую забронировать одну для семейной клиники доктора Маккормика. Взаимодействие с обществом – есть.
— Доктор Белл, вы уже закончили просматривать карту? Я никогда не видел такой врачебной преданности делу в отношении насморка, — говорит Лукас, отвлекая меня от мыслей.
Я закрываю карту Дианы и открываю дверь.