Все одновременно кивают, глаза живые, яркие и нетерпеливые.

Часы, возвышающиеся на башне в нескольких кварталах отсюда, бьют девять раз. Я без раздумий начинаю идти и прохожу мимо своих гвардейцев, когда они выстраиваются в линию позади меня. Тристан и Раша встают последними. Без винтовки мой лейтенант выглядит голым, но я знаю, что он взял с собой пистолет – который, возможно, сейчас собирает пот, заткнутый за пояс.

Мы направляемся на улицу, главный проспект, проходящий через Красный сектор города. На данный момент мы в безопасности, вокруг только дома и предприятия Красных. Серебряных офицеров здесь немного – если они вообще есть, – смотрят, как мы проходим. Как и в Причальной гавани, в Рокасте есть своя собственная Красная стража, которая защищает то, что не защищают Серебряные. Хотя мы направляемся в одно и то же место, моя команда разбивается на пары и разделяется. Мы же не можем ворваться в центр города, как какой-то штурмовой отряд или банда головорезов? Тристан снова держится рядом, позволяя мне вести нас к месту назначения – Железной дороге. Как и в Корвиуме, Дорога делит Рокасту пополам, проходя прямо через ее сердце, как река через долину. Чем ближе мы подходим к главной магистрали, тем плотнее становится движение. Опаздывающие слуги, спешащие к домам своих хозяев, добровольцы-Стражники, возвращающиеся с ночных смен, родители, ведущие детей к ветхим зданиям школ.

Конечно, чем дальше мы шли, тем больше было офицеров. Их черная с серебряной окантовкой форма кажется тяжелой под палящими лучами весеннего солнца, как и сверкающие пистолеты и дубинки на их поясах. Забавно, они чувствуют необходимость носить форму, как будто их могут принять за Красных. За одних из нас.

«Ну нет».

Их кожу синеватого и сероватого оттенков, лишенную живых красок, видно невооруженным взглядом. В мире нет Красного с такими же холодными оттенками кожи, как у Серебряных. В десяти ярдах впереди нас Раша останавливается так резко, что ее напарник, Мартенсон, чуть не спотыкается о нее. Немалый подвиг, учитывая, что она примерно на шесть дюймов выше седеющего Маленького Папы. Тристан рядом со мной напрягается, но строй не нарушает. Он знает правила. Гвардия превыше всего, даже превыше привязанности.

Серебряные легионеры тащат за руки мальчика. Он сучит ногами по воздуху, низенький, на вид ему даже меньше восемнадцати. Сомневаюсь, что его лица когда-то касалась бритва. Я изо всех сил стараюсь не слушать его мольбы, но вопли его матери нельзя игнорировать. Она идет за ними, еще двое ее детей следуют за ней по пятам. Последним плетется печальный отец. Мать изо всех сил цепляется за рубашку сына, в последний раз противясь его призыву в армию.

Все, кто был на улице, затаили дыхание, наблюдая за знакомой трагедией.

Звук удара – и женщина падает навзничь, хватаясь за щеку. На ней уже начинал назревать синяк. Легионер даже пальцем не пошевелил, даже не отвлекся от своего мрачного дела. Должно быть, он тельки и отогнал женщину с помощью своих способностей.

– Хочешь еще? – огрызается он, когда она встает.

– Не надо! – из последних сил умоляет мальчик.

«Скоро это закончится. Так больше не может продолжаться. Поэтому я здесь».

Но меня все равно тошнит от осознания того, что я ничего не могу сделать для этого мальчика и его матери. Мы воплощаем наши планы, но недостаточно быстро, чтобы помочь ему.

«Возможно, он выживет», – говорю я себе.

Но один взгляд на его тонкие руки и растоптанные легионером очки говорит об обратном. Этот мальчик погибнет, как и многие другие. В траншее или на пустыре, в одиночестве.

– Не могу на это смотреть, – бормочу я, сворачивая в другой переулок. Тристан долго колеблется, но идет следом.

Я могу надеяться только, что Раша проявит такую же выдержку, как и он. Но я ее понимаю. Из-за призыва в Озёрном краю она потеряла двух сестер – и сбежала из дома, прежде чем ее постигла та же участь.



Рокаста не окружена стенами, здесь нет ворот, которые бы закрывали концы путей Железной дороги. Проникнуть сюда легко, но это чуточку усложняет наше задание. Основная часть возвращающегося конвоя с припасами идет по Дороге, но несколько пеших сопровождающих отделяются, срезая дорогу до места назначения. В другой день моя команда проводила бы их до их дверей, только чтобы посмотреть, как они отсыпаются после долгого путешествия. Но сегодня все по-другому. Потому что сегодня Первая пятница, Праздник июля.

Нелепая нортанская традиция, хотя и эффективная, если верить разведданным. Арены есть почти в каждом городе и поселке, они отбрасывают на населенные пункты длинные тени и раз в месяц обагриваются кровью. Красные обязаны присутствовать на поединках и смотреть, как Серебряные чемпионы обмениваются ударами и хвастают своими способностями с ликованием сценических исполнителей. У нас в Озёрном краю такого нет. Серебряные не чувствуют необходимости выпендриваться перед нами. Легендарной угрозы Норты хватает, чтобы все были в ужасе.

– В Пьемонте тоже так делают, – бормочет Тристан. Он прислоняется к бетонному забору, окаймляющему набережную у входа на арену. Наши взгляды скользят в унисон, один из нас всегда следит за нашими целями, другой – наблюдает за группой офицеров, направляющих людей в зияющую пасть Арены Рокасты.

– У нас это называется «Акты», а не «Праздники». И нас не просто заставляли смотреть. Иногда драться заставляли и Красных. – Я слышу, как его голос дрожит от ярости, даже несмотря на гул сегодняшнего шоу.

– Драться друг с другом?

«Убивать Красных или быть убитыми Серебряными?»

Я даже не знаю, что хуже.

– Цели перемещаются, – просто рычит он. Еще один взгляд на офицеров, теперь занятых группой детей в поношенной одежде, останавливающих пешеходное движение. – Пойдем.

«И пусть эта рана гноится вместе с остальными».

Я отталкиваюсь от стены рядом и сливаюсь с толпой, не сводя глаз с четырех красных мундиров впереди. Это нелегко. Поскольку здесь рукой подать до Корвиума, тут полно Красных военных – либо направляющихся в Чок, либо прикрепленных к разным конвоям, подобным тому, за которым мы следим. Но эти четверо смертельно уставших мужчин (у троих бронзовая кожа, а у четвертого – темная) стараются держаться ближе друг к другу. Мы следуем за ними по пятам. Они сопровождали конную повозку конвоя, но я не знаю, что именно они везли. Она была пуста, когда они вернулись за остальными. Судя по тому, что охранников и Серебряных нет, их конвой не перевозил оружие или боеприпасы. Трое мужчин с бронзовой кожей, я полагаю, братья, судя по их похожим лицам и манерам. Наблюдать за ними почти комично: они плюются и чешутся пониже спины поразительно синхронно. Четвертый, коренастый парень с ярко-голубыми глазами, сдерживается, но улыбается больше, чем те трое вместе взятые. Судя по тому, что я подслушала, его должны звать Кранс.

Мы проходим через арку на трибуны, как крадущиеся кошки, стараясь держаться достаточно близко, чтобы слышать, о чем говорят наши цели, но достаточно далеко, чтобы нас не заметили. Над головой мерцают резкие электрические огни, освещая помещение с высоким потолком, соединяющее внешний проход с внутренним. Толпа слева от нас становится все плотнее; множество Красных хочет сделать ставки на следующий бой. Наверху висят таблички с именами Серебряных бойцов и их шансами на победу.



ФЛОРА ЛЕРОЛАН, ИСТРЕБИТЕЛЬ, 3/1

МЭДДУКС ТАНИ, КАМНЕШКУР, 10/1



– Подождите секунду, – говорит Кранс, останавливая остальных у досок для ставок. С ухмылкой один из мужчин с бронзовой кожей присоединяется к нему. Остальные двое роются в карманах, чтобы сделать ставки.

Мы с Тристаном притворяемся, что тоже хотим сделать ставки, и останавливаемся не более чем в нескольких футах от них, спрятавшись в набухающей толпе. Ставки популярны среди Красных Рокасты, где большинство жителей не голодает из-за процветающей экономики. В толпе есть несколько состоятельных людей – горделивые торговцы и владельцы бизнеса в чистой одежде. Они делают ставки и отдают тусклые медяки, даже несколько серебряных тетрархов. Держу пари, кассы Арены Рокасты не стоит не воспринимать всерьез. Я подумала, что стоит передать эту информацию Командованию.

«Если они захотят меня слушать».

– Ну же, посмотри на числа – это легкие деньги! – Все еще заразительно улыбаясь, Кранс указывает на доски и окошки для ставок. Двое других казались не такими воодушевленными.


– Вам известно что-то о камнешкурах, чего не знаем мы? – спрашивает тот, что повыше. – Истребитель разорвет его на мелкие кусочки.

– Дело твое, Хорнер. Но я проделал весь этот путь из Корвиума не для того, чтобы скучать на трибунах.

Кранс сжимает в руках вексели и отворачивается. Его друг следует за ним по пятам, а Хорнер со своим спутником остаются дожидаться их. Каким-то образом, несмотря на свои габариты, Кранс удивительно хорошо пробирается сквозь толпу. Слишком хорошо.

– Следи за ними, – бормочу я, дотрагиваясь до локтя Тристана. И следую за ними, стараясь не поднимать головы. Здесь есть камеры, их достаточно, чтобы быть настороже. Если следующие несколько недель пройдут по плану, мне, возможно, захочется начать прятать свое лицо.

Я вижу ее, когда Кранс передает в окошко свою бумагу. Его рукав задирается, зацепившись о прилавок доски для ставок, и я замечаю татуировку. Она почти сливается с его коричневой кожей, но форму можно узнать безошибочно. Я уже видела такие раньше. Синий якорь. Красная веревка.

Мы не единственная команда, обрабатывающая этот конвой. Мореходы уже внедрили своего человека.

«Это хорошо. С этим можно работать, – быстро думаю я, пробираясь назад. – Можно выкупить у них информацию. Понадобится меньше оперативников – а результат будет такой же. И Мореход, скорее всего, работает в одиночку. Начинай дергать за ниточки, втягивай банду в Гвардию».

Тристан на целую голову возвышается над толпой, все еще наблюдая за двумя другими целями. Я борюсь с желанием броситься к нему и все рассказать.

Но между нами возникает препятствие. Лысый мужчина со знакомым блеском пота на лбу. Он из Озёрного края. Прежде чем я успеваю убежать или закричать, чья-то рука обхватывает мое горло. Достаточно крепко, чтобы я молчала, достаточно, чтобы я могла дышать и, конечно же, достаточно, чтобы протащить меня через толпу.

Другой на моем месте возможно стал бы биться или драться, но я знаю, что этого делать не стоит. Здесь повсюду Серебряные офицеры, и мне не хотелось бы рисковать и добиваться их «помощи». Вместо этого я должна положиться на себя и на Тристана. Он должен наблюдать, а я должна освободиться.

Толпа несет нас вперед, и я все еще не вижу, кто меня держит. Большая часть тела Лысого скрывает большую часть меня, как и шарф, который мой похититель набрасывает мне на шею. Забавно, но он алый. А потом мы поднимаемся. Вверх по ступенькам, высоко над полом арены, к длинным сиденьям из плит, которые в основном заброшены.

Только тогда меня отпускают и заставляют сесть.

Я в ярости разворачиваюсь и сжимаю кулаки, только чтобы обнаружить полковника – готового к моей ярости.

– Ты хочешь добавить к своему списку нарушений нанесение удара своему командиру? – говорит он. Его голос очень мягкий. Почти бархатный.

«Нет, не хочу».

Я мрачно опускаю руки. Даже если бы я могла пробиться мимо Лысого, у меня нет никакого желания провоцировать полковника и на себе познавать силу его жилистых рук. Вместо этого я подношу ладонь к шее, массируя ставшую чувствительной кожу под красным шарфом.

– Синяков не останется, – продолжает он.

– Ваша ошибка. Я думала, вы хотите оставить послание. Ничто не скажет «возвращай свою задницу в строй» лучше синяков на шее.

Его красный глаз вспыхивает.

– Ты перестаешь отвечать на сообщения и думаете, что я вот так это оставлю? Ни за что, капитан. А теперь объясни мне, что здесь происходит. Что твоя команда? Вы все решили предать наше дело, или кто-то слился?

– Никто не сливался, – выдавливаю я сквозь стиснутые зубы. – Никто. И никто не предает наше дело. Они все еще выполняют приказы.

– Ну, хоть кто-то еще это делает.

– Я все еще работаю над операцией, понимаете вы это или нет. Все, что я делаю, я делаю ради нашего дела, ради Гвардии. Как вы и говорили, тут нам не Озёрный край. И хотя подключение сети Свистков является приоритетной задачей, у Корвиума приоритет не меньше. – Чтобы меня было слышно через гул переполненной арены, приходится шипеть. – Тут нельзя продвигаться тихой сапой. Все слишком централизованно. Нас заметят – и уничтожат еще до того, как мы будем готовы. Мы должны нанести сильный удар, мощный и нанести его там, где Серебряные не смогут это скрыть.

Я говорю все резче, хоть и не слишком резко. Но все же, достаточно, чтобы его голос не дрожал. Он зол, но не в бешенстве. С ним все еще можно договориться.

– Ты именно для этого и снималась в том видео, – говорит он. – Полагаю, ты помнишь.

Камера и красный шарф, закрывающий половину моего лица. Пистолет в одной руке, новенький флаг в другой, слова, заученные наизусть, как молитва.

«И мы восстанем, Красные, как рассвет».

– Фарли, ты знаешь, как мы ведем операции. Ни у кого на руках нет всех карт. Никто не знает, кто за всем стоит. Это единственный способ продолжать двигаться вперед и оставаться в живых, – продолжает давить он. Если бы это говорил другой человек, эти слова звучали бы как мольба. Но передо мной стоит полковник. Он ни о чем не спрашивает. Он просто приказывает. – Поверь мне, на Норту большие планы. И они не так уж далеки от того, чего хочешь ты.

Под нами маршируют по странному серому песку чемпионы Праздника. У одного из них, камнешкура Тани, живот размером с валун, а в ширину он почти такой же, как и в высоту. Ему не нужны доспехи, и он обнажен по пояс. Внешний вид истребителя же полностью оправдывает ее способности. Одетая в переплетающиеся красные и оранжевые пластины, она танцует, как проворные языки пламени.

– И Корвиум входит в эти планы? – шепчу я, поворачиваясь к полковнику. Нужно сделать так, чтобы он понял. – Неужели вы думаете, что я настолько слепа, что не заметила бы, что в этом городе проводится другая операция? Потому что не проводится. Здесь нет никого, кроме меня. И похоже, больше никому нет дела до этой крепости, через которую проходит каждый Красный, обреченный на смерть. – «Все они, все до единого». – И вы думаете, что это место не имеет значения?

Я вспоминаю полковника Истри. Ее серое лицо и серые глаза, ее суровую решимость. Она говорила о рабстве, потому что таков этот мир. Никто не осмеливается произнести это вслух, но вот чем в этом мире являются Красные.

«Рабами и могилами».

На этот раз полковник молчит.

«Хорошо, иначе я бы его перебила».

– Ты вернешься к Командованию и передаешь управление «Красной паутиной» другому оперативнику. И сообщишь им о том, что здесь Мореходы. Там, в отличие от нас, знают, что делать с этой информацией.

Отчасти я ждала, что меня отшлепают за непослушание. За столько лет я никогда не говорила с ним вот так. Даже… Даже на севере. В замерзшем месте, которое мы привыкли называть домом. Но тогда я была ребенком. Маленькой девочкой, которая притворялась охотницей, потрошила кроликов и расставляла плохие силки, чтобы чувствовать, что приносит какую-то пользу. Но это в прошлом. Мне двадцать два года, я капитан Алой гвардии, и никто, даже полковник, не смеет сейчас говорить мне, что я не права.

– Ну? – спрашивает он, прерывая долгую, дрожащую паузу.

– Нет.