Университет Святого Иоганна располагался в небольшом городишке Мархоф в двух часах пути от Кларна. Дорога оказалась не так уж и плоха; карета шла ровно, лишь изредка подпрыгивая на колдобинах или проваливаясь в ямы. Я не терял времени попусту и обдумывал полученные от епископа сведения.
В прошлом году Ральф вон Дален получил степень бакалавра и продолжил обучение на факультете тайных искусств, намереваясь стать лиценциатом. По поручению своего профессора он даже читал лекции на правах экстраординарного преподавателя. Все свободное время племянник епископа посвящал учебе, а к вину, азартным играм и доступным девицам предосудительной тяги не испытывал, как не испытывал и стеснения в средствах. Близких друзей у него не было и, разумеется, не было никаких врагов.
Обычно Ральф встречался с дядей каждое воссияние, но в первую седмицу осени отпросился, сославшись на неотложные дела. А на следующее утро его нашли в съемной квартире в невменяемом состоянии.
Как меня уверили, из комнаты Ральфа ничего не забирали, и я решил при первой же возможности заглянуть туда и осмотреться на месте. Секретарь епископа выдал ключ, а заодно снабдил буллой, наделявшей правом действовать от имени его преосвященства, и настоятельным советом этим правом не злоупотреблять. Впрочем, я и не собирался…
Большей частью Мархоф был выстроен на пологом холме в излучине тихой и спокойной речушки. Главное здание университета высилось на самой вершине, но взбираться вверх по склону от почтовой станции с тяжеленным сундуком на закорках Хорхе не пришлось: кучер вошел в положение и взялся подвезти, запросив за услуги грош.
Я не стал торговаться, заплатил, и услужливый малый даже помог Ковану снять с задков кареты наш багаж.
– Поставь под навес, – попросил я слугу.
Главное здание университета высоченными внешними стенами и единственным проходом во внутренний двор больше напоминало монастырь. Сновавшие тут и там разряженные школяры смотрелись на его фоне столь же уместно, как монах в борделе.
Дежуривший на входе педель в теплом плаще и войлочном колпаке, заметив перстень, слегка поклонился. Я улыбнулся и спросил:
– Как пройти в приемную канцлера, любезный?
– Центральная дверь, магистр, – немногословно ответил служитель, не став интересоваться причиной визита.
Я кивнул и через арку прошел в просторный двор. Через газоны там проложили усыпанные галькой дорожки, зеленели живые изгороди, всюду стояли многочисленные скамейки, и расплескивал тусклую воду мраморный фонтан. В отличие от внешних стен, здесь были нормальные окна, а не узенькие прорези-бойницы. На уровне третьих этажей и вовсе тянулись крытые галереи. По углам высились невысокие башни.
Школяры посматривали на меня с нескрываемым интересом и шушукались между собой, неведомым образом распознав чужака. Впрочем, нет, не чужака. Новичка. Но разница не так уж велика…
Не обращая внимания на смешки и заинтересованные взгляды, я пересек двор, поднялся на крыльцо и вошел в учебный корпус. Стена напротив входа оказалась закопченной, из-под слоя сажи проглядывали смутные очертания человеческой фигуры. Фреска выглядела древней, и было непонятно, что побуждает местных управленцев держать ее в столь плачевном состоянии.
Холл был пуст. Я поднялся на второй этаж, заглянул в приоткрытую дверь и не прогадал: это оказалась приемная канцлера. Секретарь взглянул на бумаги, отправился доложить обо мне и тут же вернулся обратно.
– Магистр Черен, вас ждут.
Фамильную приставку секретарь упустил, то ли наивно полагая, что все люди науки равны между собой, то ли оставляя надлежащее обращение для официальных случаев. Стоило бы устроить ему выволочку, но мое неожиданное назначение и без того привлечет излишнее внимание и лекторов, и школяров; имело смысл держаться скромнее.
Я прошел в кабинет канцлера, и тот поднялся навстречу, протянул руку, радушно улыбаясь:
– Магистр! Мы вас заждались!
– Ваше сиятельство, это большая честь для меня, – ответил я, прикрывая за собой дверь.
Глава университета тут же прогнал с лица улыбку и оправил просторную черную мантию. Худощавый, даже тощий, с глубокими залысинами и желтоватой кожей, он казался озябшим, хотя холодно в кабинете не было.
– Просто Рупрехт, магистр, – разрешил канцлер обращаться к себе по имени и отошел к камину, на мраморной доске которого стоял стеклянный стакан с каким-то зеленым настоем.
– Филипп, с вашего позволения.
Канцлер закашлялся, сплюнул мокроту в огонь и приложился к стакану с настоем. Его костлявые руки сильно дрожали.
Я тактично отвернулся и принялся разглядывать обугленную стену, неоштукатуренную и неровную. Какие-то странные веянья здесь в оформлении помещений…
– Старость не радость, – проворчал канцлер. – Каждую осень выхаркиваю собственные легкие. – Он заметил мой озадаченный взгляд и пояснил: – Раньше здесь был монастырь Святого Иоганна, но его сожгли во время Семнадцатилетней войны. Наемники из Мерсано перебили всю братию, и мы оставили часть стен в первозданном виде в память о тех событиях.
– О-о-о, – протянул я. – Не думал, что мессиане доходили до Мархофа.
– Мархофа тогда не было, лишь безымянная деревушка на монастырских землях, – пояснил Рупрехт, допил настой и сменил тему: – Но вы ведь не об истории края прибыли говорить? Вас прислал епископ Вим?
– Он лишь поспособствовал моей отправке сюда, – поправил я собеседника и протянул приказ Вселенской комиссии о проведении тайного следствия.
Канцлер вздохнул и помрачнел еще больше, если такое вообще было возможно.
– Какое несчастье! Какое несчастье! – покачал он головой. – Неужели подозревается злой умысел?
– Иначе меня здесь не было бы, – развел я руками. – Придется либо подтвердить факт постороннего вмешательства, либо опровергнуть его.
Опасаясь слухов, епископ Вим не сообщил об истинном состоянии племянника даже руководству университета. Все полагали, что дело в банальном для школяров с факультета тайных искусств истощении эфирного тела.
Канцлер нахмурился, но уточнить, что имелось в виду под «посторонним вмешательством», не успел. Дверь без стука распахнулась, и к нам присоединился высокий и плечистый лектор, чья мантия была скроена столь искусно, что не просто скрадывала очертания уже наметившегося животика, но и превращала сорокалетнего господина в подтянутого атлета. В темной шевелюре не виднелось ни одного седого волоса, щеки были гладко выбриты, на левом виске, добавляя загадочности, белела тонкая нить шрама. Лектора не портил даже излишне мясистый нос. Уверен, дамы от него без ума…
Лицо канцлера разгладилось, и он с облегчением выдохнул:
– Клос! – Тут же закашлялся и согнулся, но быстро выпрямился и объявил: – Мэтр Келер – декан факультета тайных искусств. Магистр вон Черен…
– Просто Филипп, – воспользовался я заминкой. – Ваш новый лектор.
– Очень приятно, – улыбнулся декан и протянул руку, а затем негромко добавил: – Я в курсе предыстории вашего назначения, магистр.
Голос у него оказался мягким и бархатистым, рукопожатие – уверенным, но без лишней резкости. Умелый политик? Не удивлюсь, если метит в кресло канцлера.
Впрочем, я не стал забивать голову догадками и приступил к делу:
– Сеньоры, предлагаю не тратить время попусту и сразу…
Договорить мне не дали. Канцлер откашлялся и напомнил:
– Простите, магистр! Вы говорили о постороннем вмешательстве. Что имелось в виду?
Я развел руками:
– Судя по некоторым косвенным признакам, в суть которых вдаваться не вправе, истощение эфирного тела могло быть вызвано не излишним усердием в учебе, а магическим противостоянием.
Канцлер и декан переглянулись, и последний неуверенно покачал головой:
– Ральфа все любили…
– Об этом мы еще поговорим, – уклончиво заметил я, в открытую не ставя под сомнение услышанное, – но не стоит забывать и о возможности, что истинной целью был не молодой человек, а его дядя. Быть может, кто-то хотел досадить епископу? Как я слышал, обстановка в провинции несколько напряжена…
– Да она в любой момент может взорваться! – резко бросил канцлер и достал из ящика стола пузатую бутыль. – Как только умрет граф, так все и завертится!
Он выдернул пробку, плеснул в стакан янтарной жидкости, и по кабинету разошелся аромат выдержанного бренди. На этикетке я заметил изображение мантикоры; напиток привезли из самого Карифа. Впрочем, ничего удивительного – ценители вина, как бы они при этом ни относились к мессианам, полагали тамошние виноградники лучшими в цивилизованном мире.
– Профессор Гаус настоятельно рекомендовал воздержаться от возлияний во время обострений! – забеспокоился декан Келер.
– Вздор! Капля этой амброзии мне точно не повредит! – отмахнулся канцлер, затем поднял бутылку. – Мэтр? Магистр?
– Не собираюсь вам потакать, – отказался декан с нескрываемой обидой.
Я тоже покачал головой и спросил:
– Кто сможет рассказать мне о Ральфе?
Канцлер сделал глоток бренди, расплылся в довольной улыбке и уселся за стол.
– Не уверен, что хорошо знал этого юношу…
– Я помогу вам, магистр, – вызвался декан Келер. – Не думаю, что в сложившейся ситуации будет уместным расспрашивать профессора Шварца. Его может удивить столь… неожиданный интерес.
– Я найду повод поговорить с ним, если возникнет такая нужда.
– Вот и замечательно! – расплылся в улыбке канцлер и подлил в стакан бренди.
Мы с Клосом сделали вид, будто ничего не заметили.
– Еще один момент, – вновь обратился я к хозяину кабинета. – Меня нужно представить школярам, я хотел бы начать читать лекции безотлагательно.
– Это невозможно! – воскликнул декан Келер и поспешил смягчить тон своего высказывания: – Расписание уж составлено, да еще на носу – праздник вхождения пророка в Ренмель! А там и до Страстной седмицы недалеко, и до дня Воссияния! Школяры будут ставить мистерии и готовиться к диспутам с теологами! Их не загнать в аудитории в эти дни даже под угрозой отчисления!
– Придумайте что-нибудь, – попросил я и выложил на стол распоряжение епископа. – Его преосвященство выделил на время моего пребывания в университете пребенду в сто шестьдесят гульденов. И он выразил намерение, если сроки расследования уложатся в некие приемлемые рамки, сохранить ее и в дальнейшем. Сумма эта, по меркам факультета тайных искусств, пусть и невелика, но не стоит забывать о том, что размер неудовольствия его преосвященства оценить сейчас не представляется возможным. Три или четыре занятия, мне большего не нужно.
– Займись этим, Клос! – потребовал сиплым голосом канцлер и закашлялся.
– Постараюсь, – пообещал декан и выжидающе посмотрел на меня. – Поговорим о несчастном юноше сейчас или…
– Сейчас самое подходящее время, – решил я.
Канцлер наконец откашлялся, восстановил дыхание и напомнил:
– И, Клос! Организуй размещение магистра.
– Сделаю, – уверил его декан Келер, и мы покинули кабинет, но вниз спускаться не стали, вместо этого поднялись на два этажа и вышли на небольшую террасу, ограниченную скатами крыш. Сверху открывался прекрасный вид на внутренний двор со сновавшими по тропинкам школярами, нас же было видно лишь с угловых башен. Судя по пыльным оконным стеклам, их помещения не использовались уже давно.
Декан подошел к ограждению, положил руки на кованые перила, посмотрел вниз.
– Во дворе слишком много лишних ушей, здесь нас никто не потревожит, – пояснил он выбор места для разговора.
Я кивнул и прислонился к дверному косяку, не став выходить на всеобщее обозрение.