Его шаг ускоряется, пока он почти не наступает мне на пятки. Я борюсь с желанием пнуть его в колено.

– Он из Пьемонта. Должен быть, учитывая, как он тянет слова. Не то чтобы это большой секрет. А остальные из твоей команды… Все из Озёрного края, да?

Я оглядываюсь через плечо.

– Что навело тебя на эту мысль?

– А ты, я полагаю, с далекого севера. Дальше, чем наши карты, – продолжает он. У меня такое чувство, что он наслаждается происходящим, как будто для него это всего лишь головоломка. – Когда наступит настоящее лето, долгие и жаркие дни, тебя ждет настоящее веселье. Ничто не сравнится с неделей грозовых облаков, которые никогда не рассеиваются, и воздухом настолько влажным, что в нем можно утонуть.

– Неудивительно, что ты служишь не в окопах, – говорю я, когда мы подходим к двери. – Поэт на передовой не нужен.

Ублюдок подмигивает мне.

– Ну, не всем же вести себя как животные.



Несмотря на многочисленные предупреждения Тристана, я следую за Бэрроу без оружия. Если меня поймают в Корвиуме, я смогу сказать, что я – обычная Красная нортанка, которая оказалась не в том месте не в то время. Но это не сработает, если при мне обнаружат пистолет из Озёрного края или поношенный охотничий нож. В этом случае меня казнят на месте, не только за ношение оружия без разрешения, но и за то, что я жительница Озёрного края. Более того, меня еще и к шепоту могут отправить – и хуже исхода быть просто не может.

В то время как большинство городов разрастаются, а вокруг них возникают небольшие города и районы, Корвиум стоит особняком. Бэрроу останавливается прямо на границе леса, глядя на север, на расчищенный участок вокруг холма. Я внимательно оглядываю город-крепость, отмечая то, что может оказаться полезным. Я внимательно изучила украденные карты Корвиума, но увидеть город собственными глазами – совсем другое.

Черные гранитные стены, покрытые блестящим железом, а также другое «оружие», которое можно использовать с помощью способностей Серебряных. Зеленые виноградные лозы толщиной в колонны вьются вокруг дюжины или около того сторожевых башен, ров с темной водой, питаемый трубопроводами, опоясывает весь город, и странные зеркала усеивают металлические зубцы, выступающие за парапеты. Для Серебряных теней, полагаю, чтобы сконцентрировать их способность использовать свет. И, конечно, здесь есть и более традиционное оружие. В темных, как нефть, сторожевых башнях ощерились закрепленные тяжелые орудия, артиллерия готова к ведению огня по всему, что окажется поблизости. А за стенами виднеются здания, высокие из-за недостатка места. Они тоже черные, с золотыми и серебряными вставками, и отбрасывают тени на землю. Согласно картам, город был спроектирован как колесо, с дорогами, похожими на спицы. Все они расходятся от центральной площади, на которой обычно проводятся военные сборы и казни.

Железная дорога проходит прямо через город, с востока на запад. На западной дороге тихо. В такое позднее время не бывает перемещений войск. Но на восточной дороге полно транспорта. В основном он развозит из крепости раскрасневшихся Серебряных дворян и офицеров. Последним медленнее всех выезжает Красный конвой снабжения, возвращающийся на рынки Рокасты, ближайшего к крепости города. Он состоит из слуг, сидящих в повозках, запряженных лошадьми или идущих пешком. Они преодолеют двадцать пять миль лишь для того, чтобы через несколько дней вернуться обратно. Я выуживаю подзорную трубу из кармана куртки и подношу ее к глазу, наблюдая за оборванным караваном.

Дюжина транспортов, столько же повозок, может быть, тридцать Красных идет пешком. Все медленно, в ногу. Чтобы добраться туда, куда они направляются, им потребуется не менее девяти часов. Пустая трата рабочей силы, но я сомневаюсь, что они против. Доставлять форму безопаснее, чем носить ее. Я смотрю за караваном, пока последний из сопровождающих конвой не проходит через восточные ворота.

– Молитвенные ворота, – бормочет Бэрроу.

– Что?

Он постукивает по моему биноклю, затем указывает в сторону ворот.

– Мы называем их Молитвенными воротами. Когда ты заходишь в них, ты молишься, чтобы выйти обратно. А выходя, молишься, чтобы никогда сюда не вернуться.

Я не могу сдержать усмешку.

– Не знала, что в Норте есть религия.

Он только качает головой.

– Тогда кому вы молитесь?

– Думаю, никому. В конце концов, это всего лишь слова.

Каким-то образом в тени Корвиума глаза Шейда Бэрроу светятся теплом.

– Ты поможешь мне пройти через эти ворота, и я научу тебя своей молитве.

«Восстаньте, алые, как рассвет».

Как бы Бэрроу ни бесил меня, у меня есть смутное предчувствие, что он скоро станет членом Гвардии.

Он наклоняет голову, наблюдая за мной так же пристально, как я за ним.

– Договорились.

– Хотя я не понимаю, как ты собираешься это сделать. Нашим лучшим шансом был тот конвой, но, к сожалению, ты… как ты там говорил? Хронологически разминулся?

– Никто не идеален, даже я, – отвечает он с дерьмовой ухмылкой. – Но я сказал, что сегодня ты попадешь в город, а я за свои слова отвечаю. Рано или поздно.

Я оглядываю его с ног до головы, оценивая его манеры. Я не доверяю Бэрроу. Не в моем характере по-настоящему доверять кому бы то ни было.

«Но риск – это часть игры».

– Ты меня пристрелишь?

Его ухмылка становится шире.

– Думаю, тебе придется это выяснить.

К моему удивлению, он протягивает мне руку – и я замечаю, что у него длинные пальцы. Я озадаченно смотрю на него.


«Неужели он хочет проскочить к воротам, как пара хихикающих детей?»

Нахмурившись, я скрещиваю руки на груди и поворачиваюсь к нему спиной.

– Ну, пошли…

Черная завеса застилает мое зрение, когда Барроу завязывает мои глаза шарфом.

Я бы закричала, если бы могла, подавая сигнал Тристану, следовавшему за нами на расстоянии в четверть мили. Но неожиданно у меня из легких как будто выбивает весь воздух. Мир как будто сжимается. Я не чувствую ничего, кроме сильного давления и теплой груди Бэрроу, прижатой к моей спине. Время вращается, все рушится. Земля уходит у меня из-под ног.

Я так сильно ударилась головой, что меня замутило еще сильнее – хотя я думала, что сильнее уже некуда. Повязка соскользнула с глаз – и не то, чтобы это как-то мне помогло. В моих глазах плывут пятна, черные на фоне чего-то более темного, и все еще кружится голова. Мне приходится снова закрыть глаза, чтобы убедить себя, что я не кружусь вместе с остальным миром.

Мои руки натыкаются на что-то скользкое и холодное – надеюсь, на воду, – когда я пытаюсь подняться. Вместо этого я заваливаюсь назад и заставляю себя открыть глаза – и вижу голубую, сырую темноту. Пятна пропадают, сначала медленно – потом все сразу.

– Что за х…!

Я встаю на колени и извергаю наружу все содержимое своего желудка.

Я чувствую, как Бэрроу начинает успокаивающе гладить меня по спине, но от его прикосновения у меня по коже пробегают мурашки. Я сплевываю, меня тошнит, и заставляю себя подняться на неловкие ноги, хотя бы для того, чтобы уйти от него.

Он протягивает руку, чтобы поддержать меня, но я отбрасываю ее, жалея, что не взяла свой нож.

– Не прикасайся ко мне, – рычу я. – Что это было? Что случилось? Где я нахожусь?

– Осторожно, ты становишься философом.

Я сплюнула ему под ноги кислую желчь.

– Бэрроу! – шиплю я.

Он вздыхает, как раздраженный школьный учитель.

– Я провел тебя по туннелям. На границе леса таких несколько. Конечно же, мне пришлось завязать тебе глаза. Я не могу выдать свои секреты, ничего не получив взамен.

– Туннели, как же. Минуту назад мы стояли снаружи. Ничто не может двигаться так быстро.

Барроу изо всех сил старается подавить усмешку.

– Ты ударилась головой, – говорит он после долгой паузы. – Потеряла сознание на спуске.

Это объяснило бы рвоту.

«Сотрясение».

И все же я еще никогда не чувствовала подобной тревоги. Неожиданно от боли и тошноты не осталось и следа. Я осторожно ощупываю голову, пытаясь найти шишку или рану. Но все в порядке.

Он не сводит с меня глаз – и смотрит как-то уж слишком сосредоточенно и внимательно.

– Или ты думаешь, что могла оказаться в полумиле отсюда, под крепостью Корвиум, как-то по-другому?

– Нет, я полагаю, что нет.

Когда мои глаза привыкают к полумраку, я понимаю, что мы находимся в подвале с продовольствием. Заброшенном или забытом, судя по пыли на пустых полках и дюйму стоячей воды на полу. Я стараюсь не смотреть на свежую лужу рвоты.

– Вот, надень это. – Он выуживает откуда-то из темноты грязный сверток ткани и кидает его мне. Он прилетает мне в грудь, поднимая облако пыли и вони.

– Замечательно, – бормочу я. Развернув его, я обнаруживаю обычную военную форму. Она сильно поношена, в заплатках и непонятных пятнах. Эмблема простая, одна белая полоска, обведенная черным. Солдат пехоты, из списка.

«Ходячий труп».

– С чьего тела ты ее снял?

Я снова вижу, как его черты искажаются от шока, но только на мгновение.

– Она подойдет. Это все, о чем тебе нужно беспокоиться.

– Очень хорошо.

Я без особой помпы снимаю куртку, а затем стаскиваю свои поношенные штаны и рубашку. В моем нижнем белье нет ничего особенного, оно из разных комплектов и, к счастью, чистое, но Бэрроу все равно смотрит, слегка приоткрыв рот.

– Муха в рот залетит, Бэрроу, – издеваюсь я, натягивая форменные брюки. В тусклом свете они выглядят красными и потрепанными, как ржавые трубы.

– Извини, – бормочет он, отворачиваясь, отворачивая сначала голову, а потом и отворачиваясь полностью. Как будто мне не плевать на сохранение моего личного пространства. Я ухмыляюсь, глядя, как по его шее расползается румянец.

– Вот уж не думала, что солдата может так смутить женская форма, – продолжаю я, застегивая молнию на форменной куртке. Она узковата, но сидит достаточно хорошо. Очевидно, предназначалась для кого-то пониже ростом, с более узкими плечами.