Наконец, полностью выбираюсь из сугроба, отряхиваюсь.
— Так, реакцию проверял, — бормочу, натягивая кепку на глаза, и отворачиваюсь. Так мучительно стыдно мне не было никогда в жизни.
Кесседи молчит. Ждет, что я еще что-то скажу, но нечего. Мне только что удалось придумать теорию заговора, обвинить во всем Райана, а заодно распрощаться с жизнью.
Кесседи делает шаг в сторону, опускает руку в снег и достает мой нож. Складывает и протягивает мне.
— Держи, это твое, — молча принимаю и убираю в карман. — И это тоже забирай, — в мою раскрытую ладонь ложится тот самый миниатюрный фонарик, с которым он изучал в темноте раны Гвен.
Это как пощечина, удар по лицу, и куда более болезненный, чем тот, который подарил мне на днях главарь. ОН ХОДИЛ ЗА ФОНАРЕМ!
Повисает молчание. Знаю, что Кесседи прекрасно понял причину моего поступка, но извиниться не могу.
— Я тебя не предам, — вдруг тихо произносит Райан. — Ты сам сказал, если не сдал тогда, не сдам и сейчас. Не надо ждать от меня ножа в спину, — легко сказать — не ждать. — Ладно, — решает он, видя, что я еще не в себе. — Пойду, пройдусь вокруг, осмотрюсь.
Снег скрипит под его ногами, а я так и стою с фонариком в руке.
“Я тебя не предам”, — так и стучит набатом в голове.
Черт тебя дери, Кесседи, кажется, я тебе верю.
24.
Холодно. Холод пробирает до костей. Ежусь, подтягиваю колени к груди, укрываюсь с головой, но мне все равно холодно.
Лежу в самом дальнем углу. Костер далеко. Но второй раз развести собственный огонь, наплевав на прямой приказ Коэна, было бы откровенной провокацией. Один раз можно позлить главаря ради собственного удовольствия, дважды — глупо. Действительно умным поступком было бы согласиться с Коэном, а потом выбрать себе теплое местечко поближе к нему. Но не могу заставить себя приблизиться к этому человеку. Он настолько мне неприятен, что не расслаблюсь ни на минуту, и точно не усну. Лучше уж так.
Одеяло слабо помогает от холода, зато отрезает половину звуков: храп Коэна, звуки шагов тех, кто время от времени выходит справить нужду, шепот близнецов, которым какого-то черта не спится.
Не спится и мне. И не только из-за холода. Прокручиваю в голове последние события и не могу остановиться. Причин хорошего отношения Райана ко мне я не нахожу. Даже после моего глупого нападения с ножом у крыльца, он не разозлился. А когда заступивший за нами на дежурство Олаф удивленно спросил, почему примят снег, будто по нему кто-то валялся, Кесседи только усмехнулся, и сказал, что меня ноги плохо держат. Всего-то оступился, с кем не бывает. Да уж…
Дежурство Олафа и Курта заканчивается. На их место заступают Фил и Попс. Слышу голоса, скрип половиц, чувствую холодный ветер, ворвавшийся снаружи при открытии двери. Скорей бы уже отправиться в путь, чем лежать так и слушать раскатистый храп главаря.
Кто-то дотрагивается до моего плеча. Вздрагиваю. Сбрасываю одеяло с головы.
Шиплю:
— Райан, какого черта подкрадываешься?
Сажусь на одеяле. Лицо у Кесседи озабоченное, и мне это не нравится.
— Мыша не видел?
— Н-нет, — осматриваюсь. Кажется, он лежал в противоположном от меня углу. Да, вижу его лоскутное одеяло и потертый рюкзак. Самого парнишки не видать. — А что, его давно нет?
— Угу, — Райан отворачивается, кусая губы. Волнуется. — Он выходил, я задремал, проснулся, а его так и нет.
— Вышел еще раз? — предполагаю без особой надежды.
— Возможно, — Кесседи не спорит. — Ладно, извини, спи дальше, пойду поищу.
И как, черт его дери, Райану удается так запросто произносить слова извинения? Мне проще трижды пережить “нравоучения” Коэна с пусканием крови, чем попросить прощения.
— Погоди, — останавливаю. Встаю. Какое теперь спать. — Я с тобой.
Пожимает плечом:
— Как знаешь.
Кесседи аккуратно переступает через спящих и идет к двери. Следую за ним. Бросаю взгляд на главаря. Лицо умиротворенное. Самый младший член банды куда-то запропастился, но беспокоит это только Райана. Коэна волнует лишь Коэн.
На крыльце заседает Фил. Блондин привалился плечом к стене и нагло спит, запрокинув голову и раскрыв рот.
— Снега не наметет? — грубо бросает Кесседи, толкая Фила в бок ботинком.
— А? Что? — вскидывается блондин, ошалело осматривается спросонья по сторонам.
— Спишь на посту, вот что!
— Да я это… на минуточку, — чешет затылок под серой вязаной шапкой.
— Нам хватило и несколько минут, чтобы застать врасплох банду Сида, — отрезает Райан. — Быстро встал! — этому тону Фил не смеет перечить, вскакивает и вытягивается перед Кесседи, как солдат перед офицером. — Мыша видел?
Впервые вижу у этого наглого парня такое беззащитное и в то же время виноватое выражение лица.
— Проходил, — бормочет, — а потом я уснул. Он, разве, не возвращался?
Вижу, как ладонь Кесседи сжимается в кулак.
— Твое счастье, если с ним все в порядке, — голос холоднее северного ветра.
Фил поджимает губы и молчит. Что-то есть такое в Райане, что в минуты гнева, он куда страшнее Коэна. Может, все потому, что он никогда не злится без причины?
Кесседи толкает Фила в плечо, вынуждая отойти с дороги, и сбегает вниз по ступенькам крыльца. Следую за ним.
— И ты туда же, — бросает мне вслед Фил, но достаточно тихо, чтобы Райан не услышал.
— Ага, я с ним, приятель, — издевательски подмигиваю блондину и спешу за Кесседи. Могу не оборачиваться, и так знаю, что Фил превратился во взбешенную свёклу.
Райан заворачивает за барак и резко останавливается. Не успеваю и врезаюсь в его спину. Отскакиваю, бормоча проклятия себе под нос.
— Полегче, умник, — бросает мне Кесседи, но не оборачивается. — Смотри.
— А? — высовываюсь из-за его плеча. Куда? О чем он? — Следы, — выдыхаю, наконец, заметив то, чего тут не было с утра.
— Угу, — кивает, — мелкие.
— Мышонка? — предполагаю.
— У Мышонка ботинки на несколько размеров больше, чем нужно. Нет, не его.
Скрипит снег. Райан резко вскидывает голову, но это всего лишь Попс.
— О, — улыбается от уха до уха. — Вы чего тут?
— В следопытов играем, — бурчит Кесседи.
— Чего? — на лице Брэда растерянность.
— Ничего, — отмахивается. — Друг твой где?
— Мышь? — Рыжий часто моргает. — Он не в бараке?
Мне кажется, даже слышу, как Райан скрипит зубами.
— Нет, его там нет. Ты его видел?
— Ну да, — Брэдли все еще не понимает, что к чему. — Он выходил. Мы поздоровались, я пошел в ту сторону, — взмах рукой за барак. Наконец, парня пробирает, в глазах испуг. — Я думал, он вернулся.
Кесседи поджимает губы:
— Не вернулся, — упирает руки в бока, осматривается. Но, как и я, видит только снег. И следы. — Ладно, — решает, — иди к Филу и проследи, чтобы не дрых на посту.
Теперь глаза Попса становятся огромными:
— Фил спал?! — ахает.
— И видел сны, — зло бросает Райан, как сплевывает. — Иди, потом поговорим.
— Угу, — Брэд быстро кивает и спешит к крыльцу.
— Что думаешь? — спрашиваю, когда скрип снега под ногами Попса смолкает вдали.
Кесседи молчит, потом проводит ладонью по лицу и виновато признается:
— Я злюсь и волнуюсь. Поэтому плохо думается.
Принимаю ответ. Молчу. Вглядываюсь в следы. Как так? Двое часовых, а никто не заметил, куда делся один единственный мальчишка. Да и куда его понесло? Это я ухожу в туалет подальше, но у меня свои причины.
— Может, его кто-то позвал? — предполагаю вслух.
— Кто-то с маленьким размером ноги и не показавшийся опасным, — вторит Райан моим мыслям. — Похоже на то.
Мы обходим барак, внимательно смотря под ноги. Возле строения уже порядком натоптано. Маленькие следы пришли оттуда, здесь смешались с остальными, а вот направились куда-то в противоположную сторону. И не одни. Вместе со следами побольше.
Подступает к горлу, что приходится прокашляться. А ведь мне казалось, что за нами кто-то следит, но в свете последних событий, удалось списать все на паранойю. А зря. Следил ли незнакомец за Проклятыми во время нашего утреннего дежурства? Что, если, не начни я строить теорию заговора и подозревать Кесседи, мы бы заметили слежку?
Пустое. Сделанного не воротишь.
— Так, реакцию проверял, — бормочу, натягивая кепку на глаза, и отворачиваюсь. Так мучительно стыдно мне не было никогда в жизни.
Кесседи молчит. Ждет, что я еще что-то скажу, но нечего. Мне только что удалось придумать теорию заговора, обвинить во всем Райана, а заодно распрощаться с жизнью.
Кесседи делает шаг в сторону, опускает руку в снег и достает мой нож. Складывает и протягивает мне.
— Держи, это твое, — молча принимаю и убираю в карман. — И это тоже забирай, — в мою раскрытую ладонь ложится тот самый миниатюрный фонарик, с которым он изучал в темноте раны Гвен.
Это как пощечина, удар по лицу, и куда более болезненный, чем тот, который подарил мне на днях главарь. ОН ХОДИЛ ЗА ФОНАРЕМ!
Повисает молчание. Знаю, что Кесседи прекрасно понял причину моего поступка, но извиниться не могу.
— Я тебя не предам, — вдруг тихо произносит Райан. — Ты сам сказал, если не сдал тогда, не сдам и сейчас. Не надо ждать от меня ножа в спину, — легко сказать — не ждать. — Ладно, — решает он, видя, что я еще не в себе. — Пойду, пройдусь вокруг, осмотрюсь.
Снег скрипит под его ногами, а я так и стою с фонариком в руке.
“Я тебя не предам”, — так и стучит набатом в голове.
Черт тебя дери, Кесседи, кажется, я тебе верю.
24.
Холодно. Холод пробирает до костей. Ежусь, подтягиваю колени к груди, укрываюсь с головой, но мне все равно холодно.
Лежу в самом дальнем углу. Костер далеко. Но второй раз развести собственный огонь, наплевав на прямой приказ Коэна, было бы откровенной провокацией. Один раз можно позлить главаря ради собственного удовольствия, дважды — глупо. Действительно умным поступком было бы согласиться с Коэном, а потом выбрать себе теплое местечко поближе к нему. Но не могу заставить себя приблизиться к этому человеку. Он настолько мне неприятен, что не расслаблюсь ни на минуту, и точно не усну. Лучше уж так.
Одеяло слабо помогает от холода, зато отрезает половину звуков: храп Коэна, звуки шагов тех, кто время от времени выходит справить нужду, шепот близнецов, которым какого-то черта не спится.
Не спится и мне. И не только из-за холода. Прокручиваю в голове последние события и не могу остановиться. Причин хорошего отношения Райана ко мне я не нахожу. Даже после моего глупого нападения с ножом у крыльца, он не разозлился. А когда заступивший за нами на дежурство Олаф удивленно спросил, почему примят снег, будто по нему кто-то валялся, Кесседи только усмехнулся, и сказал, что меня ноги плохо держат. Всего-то оступился, с кем не бывает. Да уж…
Дежурство Олафа и Курта заканчивается. На их место заступают Фил и Попс. Слышу голоса, скрип половиц, чувствую холодный ветер, ворвавшийся снаружи при открытии двери. Скорей бы уже отправиться в путь, чем лежать так и слушать раскатистый храп главаря.
Кто-то дотрагивается до моего плеча. Вздрагиваю. Сбрасываю одеяло с головы.
Шиплю:
— Райан, какого черта подкрадываешься?
Сажусь на одеяле. Лицо у Кесседи озабоченное, и мне это не нравится.
— Мыша не видел?
— Н-нет, — осматриваюсь. Кажется, он лежал в противоположном от меня углу. Да, вижу его лоскутное одеяло и потертый рюкзак. Самого парнишки не видать. — А что, его давно нет?
— Угу, — Райан отворачивается, кусая губы. Волнуется. — Он выходил, я задремал, проснулся, а его так и нет.
— Вышел еще раз? — предполагаю без особой надежды.
— Возможно, — Кесседи не спорит. — Ладно, извини, спи дальше, пойду поищу.
И как, черт его дери, Райану удается так запросто произносить слова извинения? Мне проще трижды пережить “нравоучения” Коэна с пусканием крови, чем попросить прощения.
— Погоди, — останавливаю. Встаю. Какое теперь спать. — Я с тобой.
Пожимает плечом:
— Как знаешь.
Кесседи аккуратно переступает через спящих и идет к двери. Следую за ним. Бросаю взгляд на главаря. Лицо умиротворенное. Самый младший член банды куда-то запропастился, но беспокоит это только Райана. Коэна волнует лишь Коэн.
На крыльце заседает Фил. Блондин привалился плечом к стене и нагло спит, запрокинув голову и раскрыв рот.
— Снега не наметет? — грубо бросает Кесседи, толкая Фила в бок ботинком.
— А? Что? — вскидывается блондин, ошалело осматривается спросонья по сторонам.
— Спишь на посту, вот что!
— Да я это… на минуточку, — чешет затылок под серой вязаной шапкой.
— Нам хватило и несколько минут, чтобы застать врасплох банду Сида, — отрезает Райан. — Быстро встал! — этому тону Фил не смеет перечить, вскакивает и вытягивается перед Кесседи, как солдат перед офицером. — Мыша видел?
Впервые вижу у этого наглого парня такое беззащитное и в то же время виноватое выражение лица.
— Проходил, — бормочет, — а потом я уснул. Он, разве, не возвращался?
Вижу, как ладонь Кесседи сжимается в кулак.
— Твое счастье, если с ним все в порядке, — голос холоднее северного ветра.
Фил поджимает губы и молчит. Что-то есть такое в Райане, что в минуты гнева, он куда страшнее Коэна. Может, все потому, что он никогда не злится без причины?
Кесседи толкает Фила в плечо, вынуждая отойти с дороги, и сбегает вниз по ступенькам крыльца. Следую за ним.
— И ты туда же, — бросает мне вслед Фил, но достаточно тихо, чтобы Райан не услышал.
— Ага, я с ним, приятель, — издевательски подмигиваю блондину и спешу за Кесседи. Могу не оборачиваться, и так знаю, что Фил превратился во взбешенную свёклу.
Райан заворачивает за барак и резко останавливается. Не успеваю и врезаюсь в его спину. Отскакиваю, бормоча проклятия себе под нос.
— Полегче, умник, — бросает мне Кесседи, но не оборачивается. — Смотри.
— А? — высовываюсь из-за его плеча. Куда? О чем он? — Следы, — выдыхаю, наконец, заметив то, чего тут не было с утра.
— Угу, — кивает, — мелкие.
— Мышонка? — предполагаю.
— У Мышонка ботинки на несколько размеров больше, чем нужно. Нет, не его.
Скрипит снег. Райан резко вскидывает голову, но это всего лишь Попс.
— О, — улыбается от уха до уха. — Вы чего тут?
— В следопытов играем, — бурчит Кесседи.
— Чего? — на лице Брэда растерянность.
— Ничего, — отмахивается. — Друг твой где?
— Мышь? — Рыжий часто моргает. — Он не в бараке?
Мне кажется, даже слышу, как Райан скрипит зубами.
— Нет, его там нет. Ты его видел?
— Ну да, — Брэдли все еще не понимает, что к чему. — Он выходил. Мы поздоровались, я пошел в ту сторону, — взмах рукой за барак. Наконец, парня пробирает, в глазах испуг. — Я думал, он вернулся.
Кесседи поджимает губы:
— Не вернулся, — упирает руки в бока, осматривается. Но, как и я, видит только снег. И следы. — Ладно, — решает, — иди к Филу и проследи, чтобы не дрых на посту.
Теперь глаза Попса становятся огромными:
— Фил спал?! — ахает.
— И видел сны, — зло бросает Райан, как сплевывает. — Иди, потом поговорим.
— Угу, — Брэд быстро кивает и спешит к крыльцу.
— Что думаешь? — спрашиваю, когда скрип снега под ногами Попса смолкает вдали.
Кесседи молчит, потом проводит ладонью по лицу и виновато признается:
— Я злюсь и волнуюсь. Поэтому плохо думается.
Принимаю ответ. Молчу. Вглядываюсь в следы. Как так? Двое часовых, а никто не заметил, куда делся один единственный мальчишка. Да и куда его понесло? Это я ухожу в туалет подальше, но у меня свои причины.
— Может, его кто-то позвал? — предполагаю вслух.
— Кто-то с маленьким размером ноги и не показавшийся опасным, — вторит Райан моим мыслям. — Похоже на то.
Мы обходим барак, внимательно смотря под ноги. Возле строения уже порядком натоптано. Маленькие следы пришли оттуда, здесь смешались с остальными, а вот направились куда-то в противоположную сторону. И не одни. Вместе со следами побольше.
Подступает к горлу, что приходится прокашляться. А ведь мне казалось, что за нами кто-то следит, но в свете последних событий, удалось списать все на паранойю. А зря. Следил ли незнакомец за Проклятыми во время нашего утреннего дежурства? Что, если, не начни я строить теорию заговора и подозревать Кесседи, мы бы заметили слежку?
Пустое. Сделанного не воротишь.