Сильвио вновь глотнул бренди, закрутил колпачок и убрал фляжку в ранец. Затем начал перечислять:
– Арифметика, геометрия, астрономия…
Но недаром умение вести диспуты полагалось в университетах одним из главнейших достоинств ученого мужа; я тут же ухватился за оплошность оппонента и без всякого почтения его перебил:
– Астрономия?! Сеньор, имперские книжники всерьез полагали, что на севере солнце светит не так жарко исключительно из-за недостатка жертвоприношений. Кровь на ритуальных пирамидах завоеванных земель лилась рекой! А беднягу, который объявил наше светило звездой, одной из многих, сожгли на костре, несмотря на родство с императорской фамилией!
– Сжигают на кострах и сейчас! – немедленно напомнил южанин.
– Еретиков, не ученых!
– А так ли велика между ними разница? К тому же это лишь в империи ученое сословие не подлежит церковному суду, по ту сторону Рейга дела обстоят иначе, уж поверьте на слово. Упаси вас Вседержитель привлечь внимание Канцелярии высшего провидения! А о деяниях инквизиции в землях мессиан и вовсе лучше не вспоминать. В Карифе, Архорне или том же Мерсано на костре может оказаться любой! Даже в Гиарнии никто не застрахован от этого, если на то пошло.
Впереди послышался резкий отзвук рожка, и замедливший ход дилижанс начал прижиматься к обочине. Я выглянул в окошко и увидел катившую навстречу почтовую карету. Мы разъехались, и Сильвио в ожидании ответа вновь обратил свое внимание на меня.
Что я мог противопоставить его словам? Многое, наверное. К примеру, рассказ о том, что церковники сжигают лишь своих погрязших в ереси собратьев, а тех же чернокнижников лишь топят в проточной воде. Вот только длинный язык еще никого до добра не доводил; не стоило слишком уж откровенничать с совершенно незнакомым человеком. Я предпочел отделаться банальным, зато самым безопасным высказыванием:
– Сеньор, Полуденная империя была построена на крови покоренных народов!
Этот неоспоримый факт я готов был отстаивать до хрипоты, но Сильвио оказался вовсе не так прост, он немедленно обратил утверждение против меня самого.
– Весь наш мир построен на крови, магистр! – объявил южанин и процитировал священное писание: – «Пророк предрек Дни гнева, и они случились по слову его»… – Не дождавшись никакой реакции на свои слова, он продолжил: – Южный континент ушел под воду, и от обширных некогда земель остались жалкие ошметки Солнечного архипелага. Сколько людей сгинуло тогда в Каменном море? А сколько погибло в последующих войнах?
– Язычники! – презрительно фыркнул я, поглаживая четки. – Они могли покаяться, но не нашлось среди них праведников. Вседержитель давал шанс спастись, им не воспользовались. Так кто повинен в этом, кроме них самих?
Крючок был наживлен весьма искусно, последователи немалой части ересей не удержались бы от замечания об изначальной неизбежности катастрофы, но сеньор де ла Вега лишь покачал головой и с ответными высказываниями спешить не стал. Пришлось взять инициативу на себя.
– Что же касается последующего кровопролития, то язычники резали язычников, это был их собственный выбор. Банальная борьба за власть, не более того…
Тут Сильвио кивнул:
– Борьба за власть, в которой самое деятельное участие принимал самопровозглашенный император Максимилиан, ныне причисленный к лику святых.
– Он принял истинную веру лишь через тридцать лет после тех событий, – парировал я, гадая, в какую ловушку пытается завести меня южанин.
Раз за разом собеседник менял направление разговора, и никак не удавалось понять, делает он это из желания оставить последнее слово за собой или исподволь направляет беседу в нужное ему русло. А быть может, просто захмелел и не вполне отдает отчет в своих речах?
Я даже рискнул воспользоваться истинным зрением, но эфирное тело Сильвио никаких сюрпризов не преподнесло, оказавшись блеклым и однородным, абсолютно нормальным для простеца. И пусть любые аномалии можно скрыть и замаскировать, едва ли мой собеседник практиковал тайные искусства. Еретик, провокатор или просто подвыпивший болтун, истосковавшийся по общению с равными себе? Оставалось лишь теряться в догадках, по крайней мере – пока.
Изменивший направление ветер закинул в узенькое окошко колючую снежную крупку, и я потер ладонями озябшие щеки.
– Подумать только, клятвопреступник стал императором и святым! – покачал головой сеньор де ла Вега. – Максимилиан был всего лишь наместником Северной провинции, вы ведь знаете об этом? А в итоге он поднял бунт, разрушил Арбес и убил законного наследника Солнечного трона. И даже истинную веру принял лишь из желания заручиться поддержкой черни и остановить народные волнения.
– Династия прервалась в Дни гнева, в Арбесе короновали бастарда. Да и кого волнует, что случилось почти восемь столетий назад? Северная империя не просуществовала и ста лет, внуки Максимилиана растащили ее на королевства, как падальщики растаскивают по костям павшее животное.
Сильвио лукаво улыбнулся:
– Кого это волнует? К примеру, это волнует светлейшего государя – его императорское величество Фердинанда Второго. Иначе он давно бы перенес столицу из Ренмеля. Разделенный город – не лучшее место для монаршего двора.
Ренмель. Святой город и город разделенный. Империи принадлежала лишь левобережная часть столицы, на противоположном берегу Рейга начинались земли догматиков, признававших верховенство Сияющих Чертогов.
– Ренмель – единственное место к западу от Рейга, где ступала нога пророка! Никто не станет переносить столицу из святого для всех ортодоксов города.
– Догматики полагают святой лишь свою часть, ведь Сияющие Чертоги расположены на восточном берегу.
Я посильнее запахнул плащ и, переборов внутреннее сопротивление, произнес:
– Ну мы-то сейчас к западу от Рейга. Какое нам дело до мнения этих раскольников?
Собеседник испытующе посмотрел на меня, вроде бы немного даже поколебался, но все же не смог промолчать и сказал:
– Поговаривают, будто светлейший государь намерен повторно короноваться в Сияющих Чертогах, и корону на его голову на этот раз возложат и архиепископ Ренмельский, и понтифик догматиков Иннокентий.
– Абсурд! – взорвался я, на миг позабыв об этикете. – Нелепая и невозможная выдумка! Светлейший государь не примет власти понтифика, а иначе тот никогда не провозгласит Фердинанда законным императором!
Случившийся семь столетий назад церковный раскол разделил верующих на тех, кто признал догмат о верховенстве наместника Сияющих Чертогов, и тех, кто сохранил верность изначальным традициям. Восток остался за догматиками, запад – за ортодоксами. И пусть войны веры давно канули в прошлое, а на смену им пришли редкие пограничные стычки, отношения между представителями разных религиозных течений оставляли желать лучшего.
Пойти на поклон к наместнику Сияющих Чертогов и обмануть ожидания собственных подданных? Настроить против себя всех ортодоксов разом? Невозможно! Император не безумец и не вероотступник.
Так я об этом собеседнику и заявил. Сильвио в ответ на мои слова лишь ухмыльнулся.
– У всего есть цена, – сказал он столь спокойно, словно речь шла о покупке свиных ребрышек в соседней мясной лавке. – Светлейший государь многое отдаст, лишь бы избавиться от диктата совета курфюрстов. Сейчас князья империи полагают его лишь первым среди равных, а коронация в Сияющих Чертогах докажет всем и каждому, что власть императора идет от самого Вседержителя!
«Если так, то лишь большая удача поможет Фердинанду дожить до коронации», – подумал я, но вслух говорить об этом не стал. Неосторожные слова будто удавка – и моргнуть не успеешь, как она затянется у тебя на шее. Тем более что насчет князей Сильвио ничего нового мне не сообщил.
Власть монарха и в самом деле была далека от абсолютной. Империя напоминала лоскутное одеяло, сшитое из королевств, герцогств, княжеств, марок, графств, церковных земель, вольных городов и рыцарских ленов. Порядок престолонаследия определяли тринадцать князей-выборщиков, и некоторые из этих влиятельных особ относились к правящей династии безо всякого пиетета. Те же герцоги Лоранийские и вовсе никогда особо не скрывали своих притязаний на трон.
И большой вопрос, хватит ли у светлейшего государя решимости одним махом сломать устоявшийся порядок вещей. Усиление императорской власти точно не обрадует крупных феодалов, а духовенство воспримет любую договоренность с понтификом догматиков не иначе как плевок в душу.
Святые небеса! Да о чем тут вообще говорить? Это всего лишь пьяный бред!
Я откинулся на мягкую спинку сиденья, подышал на озябшие пальцы и негромко рассмеялся:
– Сеньор большой шутник. На миг я решил, что вы говорите серьезно. Удивите меня, расскажите о мотивах понтифика. Только не упоминайте о подкупе. Золота в казне Сияющих Чертогов водится с избытком.
– Денег много не бывает, – подмигнул южанин, но настаивать на этой версии не стал. – Да будет вам известно, магистр, что понтифик с юных лет грезит походом веры против язычников Арбеса. Монархи восточного мира не спешат ввязываться в эту авантюру, но участие империи способно их подстегнуть. Никто не сможет остаться в стороне.
Я позволил себе скептическую улыбку и покачал головой:
– Наместник Сияющих Чертогов и его кардиналы – прагматики до мозга костей. Разумеется, они все как один ревнители веры, но идти на уступки империи лишь из желания перебить в пустыне несколько тысяч солнцепоклонников…
– В пустыне?! – взвился де ла Вега. Невесть с чего мое предположение оскорбило его до глубины души, но южанин сумел взять себя в руки и произнес, надменно растягивая слова: – Магистр! Пиратский флот Арбеса господствует в западной части Каменного моря безраздельно. Мимо язычников там не проскочит даже утлая рыбацкая лодчонка. Все торговые суда забирают далеко на восток, идут к портам Золотого Серпа. Келуя, Медьяно, Зальяни полностью контролируют торговлю с Солнечным архипелагом и снимают с нее все сливки. Золото, специи, ткани, рабы… Для вас это на другом краю света, но, быть может, стоит… расширить кругозор?
– Вы правы, сеньор, – примирительно произнес я, размышляя над тем, кому донести о странном попутчике по приезду в Стожьен, – для меня это действительно на другом краю света. Так вы полагаете, его святейшество намерен взять под контроль торговлю с Солнечным архипелагом?
– Его святейшество… – в голосе Сильвио прозвучала нескрываемая усмешка, – просчитывает ситуацию на много ходов вперед. Не удивлюсь, если взятие Арбеса он использует для разведывания сухопутного пути к Берегу Черного Жемчуга. – Южанин недобро усмехнулся и заметил: – В Гиарнии этому рады не будут, монополии на торговлю с дикарями придет конец.
– Города Золотого Серпа потеряют куда больше, – сказал я, обдумывая услышанное. – Если торговый флот пойдет напрямик мимо Арбеса, богатеть начнут порты Западного побережья.
Сильвио остро глянул на меня, кивнул и замолчал, как-то враз перегорев и потеряв всякий интерес к продолжению беседы. Да еще дилижанс дернулся, качнулся и запрыгал на кочках так сильно, что я пребольно приложился плечом о дверцу.
– Ангелы небесные! – невольно вырвалось у меня. – Ради всего святого, зачем мы съехали с тракта?
И в самом деле – экипаж повернул на лесную дорогу, узенькую и разбитую тележными колесами. Ветви деревьев с пожухлой листвой так и заскребли по стенкам и закрепленным на крыше сундукам.
– Кучер разве не предупредил? – удивился южанин. – Перед Стожьеном он собирался заехать в какую-то деревеньку поблизости.
– Будь я проклят! – выругался я. – Стоило дождаться почтовой кареты!
– Стоило, – согласился со мной Сильвио, надел бархатный берет и потянулся к ставне. – Вы позволите, магистр? Я собираюсь вздремнуть.
– Разумеется, сеньор, закрывайте. Смотреть в лесу все равно не на что, а так будет меньше дуть.
За время поездки я продрог до костей и пару раз даже ловил себя на желании выбраться наружу и пробежаться рядом с экипажем. И уже немного жалел, что опрометчиво отказался от великодушно предложенного попутчиком бренди.
Глинтвейн! Как только приедем в Стожьен, непременно пошлю Хорхе за подогретым со специями вином. Корица, мед, изюм, цукаты…
Какое-то время я пытался задремать, но из-за тряски нисколько в этом не преуспел. Тогда вновь стал перебирать пальцами четки и не закончил еще и первого круга, как дилижанс дернулся и остановился столь резко, что нас едва не сбросило с сидений.
– Святые небеса! – не удалось сдержать мне раздраженный возглас. – Сейчас-то что?!
Прежде чем я нашарил засов и распахнул дверцу, сеньор де ла Вега беспечно усмехнулся.
– Полноте, магистр! – зевнул он, поправляя сбившийся берет. – Увязли в грязи, только и всего. Сейчас наши попутчики вытолкают дилижанс, и поедем дальше.
И точно – с улицы донеслись взволнованные голоса пассажиров из отделения для черни.
Я вздохнул и зло пробурчал:
– И надо было только сворачивать с тракта…
Выйти и помочь товарищам по несчастью мне и в голову не пришло. Не затем двойной тариф платил, чтобы месить ногами дорожную грязь. Справятся и без нас!
Не справились. В дверцу постучали, и это поразило даже сильнее неожиданной остановки.
– Неужто так сильно увязли? – нахмурился я. Сломайся ось или отвались колесо, дилижанс бы перекосило, а тут просто остановились.
– Ну что ж, магистр, – вздохнул Сильвио, – давайте облегчим работу лошадям…
Он положил скьявону на сиденье, я тоже вещи брать не стал, толчком распахнул дверцу и выпрыгнул на дорогу. Подошвы проломили корку подмерзшей грязи, под ногами мерзко чавкнула бурая жижа. Я поспешно переступил на чистое место, тряхнул сапогом и лишь после этого посмотрел на сгрудившихся у дилижанса пассажиров, их неестественные позы и перекошенные от страха лица. Сразу подался назад, но наткнулся спиной на южанина и замер с разведенными в стороны руками.
А кто бы на моем месте не замер? Нацеленный в грудь арбалет не тот аргумент, который проигнорирует разумный человек. Да и не всякий неразумный рискнет дернуться. Жизнь дороже.
– Грабки к солнцу, оба два! – потребовал худой дядька с волчьим взглядом – тот самый бродяга, которого мы подобрали по дороге.
Каторжанский жаргон в заблуждение не ввел: обычным ограблением здесь и не пахло. Недаром скалился в бороду дюжий охранник и поигрывал кистенем кучер, а юнец-форейтор хоть и приглядывал за лошадьми, но за пояс у него теперь были заткнуты потертые ножны с пехотным тесаком.