Наверное, еще через десять или двадцать лет он сможет смеяться над той неудавшейся осадой, как П’Ратта смеется над своей защитой. Потому что она знает, к чему это привело, и ей странно даже думать, что могло быть иначе.

П’Ратта тем временем протянула мягкую коричневую ладонь, будто собираясь погладить Таари по голове, но вместо этого вдруг дернула за неубранную в прическу прядь.

— А ну не раскисай! Вот дело сделаешь, и тогда хоть рыдай, хоть мальчику своему показывай, как прекрасны и страшны нервные эндаалорки. Идемте уже, нечего на пороге время тратить. И так нам, чувствую, дня не хватит.

Она провела их через огромный зал, где потолок, терявшийся где-то в вышине, перечеркивали мосты, трубы и еще множество непонятных конструкций. Стройными рядами стояли витрины, Акайо с трудом удерживался, чтобы не вертеть головой — какие-то огромные костюмы, непонятные то ли детали, то ли машины, экраны, на которых собирались и разбирались корабли.

П’Ратта шла быстро и наглядеться он не успел. Мелькали перед глазами осколки мира, из которого вырос Эндаалор, складывались, как стеклышки в калейдоскопе — вроде бы случайно, но итог прекрасен и гармоничен.

Они пересекли один зал, другой, спустились по узкой лестнице.

— Моя сокровищница, — довольно сообщила П’Ратта, распахивая дверь. Таари вошла первой, Акайо, повинуясь улыбке старухи, последовал за ней.

Замер. Медленно подошел к одной из витрин, коснулся пальцами стекла. Вчитался в уже давно привычные буквы. Нахмурился.

— Это не просто парадный, это свадебный пояс. И женский, а не мужской.

Захихикала П’Ратта, сказала — тут все с ошибками, не надейся, что мы вас так хорошо знаем. Вот Таари вернется, тогда...

Акайо почти не слушал. Он смотрел на знакомые с детства одежды, чашки, сандалии, и не мог понять, что чувствует. Было больно, было обидно — здесь живет столько кайнов, почему никто не исправил ошибки в описаниях? Почему вообще эти вещи хранятся в музее, сделанном из корабля, словно их империю тоже привезли сюда эндаалорцы? Это было неправильно. Это было слишком похоже на неуважение.

Впрочем, они имели на него право. Акайо с горьким удивлением подумал, что не понимает, каким образом империя вообще еще существует. По всем признакам выходило, что Эндаалор легко мог завоевать все их земли. Здесь с легкостью отбились от армии, которую он привел, взяли в плен почти две трети имперских солдат и не потеряли, кажется, ни одного эндаалорца. Это было все равно что драться со стеной — или даже со сладким киселем, затягивающим внутрь любого, кто его коснется.

Но тогда почему?..

Акайо вспомнил растерянного врача, нервно протирающего очки. Тому было искренне жаль солдат, которые все-таки умерли.

Тогда свобода империи — результат милосердия Эндаалора?..

Он сглотнул. Моргнул, отводя взгляд от свадебного пояса, на который смотрел все это время. Одернул себя, подумал нарочито спокойно: "Ты еще в квартире у Лааши понял, что вы для них — зверята, по глупости вредящие сами себе. Так что такого нового ты узнал? Почему стоишь каменным истуканом?"

Спросил — и ответил.

Просто тогда он был в отчаянии. Он был зол и напуган. Позже он был уверен, что ошибался, что на самом деле к ним относятся иначе. Хотя бы просто никак, как к людям, с которыми у здешних обитателей нет ничего общего. Глядя на Таари, невозможно было в это не поверить.

А оказалось...

Акайо коротко мотнул головой, представил мысленную библиотеку. Тут же стало спокойней. Здесь лежали свитки с записями о том, что такое рабы для эндаалорцев, об их культуре, об их манерах. В них ничего не изменилось. Просто не стоило считать весь Эндаалор небесным садом. Тогда и разочаровываться бы не пришлось.

Решив так, он наконец смог отвернуться от витрины, обратить взгляд на Таари и П’Ратту, которая как раз заваривала чай. Акайо с удивлением понял, что не видит ошибок в церемонии.

П’Ратта заметила его внимание, засмеялась. Кажется, она смеялась почти всегда.

— Что, не ожидал, что кто-то в Эндаалоре умеет прилично делать чай? Ты же тут все-таки не единственный кайн! А я хоть и не могу самовольно исправить все ошибки в надписях без задокументированных подтверждений, но запретить мне толково варить чай никто не может. В конце концов, это было бы невежливо по отношению к Сакуре.

— Спасибо, — улыбнулась Таари. — Маме было бы приятно знать, что вы все еще завариваете чай так, как она показывала. Акайо, садись рядом со мной.

Он послушно подошел, опустился на пол возле ее кресла. П’Ратта фыркнула, Акайо даже не стал поднимать глаза. Вместо него пояснила Таари:

— Ему так удобней, — запустила пальцы ему в волосы, чуть сжала на затылке, еще не вынуждая откинуть голову, но уже заставляя невольно напрягать шею… Отпустила. Глубоко вдохнула, успокаиваясь. Засмеялась. — Ну все, отмирай давай. У нас все-таки дела.

Он опустил взгляд, взял поданную старушкой чашку. По спине пробегали мурашки от близости знакомой, приятной, но все равно пугающей беспомощности.

— Хороший мальчик, — тепло похвалила П’Ратта. — Вы с ним друг друга стоите — он будто бы не для того садится на пол, ты будто бы не для того ему ладонь на голову кладешь. Ты не думала?..

— Да, — Таари быстро кивнула. — Просто не сейчас. Я все-таки надеюсь защитить диссертацию.

— Ну как знаешь, — немного разочарованно вздохнула П’Ратта. — Ладно, давайте правда про дело. Тебе нужно десять костюмов, да? Один женский, девять мужских, я правильно поняла? Давай тогда хотя бы для женского с тебя мерки снимем, объяснять будет проще.

— Не совсем так, — улыбнулась Таари. — Для меня один из мужских, женский для Тэкеры. У меня, понимаете ли, среди девяти купленных рабов много сюрпризов оказалось. В том числе трансгендер.

— Бедная девочка! — ужаснулась П’Ратта. Похоже, для нее вопроса, в каком роде говорить о человеке, который все еще биологически остается мужчиной, но считает себя женщиной, не возникало. — Как она в Кайне выживала? Еще и солдатом небось была, кошмар какой. Железная выдержка у бедняжки. Но вот с костюмом будут проблемы, вряд ли она сейчас выглядит так, как можно выглядеть в женском кимоно…

— Да нет, у нее вполне женственная внешность. Потом она и оперироваться хочет, а пока пьет гормоны. К отправлению вряд ли кто-то заподозрит в ней биологического мужчину.

Акайо слушал, дополнял недописанный в свое время свиток и отчаянно пытался уместить все это в голове — не факты даже, отношение. То, что он должен был повторять себе каждый раз, глядя на Тэкэру, то, к чему так и не привык Джиро, для этих женщин было нормой.

Это было… Пожалуй, красиво. То, насколько уважительно здесь относились к тому, кем человек сам себя чувствует, кем себя считает.

На этом фоне появилась странная мысль — а есть ли у Эндаалора армия? И если есть, то, выходит, здесь взрослые, сами за себя решающие люди просто выбирают это? Не потому, что это долг и традиция, а потому, что это их собственное желание?

Акайо смотрел на чай, колышущийся в крохотной чашке в его руках. На поверхности отражалось привычно спокойное, без следа внутренних терзаний, лицо.


Интересно, каким бы он был, если бы родился в Эндаалоре?

Он вздохнул, опустошил чашку несколькими долгими глотками. Успел оценить — чай очень хороший, лучше, чем покупала Нииша. Жаль такой напиток пить так быстро. Зато удалось выбросить из головы бессмысленные размышления.

Он был тем, кем был. Это была его жизнь, и это было хорошо. Во всяком случае, правильно.

— Смотри, выкроек у меня немного, и в основном мужские, — озабоченно говорила тем временем П'Ратта. — Мало кто занимался, сама понимаешь, народ больше собой увлечен или в лучшем случае Праземлей. У нас и выставка-то раз в десять меньше, чем могла бы получиться, если бы кто-то взялся разобрать запасники. Меня одной для этого совершенно недостаточно.

— А может ты нам вместо выкроек что-нибудь из запасников дашь? — предложила Таари.

П'Ратта, к удивлению Акайо, не отказала, а рассмеялась.

— Умеешь ты уговаривать! Ладно, почему нет, там многому даже номера не присвоены. Но ты все-таки постарайся вернуть эти тряпки и порадуй меня положенным запросом. Я, конечно, признанный эксперт по кайнам, мне и не такую пропажу простят, но все-таки не хотелось бы расстраивать О'Лвани. Он, знаешь ли, даже улыбнулся, когда нам все эти сокровища привезли.

— Ради него я постараюсь не только одежду вернуть, но и самой из Империи вернуться, — притворно серьезно отозвалась Таари. — Нельзя такие редкие вещи, как улыбка дяди О'Лвани, пропускать.

— Ну не такая это уже редкость, на самом деле. Ты же его лет пять не видела, да, девочка? Все-таки замечательная из тебя вышла затворница, знала бы — поспорила бы с Авани хоть на пару кредитов. Она-то думала, ты быстро в институт вернешься — всю жизнь же среди людей была, мало кто может работать дома. А ты...

Акайо слушал, как они обсуждают вперемешку общих знакомых, экспедицию, покрой костюмов и цены на планшеты, постепенно теряя нить разговора. В конце концов смирился, разложил по полочкам полученную информацию. Поморщился. Представил, как вытаскивает из сердца застрявшую в нем иглу, выкинул щелчком на дальние пределы самого себя, жалея только, что не может избавиться от нее насовсем.

Все-таки ему очень хотелось, чтобы Эндаалор был чуть-чуть более идеальным. Если уж они ко всем относятся с таким уважением — почему не сделать то же самое для Империи? Да, наверное, и сам Акайо, и все его соплеменники были в глазах эндаалорцев дикарями, но если уж они не стали переделывать их всех — можно же относиться хоть чуть серьезней.

Спустя несколько часов, когда Акайо с удивлением понял, что отвык сидеть на пятках, П'Ратта всполошилась:

— Вам идти давно пора! Ну мы и засиделись, наверняка заперли уже все. Ай, ладно, охрана меня знает, пропустит.

Когда они поднялись по лестнице, огромные залы в самом деле оказались темными и пустыми. Не горели экраны, только сияли фонарями витрины. Акайо пожалел, что у него снова нет времени изучить хотя бы часть лежащих здесь предметов. Подумал вдруг — а ведь мог попросить. Он не был нужен во время разговора, его, скорее всего, отпустили бы бродить по музею.

Это было новое ощущение. Запоздалое, но полезное, даже если он никогда не сможет вернуться сюда.

— И не вздумайте использовать машины! — напутствовала П'Ратта, до того подробно рассказывавшая, какие именно ткани им нужны и где их купить. — Кайны шьют только вручную, вот такусенькими стежками. У тебя же не только этот мальчик, а целый гарем? Вот и обеспечь их работой. Они же трудолюбивые, как муравьи.

Акайо не смог быстро решить, нравится ли ему такое сравнение, и решил отложить эту мысль на потом. Она не имела большого значения, а вот необходимость шить...

— Не умеешь? — спросила Таари, когда они уже ехали домой.

Он покачал головой.

— Умею, но не так, как показывали в музее. Проще. Когда рвется форма, важно сделать ее целой. Не обязательно для этого использовать "вот такусенькие" стежки.

Таари рассмеялась. Акайо смотрел, удивленный, как она хохочет, жмурясь и смахивая наворачивающиеся слезы, как бросает на него короткие взгляды и снова заливается смехом, как утопающий захлебывается водой. Это было страшно.

— Прости, — выдохнула наконец она. Сунула руку в сумочку, попыталась вслепую нащупать пачку бумаги, которую здесь использовали вместо платков. Не нашла, раздраженно передала сумку ему. — Найди салфетки, пожалуйста.

Он нашел. Отлепил прозрачный край, протянул ей один. Отвернулся, пока она приводила себя в порядок — не потому, что не хотел смотреть, а потому, что ей это было неприятно. Он чувствовал ее смущение, как собственное.

— Я очень устала, — сказала вдруг Таари. — И от людей, и от ожидания, и вообще от всего. Даже от самой себя.

Акайо обернулся к ней, посмотрел на профиль, подсвеченный уличными фонарями. По ее лицу вовсе нельзя было сказать, что она только что плакала и признавалась в таких странных мыслях.

Таари только искоса глянула на него, улыбнулась уголком губ.

— Что, думал, я совсем железная? Стальная, как ваши катаны?

— Нет, — он опустил глаза. Он прекрасно знал, что железных людей не бывает. Даже если кто-то кажется несгибаемым, внутри он может быть совсем иным. Не так давно он ощутил эту разницу на себе. Но...

— Думал, — уверенно повторила Таари. — Ты правда похож на нас, знаешь? Типом мышления. Разумом понимаешь очень многое, но все равно часто думаешь глупости.

Помолчали. За окном витрины сменились темными окнами, а затем — деревьями. Показался впереди знакомый забор, Таари нажала кнопку на потолке машины. Ворота открылись.

Когда-то Акайо посчитал бы это чудом, а сейчас вещи, которые сами делают то, что от них требуется, стали почти обыденностью.

Ему будет легко отвыкнуть от них в путешествии. А Таари?

Она тем временем успела подъехать к дому, вышла, хлопнув дверью, пошла к главному входу. Акайо, выбравшись из машины, замер, не уверенный, что нужно делать. Она увлеклась какой-то мыслью, и ее не стоит отвлекать? Или она уверена, что он последует за ней без всяких указаний?

Долго колебаться не пришлось — Таари обернулась на пороге, окликнула раздраженно:

— Что ты стоишь? Идем.

Он поспешил за ней. Прошел через прихожую, все еще почти пустую. Зимой тут, наверное, будут висеть теплые вещи, но они этого не увидят. Во всяком случае, не в этом году.

Таари уверенно поднялась в свою спальню, распахнула маленькую дверь в углу. Акайо, поколебавшись, заглянул.

Он будто оказался в огромном платяном шкафу. Целая комната была заставлена вешалками, вместо полок тут и там висели странные конструкции, вроде бы тряпичные, но достаточно жесткие, чтобы держать форму. Таари в дальнем углу перебирала коробки: заглядывала в каждую, отставляла в стороны, так что ровные стопки, стоявшие вдоль стены, быстро превращались в хаотические баррикады.