Процедура твоей «отправки» больше всего похожа на передачу документа по почте. В итоге на двух концах получается два одинаковых файла: у отправителя и получателя, и каждый дальше может с ним делать, что хочет».

«То есть я раздвоюсь, и будет две меня: в моем мире и в параллельном?»

«Ты и так есть во всех мирах, но вот ментальность, готовая менять будущее, только одна. Но в этом мире она уже ничего изменить не может, точки бифуркации пройдены, однако, если ее применить в определенном параллельном мире, то эффект ожидается просто шедевральный!

А у тебя появится возможность помочь тем людям, которым ты не смогла помочь. Правда, есть одно требование. Твоя будущая родословная обязательно должна пойти по другому пути. Иначе мир войдет в резонанс и схлопнется. Пренеприятнейшая процедура для всего живого. В остальном полный карт-бланш. Хочешь, меняй политику, спорт, культуру. Останавливай и разжигай войны. Хочешь, живи как жила. Хочешь, пытайся спасти тех, кто дорог. Хочешь, занимайся исключительно собой. В любом случае мир уже не будет прежним».

«То есть, на одной чаше весов полный отказ от прежней сложившейся жизни, мужа, ребенка, а на другой призрачная возможность исправить чьи-то судьбы?»

«Ну не все так трагично. Твой муж, ребенок, твоя жизнь останутся с тобой в другом мире. Точнее, в большем количестве миров. Но в одном конкретном мире, ты создашь уникальную реальность. Твою собственную. Каково?»

«Жутко. И ты думаешь, я соглашусь?»

«Не важно, что думаю я, главное, чего хочешь ты. И кстати, что бы ты ни выбрала, какое решение ты бы ни приняла, ты все равно будешь корить себя за него. Но тут уж я не помощник».





Глава 2. Пробуждение




Эта странная девочка просто обожала сама себя раздваивать, становиться двумя девочками одновременно.

Л. Керрол «Алиса в Зазеркалье»



Проснулась я резко, рывком сев в кровати, и тут же упала назад от закружившейся головы и вспыхнувших цветных пятен перед глазами. Сквозь закрытые веки слепило солнце.

Солнце? Какое солнце!? Я что, проспала работу? Какое сейчас время?

Вновь широко раскрыла глаза, но окружающая реальность подкинула мне какую-то неправильную картинку. Нет, никаких лугов с единорогами или предгорий с драконами не было. Комната совершено обычная. Но это точно не наша с мужем спальня и даже не наш дом. И это не больничная палата, хотя если я действительно свалилась с гриппом, то в больничной палате как раз нет ничего удивительного.

Где я? И, как и когда здесь оказалась? Лихорадочно запрыгала память. Огляделась, еще не веря, что обстановка мне вроде бы знакома.

Конечно! Это комната моих родителей. Еще раз осмотрелась. Да, вот красные шторы, компьютер, стеллаж с книгами. За мной должны быть шкаф и пианино. Так, все правильно. Я у родителей. Мама – врач, наверное, когда я заболела, меня перевезли к ней… нет, все же что-то не так. Что-то мешало, скребло на уровне чувств.

Я аккуратно села на разложенном диване и оперлась о стенку. Спину неприятно кольнул ковер. Ковер… Медленно отстранилась и повернулась, словно сзади притаилась гремучая змея. Но нет. Это был просто обычный красный шерстяной ковёр с узором на стене. Однако ирония состояла в том, что никакого ковра у родителей в квартире нет уже лет пятнадцать! Впрочем, как и этих жутких штор! Да и всего остального. Уже много, много лет вместо желтого дивана у них большая двуспальная кровать, вместо шкафа – комод и прикроватный столик. И никаких пианино, книг и компьютера – все это в кабинете! Воздух резко выбило из легких, руки затряслись, а сердце начало бешено колотиться. Мысли перескакивали с образа на образ, ни за что не цепляясь, нигде не останавливаясь. Этого всего уже не существует. А значит, это нереально. Бред, фантазия, вымысел, фокусы перегретого температурой мозга. А что реальность? Где она? И как определить её? Начала озираться вокруг, как затравленный зверь. Паника била кувалдой в висках, со спины ручьем тёк пот.

Есть набор ощущений, зрительных, осязательных, обонятельных, но это сигналы рецепторов, электрические импульсы, воспринятые мозгом. А как понять, когда мозг сломался? Картинка-то есть, но имеется ли целостный анализ и критическое восприятие – вот вопрос. Вот так, Алиса, скорее всего, и сходят с ума. Мозг искусственно создает образы, но каналы связи перекрыты. Стало страшно, во рту пересохло, тошнота подкатила к горлу. Я вижу старую родительскую квартиру, ощущаю тепло простыней и слышу воробьиный гомон через открытое окно. Но этого просто не может быть!

Призрачный Охотник рассказал, что я выгружусь в параллельном мире с сохраненными знаниями. Но, видимо, просветить меня по поводу времени этой реальности не посчитал необходимым.

Вдруг от бредовости сформулированных мыслей мне стало смешно. То есть антураж спальни я воспринимаю как галлюцинацию, а встреча с Призрачным Охотником меня не смущает!? Да, со мной точно беда, зовите санитаров. Уважаемый юрист и мать семейства сошла с ума! Я хохотала и рыдала одновременно, обнимала подушку и гладила ковер. Но санитары не шли, Охотник не появлялся, так что вскоре пришлось успокаиваться самой.

На стуле рядом с диваном стоял пустой стакан. Надо попить воды, чтобы прошла икота. Настоящая, кстати, такая, ощущаемая. И подумать на тему своего сумасшествия. Скрывать или, наоборот, обратиться за помощью?

Родительскую квартиру двухтысячных мой мозг воспроизвел в мелких деталях. Трехкомнатная хрущёвка, в зале ремонт только закончили, и больше нигде. Точно, вот стоят наши с сестрой выдвижные диваны. Потом, когда мы разъедемся, их отвезут на дачу. Которую я продам, что приведет к семейной соре. Я с ненавистью посмотрела на диваны, словно они были виновниками всех моих бед. Ладно, к родителям в комнату я, вероятно, переползла утром, чтобы хождение через зал спать не мешало. В нашей с сестрой комнате, скорее всего, шкаф и два стола. Жуть. Кажется, я, как моя тезка из Зазеркалья, помню будущее.

Чудно. Психических заболеваний ведь в роду не было. Обидно будет попортить родственникам анамнез.

Вместо кухни пошла в коридор, там, на стене, висело небольшое овальное зеркало. Включила свет. В отражении была совершено, безусловно, точно – я. Только подросток. Тот же невысокий рост, те же тонкие губы. Лицо, правда, более округлое, пухлые щеки, чуть курносый нос, брови, выщипанные двумя запятыми, русые волосы длинные – ниже бедер, встрёпанные после болезни, под глазами синяки, кожа бледная. Только вот глаза не серо-голубые, а серые, как ртуть в градуснике. Но, в общем и целом, образ вполне соответствует мне в пятнадцать – шестнадцать лет. Ни высокого роста, ни пышного бюста, ни длинных ресниц мое воображение мне не отсыпало. Грустно. Даже шиза и та у меня до банального скучная.

Резко зажмурилась и прошептала: «Мистер Волшебник! Вытащи меня, на хрен, отсюда[1]!» Открыла. Не помогло. Как-то так…обидно что ли, но даже истерить по второму кругу не захотелось. Все, запал потух, и порох отсырел. Накатила апатия.

На кухне в чайнике на плите нашлась вода. Налила в стакан. Села за стол. Так «надо бумажно подумать[2]», как говорится в одном мультике. Паниковать и истерить можно, но совершенно деструктивно, да и не хочется уже.

Я попыталась расслабиться и в то же время сосредоточиться: очистить мозг, отбросить страх, неверие, сомнения и все-все эмоции. Если посмотреть вокруг, вспомнить, проанализировать, то есть всего лишь два рабочих варианта.

Первое. Предположим, что я сошла с ума или все это вот такой вот скучный предсмертный бред перегретого высокой температурой мозга. Версия вполне рабочая. Хорошо. Могу ли я что-то сделать, если даже психбольница – плод моего воображения? Вряд ли. И опять, вроде бы – моя шизофрения, как хочу в ней, так, по идее, и живу. Но нет… физика и причинно-следственные связи здесь работают. Ударила локоть – болит. Значит, чудес и фей не будет. Надо как-то самой жить…ну или не жить, а «досматривать». Сколько там клетки мозга умирают? Родных, правда, жалко. Это им или хоронить, или в дурдом сдавать. Печально, но я не Джон Нэш, чтобы отследить и отсеять свои галлюцинации от реальности. Пока все однородно. Так что живем с теми вводными, что есть, и пытаемся разобраться.

Второе. Предположим (чисто теоретически, пока не доказано обратное), что разговор с Диким Охотником имел место быть, и сказанное им о «копировании» и «вставке» моей ментальности и памяти – правда. Где-то выздоровела и вернулась к детям одна Я, а другую Я «загрузили» в тело пятнадцатилетней меня. Бред, конечно, но тогда мы возвращаемся к пункту один. Или не бред, а теория множественных вселенных, например. В одной так, в другой немного по-другому. Как игра, сохраненная в середине, которую начал играть другой пользователь. Герои те же, но сюжет развивается немного иначе. Да, и по Ньютону время от пространства не зависит… Но если так, то я дура, круглая идиотка, которая согласилась на все это, и оставила ребенка, мужа, себя, ради непонятной, призрачной, слабо выполнимой идеи! От этой мысли вновь нахлынула истерика.

Вот и подумала без эмоций…



Пришла в себя я в горячей ванне. Как набирала и залазила, не помню. Решила, что если меня так и будут захлестывать истерики, то до панических атак и дурдома будет-таки недалеко. А не хотелось бы. Поэтому надо брать себя в руки и что-то решать. Какими бы ни были изначальные посылки, вывод, в общем один: жить дальше. Смотреть, слушать, сравнивать. Надо двигаться вперёд и, скорее всего, с учетом условий, поставленных Охотником. Всё же рисковать судьбами дорогих мне людей не хотелось. Поэтому надо запрятать в самый дальний угол, самого глубокого подземелья собственного сознания мысли о Николае и сыне. Не думать, не искать, не пересекаться. (А вот это, кстати, будет сложно, с учетом того, что мне его как-то придётся предупредить о брате). Надо составить таблицу, вспомнить все важные события, касающиеся семьи, родных и мира, «жизни, вселенной и всего такого[3]». Обязательно всё записать. Беда в том, что я почти не смотрела телевизор и не интересовалась ни политикой, ни экономикой. Надо глянуть в календарь, с виду мне пятнадцать или шестнадцать лет, а значит, на дворе где-то 2003 год. И что я помню? Война в Чечне идёт, вторая, кажется. Всё. А дальше? Олимпиада, Грузия, Украина, Сирия, ещё одна Олимпиада, Беларусь. Пара экономических кризисов. На Марс так и не слетали, олухи. С другой стороны, слава Кассандры мне ни к чему. Есть четкая цель: раз я тут, постараться помочь близким людям. Вот я и постараюсь. И хватит. А еще постараюсь никому не навредить. О! А еще я помню про биткоин! Живём.






Глава 3. Поиски решений




– А что, если будет как в фильме – наступлю на бабочку и будущее изменится?

– Тогда не наступай на бабочек… Чего они тебе сделали?!

К.с. «Доктор Кто»



21 марта 2003 г.

К моменту, когда домой пришла сестра, на плите закипал борщ, в машине-автомат крутилось белье, кухня была отмыта, а полы выметены. Так же я успела включить компьютер, уточнить дату, расстроится из-за отсутствия музыки. Вспоминать и разбираться, как выходить в интернет со скрипящего модема, пока не стала. Нашла пустую тетрадь в клетку и села писать план на ближайшую жизнь.

Немного погремев в коридоре ключами, сестра тихонько прошла в нашу комнату, но обнаружив, что я не сплю, а сижу за рабочим столом, перестала таиться:

– О, ты чего не в постели?

Я подняла голову и на мгновенье замерла. Передо мной стояла четырнадцатилетняя девочка, еще угловатая, похожая на кузнечика, высокая, с копной вьющихся рыжих волос, носом пуговицей и огромными оленьими глазами. Сейчас она сильно была похожа на диснеевскую шотландскую принцессу Мериду. Но это чудо, несомненно, совершенно точно было моей сестрой Татьяной. Одето это недоразумение было в голубые джинсы-клёш с белой бахромой и какую-то дикую кофту в цветочки.

На мгновенье я растерялась, не зная, как себя с ней вести и что сказать. Я была безумно рада её видеть. После окончания педагогического института сестра собрала вещи и уехала волонтером в Камерун учить африканских детей английскому языку и арифметике. Встречались после этого мы лишь пару раз.

Говорят, от себя не убежишь. Но если все время чем-то занимать руки и голову: куда-то идти, лететь, что-то делать, на что-то смотреть, что-то слушать, – то на мутные мысли и горькие думы просто не останется времени.

Сестра полностью посвятила себя африканским детям. Она никогда ни на что не жаловалась и ни с кем не говорила о причинах, побудивших ее резко бросить все и спрятаться в убогом африканском поселении. На родительские вопрос «Почему?» с грустной улыбкой ответила: «Вы хотели, чтоб я учила английский язык, а я хотела приносить пользу. Видите, как все удачно сложилось». Да, подозреваю, что мама с папой совсем иначе видели ее будущее. Но их чрезмерная опека вплоть до выбора института и жениха вызвала эффект натянутого лука. Тетива дёрнулась, и стрела улетела за горизонт.

От меня, от родителей, от знакомых, от сырого промозглого города, от парня, от воспоминаний…

Игнат был из известной и влиятельной семьи. Его отец занимал хороший пост в городской администрации. Они познакомились с Таней в марте две тысячи шестого года на краевом студенческом балу, куда Татьяна была приглашена как самый молодой обладатель губернаторской стипендии. Все начиналось, как красивая сказка: эдакий принц местного масштаба и нежная Золушка. Игнат задаривал подарками, водил на всевозможные концерты, в кино, заваливал цветами. Тем не менее, сестра почти сразу стала тяготиться этими отношениями, с завидным постоянством пытаясь их порвать. Никто не понимал этого стремления. С высоты своих прожитых лет и богатого жизненного опыта взрослые и знающие родственники, знакомые, друзья объясняли сестре, что у нее замечательный, обеспеченный, внимательный и красивый «жених», лучше которого она вряд ли найдет. Пророчили ей судьбу старой девы в обществе котов, если она не перестанет морочить голову парню.

Реальность же была неумолима. Игнат был противоречивой личностью. Противоречия заключались в отсутствии рамок для себя и в обозначении четких границ для Татьяны. Он ходил «налево» чаще, чем к себе домой, но после всегда «раскаивался», просил прощения, задаривал подарками. В то же время он ревновал, следил, контролировал, сыпал угрозами. И все по кругу. Сестра рассказала мне перед отъездом, что, когда она в последний раз заявила Игнату о намерении уйти от него, тот начал кричать, ломать в комнате вещи, потом схватил ее за горло и сказал, что если та попытается его бросить, то он сначала сломает ей руки, а потом сам сбросится с крыши. Последняя Танина фраза мне запомнилась на всю жизнь: «Он такой милый, чудесный, добрый. Как от такого уйти? От такого бежать надо!».

Наверное, надо было поговорить с родителями, попросить защиты, помощи, но ни я, ни она не сделали этого. Ценой моего молчания оказалась Танина дальнейшая жизнь. Порой для предательства достаточно лишь молчания. До сих пор вопрос о том, как надо было поступить в той ситуации, мучал меня. У меня не хватило смелости, сил, ума разрубить этот гордиев узел. Все эти качества нашлись у сестры. Дождавшись окончания института, она собрала вещи и сбежала туда, где ее чокнутый принц не достал бы. Родителям позвонила лишь из самолета. За следующие пятнадцать лет она так и не пустила в свою жизнь больше ни одного мужчину. На вопросы родителей о муже и детях улыбалась и молчала…

– Привет, – ответила ей, глотая тягучий комок, подступивший к горлу. Есть будешь?



Мы сидели на кухне и болтали о всякой ерунде. Сестра рассказывала про школу, про то, что она сегодня была дежурная, кто-то бегал по коридору, а она его догоняла, чтобы остановить. В результате отчитали обоих. Я сидела, слушала, ела обжигающий губы борщ и думала, как предотвратить их встречу с Игнатом. Что такого сказать или сделать, чтобы влюбленный подросток держался от этого чудовища подальше.

Ладно, на решение этого вопроса у меня будет пара лет. Лишь бы хуже не сделать.

Постепенно наш разговор зашел про учёбу и предстоящие экзамены. И вот тут на меня внезапно обрушилась реальность бытия. Это же получается, что уже конец десятого класса, а через год ЕГЭ и институт. В школе я была хорошим середнячком, училась без троек, но уклон знаний был: литература, история, обществознание. Остальные предметы с горем пополам. В химию же я просто верила, как люди верят в Бога. Но, тем не менее, экзамены я сдала и на юридический факультет поступила. Но за двадцать лет, боюсь, что коэффициент остаточных школьных знаний у меня на уровне пятого класса, в котором учился мой ребенок. Стало немного не по себе. Не хотелось завалить самой себе жизнь, только попав в не.

– Как бы мне домашнее задание узнать? – робко уточнила я у сестры.

– Ну, Рыжей позвони, – пожала плечом та, дожевывая хлеб с салом, – или Оксане.

Рыжая. Вика Рыжова. Девочка, которая пришла к нам в восьмом классе. Прямая в суждениях, как дрына. Многих это раздражало, меня же, наоборот, подкупило. Мы крепко сдружились. Позже оказалось, что наши мамы работают в одной сфере, что еще добавило точек соприкосновения. А еще мы понимали несмешные шутки друг друга, и нам нравились совершенно разные типы парней. Что еще нужно для долгой женской дружбы? Позже Вика окончила железнодорожный институт с красным дипломом, но в итоге нашла себя в профессии блогера.

Оксана же была моей лучшей подругой с первого класса, мы сидели вместе за одной партой. Профессорская дочка, еще ниже меня ростом, тоже светловолосая, но не такая плоская в объемах, как я. Всегда тихая, мечтательная. И при этом отличница. Наши родители дружили семьями. Оксана слушала популярную музыку, смотрела отечественное кино и хотела стать дизайнером. Родители же решили, что ей нужен языковой факультет. И, видимо, не зря. После института и практики она благополучно вышла замуж за иностранца и укатила в Америку. Мне с ней делить было нечего. Наверное, поэтому мы и дружили. Однако где-то в конце десятого класса мы разругались по какому-то глупому поводу. Подруга съязвила на тему того, что я списываю домашнюю работу с решебников, хотя сама занималась тем же. Впрочем, как и половина класса, учившая с начала года только те предметы, по которым будут сдавать экзамены. Поэтому обвинение было странным, но высказала она его громко, четко и на весь класс. Я никогда не умела давать правильный отпор в подобных ситуациях, поэтому просто пожала плечами, спросила: «Ну и что?» и отсела на пустующую парту. Так и не поняла, какая муха ее укусила. На выпускном мы помирились, но после особо не общались. Интересно, в этой реальности мы уже разругались или нет? И как это проверить?

Решено было звонить Вике. После сверки домашнего задания и определения фронта работ я впала в уныние. Тут не то, что за выходные не разгрести, до конца дней не разобраться! Но, как говорится, глаза боятся, а руки делают. К тому моменту, как домой пришли родители, я выяснила, что с историей и обществознанием у меня никаких проблем нет – спасибо юридическому образованию, историко-педагогической магистратуре и почти двадцатилетнему стажу в исторической реконструкции. Грубо говоря, меня хоть сейчас бери да ставь учителем истории – потяну. Что удивительно, но и с биологией дела обстояли успешно. Тут помог и общий кругозор, и увлечение ребенка динозаврами, и мои вечера ткачества под лекции с портала Антропогенез. ру. Короче, биология была понятна, как букварь. Английский меня тоже приятно удивил. В школе у меня было с языком все очень печально, но, видимо, накопленная за годы языковая практика плюс желание выполнить задание, а не проигнорировать его, привели к тому, что упражнения были написаны, а нужные слова выучены за час. Дальше было хуже. По литературе изучаемые произведения придется перечитывать, так как я смутно помню, о чем они. Поэтому сочинение о «Вечных образах и сквозных темах в русской литературе» меня привело в ступор. Так как последние лет пятнадцать я кроме исков и жалоб ничего не писала… А нет, стоп! Писала же. Сценки для детских утренников ребенку в школу. Но это все точно не сочинение по литературе на пять тетрадных листов. И тема такая: ни о чем и обо всем. А потом ругаются, что студенты воду в курсовых льют. Так вот эту самую «воду» их всю среднюю школу «лить» учат. Короче, сочинение надо оставить на свежую голову. И почитать на ночь учебник по литературе, может, чего путного вспомню. Посмотреть, что пишут в интернете, на худой конец. Рано или поздно с литературой справлюсь, это я знала точно. Не зря мои школьные эссе по городу и краю призовые места занимали. Кстати, последнее, про репрессированных детей, я нашла возле компьютера и сильно этому обрадовалась, так оно для меня давно было потеряно. Надо подумать, как сохранить.

Дальше – хуже. В физике хотя бы слова были понятные, и задачи соответствовали формулам, и был риск рано или поздно разобраться. А вот алгебра с геометрией довели мой синдром отличницы до истерики. Ничего прочитанного в параграфе я не поняла. По задачам с примерами просто можно было устраивать минуту молчания. А вот с химией я решила поступить стратегически. Попросить помощи у мамы, врач она или где?

Поэтому, когда в восемь вечера домой приехали родители, я решила, что рефлексировать из-за ссоры, которая произойдет лет эдак через десять, как минимум, глупо, и вышла их встречать с диким блеском в глазах и с учебником под мышкой.

– Мама, мне нужна твоя помощь с химией, – заявила я, едва родители переступили порог.

– Интересно, я с температурой Бетховена садилась на пианино играть, а ты химией решила заняться. Ребенок, лучше будь здоров, ну ее, эту химию. Как, кстати, твоя температура?

– В районе кипения! Ну, то есть, нормальная, мам. Не меряла. Давай поужинаем, а потом ты мне химию объяснишь, ну пожалуйста.

Что удивительно, в свои реальные пятнадцать лет я бы ни за что не стала приставать с такими просьбами. Уж не знаю, в чем было дело. В максимализме, гордости или лени, а может, в безразличии к вопросу. Но сейчас в моем понимании было так: не стыдно чего-то не знать, стыдно, если была возможность узнать, а ты от нее отказался. А еще я представила, что меня спрашивают, а я молчу и не знаю, что ответить. Кошмар юриста с многолетним опытом представительства в суде.

Так или иначе, после ужина я взяла маму в заложники и не отпустила, пока она мне не разжевала первые параграфы. Дальше процесс встал, родительница заявила, что ей самой надо вспомнить и разобраться. Заодно порадовалась, что с десятого класса органика, и ее можно учить, не вникая в темы прошлых лет.

После мы сидели и пили чай, разговаривали обо всем и ни о чем. Я старалась меньше говорить и больше слушать. Чтобы не выдать себя манерой речи или лишними данными. А еще я откровенно наслаждалась. Мне все эти годы сильно не хватало ее спокойной рассудительности. Когда, наговорившись, мама ушла с учебником химии под мышкой спать, я села думать. Надо сообщить Николаю о брате как можно раньше. При этом сделать это так, чтобы он не отмахнулся от информации и не узнал источник. В идеале найти его в интернете или подкинуть письмо под дверь. Социальных сетей еще нет. Точно есть аська, про мейл. ру надо уточнить. В мейле он же был. Я даже ник его старый помню. Интересный такой: Ланге – девичья фамилия его мамы – немки. Главное, найти, но если нет, то на худой конец, напишу бумажное письмо.