Шаги. Скрипит снег. Мне не надо поворачиваться, чтобы увидеть, кто идет ко мне, и так знаю.
— Держи, не хватало еще воспаление легких заполучить, — мне на колени падает свернутое одеяло. Сам Райан тоже завернут в плед. Куртки-то остались в подвале. Только сейчас до меня доходит, что все это время сижу на морозе в тонком свитере, но холода не чувствую.
— Спасибо, — еле разлепляю губы, чтобы сказать такое непривычное слово.
— Угу, — отзывается Кесседи, усаживается рядом, закуривает.
Несколько минут сидим молча. Обращаю внимание, что у соседа вымыты руки, мои же в засохшей крови.
— Откуда?.. — спрашиваю. Нет нужды пояснять, что имею в виду, он и так понимает.
— Отец был врачом.
Сразу же отмечаю слово: “был”. Прошедшее время. Потому не задаю больше вопросов на эту тему. Все, что связано с родными, свято, особенно с ушедшими, это табу.
— Почему ты позвал меня? — спрашиваю то, что мне действительно непонятно.
Райан пожимает плечами.
— Мне показалось, тебе можно доверять.
Почти захлебываюсь рвущимся наружу истеричным смехом. Мне? Доверять? Очнись, Кесседи, я же крыса, шпион! Доверять мне? Да я здесь, чтобы покончить со всеми вами! Чтобы спасти своего отца, я сдам Коэна, Мышонка, тебя — всех! Слышишь, Райан, мне нельзя доверять!
Но это только мысли. Молчу и кутаюсь в одеяло.
В этот момент испытываю жуткое отвращение от себя. Да, я крыса, работаю на “верхних”, которым даже невдомек, что на самом деле происходит в Нижнем мире. Возникает желание прямо сейчас выложить Кесседи всю правду. Но это всего лишь последствия стресса, Райан мне не друг, не нужно обманываться. Каждый сам за себя, а мне нужно попробовать выжить.
— Если бы не ты, она бы умерла, — говорю.
— Она и сейчас может умереть, — отвечает Кесседи и сплевывает. — Я не гинеколог.
Повисает молчание, и я снова его нарушаю.
— Это ведь не в первый раз?
Райан выбрасывает окурок и смотрит на него с не меньшим отвращением, чем я.
— Она и раньше отвлекала от нас патруль, — отвечает, — но чтобы так сильно — впервые.
Чертов Нижний мир! Чертов Аквилон! Ненавижу.
Закусываю нижнюю губу до крови, чтобы не закричать. Молчу.
— Фреду за еду она тоже платит… натурой, — добавляет Райан, будто специально хочет меня добить.
Замолкаю и отворачиваюсь.
Меня начинает запоздало трясти.
14.
Руки уже красные, как клешни у вареного рака, но продолжаю намыливать их и тереть мочалкой. Меня все еще потряхивает и иногда пробивает на истерический смех. Никак не могу избавиться от ощущения крови на своих руках.
— Кэм, ты здесь? — раздается из коридора, и дверь тут же распахивается.
Сцепляю зубы. Черт, а если бы мне вздумалось помыться целиком?
Бросаю на Кесседи злобный взгляд и продолжаю свое занятие.
— Кончай уже, — говорит Райан, он останавливается на пороге, привалившись плечом к дверному косяку. Не реагирую. — Кожу сдерешь, я серьезно.
— Я справлюсь, — отрезаю. Звучит грубо, знаю, но я всегда хамлю и огрызаюсь, когда мне хочется плакать.
— Хорошо, — Кесседи не спорит и уходит.
Святой он, что ли? Даже не огрызнулся в ответ. Ведь мы-то оба знаем, что Райан ни в чем не виноват, напротив, он действовал абсолютно правильно и быстро в нужный момент. А вот мои нервы ни к черту.
Делаю над собой усилие и вытираю руки жестким облезлым полотенцем. Хватит истерить, Кэм, просто хватит.
Выхожу и бреду в наш отсек. В коридоре суета, гомон, члены банды собираются покинуть давно обсиженное место. Волнение и страх прямо-таки витают в воздухе. Кажется, они, и правда, считали этот подвал своим домом.
Поднимаю штору и замираю в дверях, как и Райан несколько минут назад в ванной. Он внутри, складывает в рюкзак сменную одежду. Надо бы извиниться, но язык не поворачивается. Не умею извиняться, слишком долго мне не приходилось этого делать.
— Он принял твою точку зрения? — задаю совершенно бесполезный вопрос, все и так понятно по всеобщим сборам.
— Да, — откликается Райан, — мы достигли взаимопонимания. Собирайся.
Пожимаю плечами:
— Мне нечего собирать, только то, что на мне.
— Тем лучше, — многозначительно произносит Кесседи, и понимаю, что он думает о том же, о чем и я, о том, что члены банды слишком привязались к этому месту, а в Нижнем мире нельзя привязываться ни к чему и ни к кому, если хочешь выжить. — Держи, — Райан достает из-под койки еще один пустой рюкзак и кидает мне, неуклюже ловлю, но он никак не комментирует мою неловкость, — понесешь припасы, раз нет личных вещей, и одеяло возьми.
Киваю, не возражая.
Райан продолжает собираться, и я, наконец, вижу предмет своего крайнего любопытства — книгу. Теперь он не пытается ее утаить и достает из-под матраса совершенно открыто, зная, что я за ним наблюдаю. Неужели на самом деле доверяет? Бред.
— Умеешь обрабатывать раны, накладывать швы, читать… — произношу тихо, чтобы нас не услышали остальные.
Райан бросает на меня взгляд.
— Да и ты вроде не безграмотный.
Что есть, то есть. Раздумываю, не возразить ли или не заявить, что я-то читать не умею, но врать совершенно не хочется, поэтому молчу.
Но я умею читать, потому что за моими плечами семь классов школы и родители-интеллигенты, а вот он… Нет, не сходится. Райан, действительно, выглядит слишком образованным для парня, родившегося и выросшего здесь, “внизу”. Неужели его отец, и правда, был доктором? Настоящим?
— Ты не отсюда, — вырывается у меня вслух.
Райан на мгновение отвлекается от своего занятия и поднимает на меня глаза:
— В смысле — не отсюда?
— Не из Нижнего мира, — мой голос падает до шепота.
— А, ты об этом, — отвечает спокойно. — Я родился в Верхнем мире, — и, судя по ровному тону голоса, он вовсе не боится, что кто-то нас услышит.
— Он знает? — я киваю головой в боковую “стену” из шторы, в ту сторону, где в конце коридора располагается отсек Коэна.
— Все знают, — равнодушно говорит Кесседи, будто нет в этом ничего такого.
— Но… — начинаю, но на этом многословность моего соседа заканчивается.
— Был там, теперь здесь. Конец истории, — прерывает, явно давая понять, что откровений не будет.
Пожимаю плечами:
— Ладно.
— Собирайся, — бросает мне Райан уже через плечо и выходит из “комнаты”, а я несколько секунд так и стою, уткнувшись взглядом в опустившуюся за ним штору.
Запоздало доходит: если мне так легко удалось определить, что он родом “сверху”, неужели и мое происхождение так бросается в глаза? И понял ли это главарь? Если понял, вся моя легенда летит псу под хвост…
Наконец, соображаю, что, кроме меня, тут никого нет, и подхожу к раскрытому рюкзаку, сверху в котором лежит книга. Бессовестно беру предмет в руки и открываю первую страницу.
Это медицинский справочник. И не простой, это память.
Мои пальцы проводят по пожелтевшему от времени форзацу: “Дорогому другу, Генри Кесседи”. Следующая страница вырвана.
Должно быть, Генри — имя отца Райана.
Снова чувствую себя крысой и решительно кладу книгу на место. Мне бы не хотелось, чтобы кто-то посторонний копался в делах моей семьи.
Оставив то, что трогать у меня не было ни малейшего права, подхватываю выданный рюкзак и направляюсь на кухню. Припасы, так припасы.
***
Выдвигаемся, когда темнеет. Тяжелый рюкзак оттягивает плечи. По одному поднимаемся по лестнице, ведущей из подвала, в последний раз, и выходим на улицу на морозный воздух.
Последний час Кесседи не попадался мне на глаза, и теперь понимаю, где он был, — у Гвен. Гвендолин так и лежит на койке, Рында возится с малышом. Они не прощаются и ничего не говорят. Старуха даже не поднимает головы, когда мы проходим мимо нее. Должно быть, боится, что передумаем.
— Как она? — спрашиваю негромко, когда Райан догоняет остальных, покинув дом последним.
— Температура, — пожимает плечами. — Если не начнется заражение, все будет… нормально, — он сбивается, понимая, что “хорошо” в любом случае никогда не будет, поэтому в последний момент заменяет слово.
Но я думаю иначе, нормально тоже не будет. Если Гвен выживет и встанет на ноги, придут другие: банды, патрули, — да кто угодно!
— Куда мы идем? — спрашиваю Райана, пристроившегося рядом. Задаю вопрос больше не для получения ответа, а чтобы отвлечься от мрачных мыслей.
— Держи, не хватало еще воспаление легких заполучить, — мне на колени падает свернутое одеяло. Сам Райан тоже завернут в плед. Куртки-то остались в подвале. Только сейчас до меня доходит, что все это время сижу на морозе в тонком свитере, но холода не чувствую.
— Спасибо, — еле разлепляю губы, чтобы сказать такое непривычное слово.
— Угу, — отзывается Кесседи, усаживается рядом, закуривает.
Несколько минут сидим молча. Обращаю внимание, что у соседа вымыты руки, мои же в засохшей крови.
— Откуда?.. — спрашиваю. Нет нужды пояснять, что имею в виду, он и так понимает.
— Отец был врачом.
Сразу же отмечаю слово: “был”. Прошедшее время. Потому не задаю больше вопросов на эту тему. Все, что связано с родными, свято, особенно с ушедшими, это табу.
— Почему ты позвал меня? — спрашиваю то, что мне действительно непонятно.
Райан пожимает плечами.
— Мне показалось, тебе можно доверять.
Почти захлебываюсь рвущимся наружу истеричным смехом. Мне? Доверять? Очнись, Кесседи, я же крыса, шпион! Доверять мне? Да я здесь, чтобы покончить со всеми вами! Чтобы спасти своего отца, я сдам Коэна, Мышонка, тебя — всех! Слышишь, Райан, мне нельзя доверять!
Но это только мысли. Молчу и кутаюсь в одеяло.
В этот момент испытываю жуткое отвращение от себя. Да, я крыса, работаю на “верхних”, которым даже невдомек, что на самом деле происходит в Нижнем мире. Возникает желание прямо сейчас выложить Кесседи всю правду. Но это всего лишь последствия стресса, Райан мне не друг, не нужно обманываться. Каждый сам за себя, а мне нужно попробовать выжить.
— Если бы не ты, она бы умерла, — говорю.
— Она и сейчас может умереть, — отвечает Кесседи и сплевывает. — Я не гинеколог.
Повисает молчание, и я снова его нарушаю.
— Это ведь не в первый раз?
Райан выбрасывает окурок и смотрит на него с не меньшим отвращением, чем я.
— Она и раньше отвлекала от нас патруль, — отвечает, — но чтобы так сильно — впервые.
Чертов Нижний мир! Чертов Аквилон! Ненавижу.
Закусываю нижнюю губу до крови, чтобы не закричать. Молчу.
— Фреду за еду она тоже платит… натурой, — добавляет Райан, будто специально хочет меня добить.
Замолкаю и отворачиваюсь.
Меня начинает запоздало трясти.
14.
Руки уже красные, как клешни у вареного рака, но продолжаю намыливать их и тереть мочалкой. Меня все еще потряхивает и иногда пробивает на истерический смех. Никак не могу избавиться от ощущения крови на своих руках.
— Кэм, ты здесь? — раздается из коридора, и дверь тут же распахивается.
Сцепляю зубы. Черт, а если бы мне вздумалось помыться целиком?
Бросаю на Кесседи злобный взгляд и продолжаю свое занятие.
— Кончай уже, — говорит Райан, он останавливается на пороге, привалившись плечом к дверному косяку. Не реагирую. — Кожу сдерешь, я серьезно.
— Я справлюсь, — отрезаю. Звучит грубо, знаю, но я всегда хамлю и огрызаюсь, когда мне хочется плакать.
— Хорошо, — Кесседи не спорит и уходит.
Святой он, что ли? Даже не огрызнулся в ответ. Ведь мы-то оба знаем, что Райан ни в чем не виноват, напротив, он действовал абсолютно правильно и быстро в нужный момент. А вот мои нервы ни к черту.
Делаю над собой усилие и вытираю руки жестким облезлым полотенцем. Хватит истерить, Кэм, просто хватит.
Выхожу и бреду в наш отсек. В коридоре суета, гомон, члены банды собираются покинуть давно обсиженное место. Волнение и страх прямо-таки витают в воздухе. Кажется, они, и правда, считали этот подвал своим домом.
Поднимаю штору и замираю в дверях, как и Райан несколько минут назад в ванной. Он внутри, складывает в рюкзак сменную одежду. Надо бы извиниться, но язык не поворачивается. Не умею извиняться, слишком долго мне не приходилось этого делать.
— Он принял твою точку зрения? — задаю совершенно бесполезный вопрос, все и так понятно по всеобщим сборам.
— Да, — откликается Райан, — мы достигли взаимопонимания. Собирайся.
Пожимаю плечами:
— Мне нечего собирать, только то, что на мне.
— Тем лучше, — многозначительно произносит Кесседи, и понимаю, что он думает о том же, о чем и я, о том, что члены банды слишком привязались к этому месту, а в Нижнем мире нельзя привязываться ни к чему и ни к кому, если хочешь выжить. — Держи, — Райан достает из-под койки еще один пустой рюкзак и кидает мне, неуклюже ловлю, но он никак не комментирует мою неловкость, — понесешь припасы, раз нет личных вещей, и одеяло возьми.
Киваю, не возражая.
Райан продолжает собираться, и я, наконец, вижу предмет своего крайнего любопытства — книгу. Теперь он не пытается ее утаить и достает из-под матраса совершенно открыто, зная, что я за ним наблюдаю. Неужели на самом деле доверяет? Бред.
— Умеешь обрабатывать раны, накладывать швы, читать… — произношу тихо, чтобы нас не услышали остальные.
Райан бросает на меня взгляд.
— Да и ты вроде не безграмотный.
Что есть, то есть. Раздумываю, не возразить ли или не заявить, что я-то читать не умею, но врать совершенно не хочется, поэтому молчу.
Но я умею читать, потому что за моими плечами семь классов школы и родители-интеллигенты, а вот он… Нет, не сходится. Райан, действительно, выглядит слишком образованным для парня, родившегося и выросшего здесь, “внизу”. Неужели его отец, и правда, был доктором? Настоящим?
— Ты не отсюда, — вырывается у меня вслух.
Райан на мгновение отвлекается от своего занятия и поднимает на меня глаза:
— В смысле — не отсюда?
— Не из Нижнего мира, — мой голос падает до шепота.
— А, ты об этом, — отвечает спокойно. — Я родился в Верхнем мире, — и, судя по ровному тону голоса, он вовсе не боится, что кто-то нас услышит.
— Он знает? — я киваю головой в боковую “стену” из шторы, в ту сторону, где в конце коридора располагается отсек Коэна.
— Все знают, — равнодушно говорит Кесседи, будто нет в этом ничего такого.
— Но… — начинаю, но на этом многословность моего соседа заканчивается.
— Был там, теперь здесь. Конец истории, — прерывает, явно давая понять, что откровений не будет.
Пожимаю плечами:
— Ладно.
— Собирайся, — бросает мне Райан уже через плечо и выходит из “комнаты”, а я несколько секунд так и стою, уткнувшись взглядом в опустившуюся за ним штору.
Запоздало доходит: если мне так легко удалось определить, что он родом “сверху”, неужели и мое происхождение так бросается в глаза? И понял ли это главарь? Если понял, вся моя легенда летит псу под хвост…
Наконец, соображаю, что, кроме меня, тут никого нет, и подхожу к раскрытому рюкзаку, сверху в котором лежит книга. Бессовестно беру предмет в руки и открываю первую страницу.
Это медицинский справочник. И не простой, это память.
Мои пальцы проводят по пожелтевшему от времени форзацу: “Дорогому другу, Генри Кесседи”. Следующая страница вырвана.
Должно быть, Генри — имя отца Райана.
Снова чувствую себя крысой и решительно кладу книгу на место. Мне бы не хотелось, чтобы кто-то посторонний копался в делах моей семьи.
Оставив то, что трогать у меня не было ни малейшего права, подхватываю выданный рюкзак и направляюсь на кухню. Припасы, так припасы.
***
Выдвигаемся, когда темнеет. Тяжелый рюкзак оттягивает плечи. По одному поднимаемся по лестнице, ведущей из подвала, в последний раз, и выходим на улицу на морозный воздух.
Последний час Кесседи не попадался мне на глаза, и теперь понимаю, где он был, — у Гвен. Гвендолин так и лежит на койке, Рында возится с малышом. Они не прощаются и ничего не говорят. Старуха даже не поднимает головы, когда мы проходим мимо нее. Должно быть, боится, что передумаем.
— Как она? — спрашиваю негромко, когда Райан догоняет остальных, покинув дом последним.
— Температура, — пожимает плечами. — Если не начнется заражение, все будет… нормально, — он сбивается, понимая, что “хорошо” в любом случае никогда не будет, поэтому в последний момент заменяет слово.
Но я думаю иначе, нормально тоже не будет. Если Гвен выживет и встанет на ноги, придут другие: банды, патрули, — да кто угодно!
— Куда мы идем? — спрашиваю Райана, пристроившегося рядом. Задаю вопрос больше не для получения ответа, а чтобы отвлечься от мрачных мыслей.