— Это театральные рабы, они здесь учатся и заодно работают. Идем, этот магазин нам подойдет.
Отогнала консультантов, предлагавших помощь:
— Спасибо, но своих рабов я одену сама!
Они прошли вдоль вешалок. Таари быстро перебирала майки и рубашки, что-то бормоча себе под нос и передавая вещи тем, кому, на ее взгляд, они должны были подойти. Акайо, заметив, что Джиро остается почти без вещей, попытался помочь, выбрав ему что-нибудь похожее на то, что выбирала Таари, но та шикнула на него:
— А ну положи на место! Одену я твоего мальчишку, голым не останется. Ты ему ничего хорошего пока выбрать не сможешь.
Акайо, однако, не пожалел о своей попытке — после этого Таари действительно вспомнила о его подопечном и тот обзавелся таким же ворохом тряпок, как и другие. Наконец, обойдя весь магазин, Таари загнала их в примерочные и подозвала консультантов, велев проследить, чтобы подходили размеры.
Акайо, однако, консультанта не досталось.
В примерочной было тесно, тем более с такой кипой одежды, заполнившей все крючки и табуретку. Таари постоянно заглядывала за штору, почти каждый раз решая сама, подходит вещь или нет, лишь изредка спрашивая о чисто практической стороне, вроде:
— Не жмет? Попробуй присесть, удобно?
То и дело она забирала отвергнутые вещи и приносила что-то новое.
— Ну-ка примерь!
Акайо, как раз пытавшийся выпутаться из странной двухслойной майки, не сразу заметил, что появилось на вешалке.
Тонкий шелк с рисунком цветущей сакуры. Длинные широкие рукава, предназначенные для женщины, которая ничего не делает руками, а лишь украшает собой дом. Единственное, что позволяло считать это рубашкой — длина, едва достигавшая середины бедра.
Это было не кимоно, но все же…
Отодвинулась штора, внутрь снова заглянула Таари.
— Ну? Надевай, — Акайо чувствовал ее улыбку, жадную, хищную. Чувствовал, как она смотрит на него, впитывая его замешательство и неловкость. — Или мне помочь?
Он хотел отшатнуться. Правда хотел. Но от ее голоса ноги слабели, и — о, предки — ему правда хотелось, чтобы она выполнила свою угрозу.
Таари придвинулась к нему вплотную, так, что он ощутил ее дыхание на лице. Мелькнули перед глазами нарисованные лепестки сакуры, рук коснулся прохладный шелк. Таари рывком натянула на него рубашку, так резко, что ему пришлось сделать полшага вперед, чтобы не упасть.
Он оказался зажат между шелком и своей хозяйкой, щекой чувствуя улыбку на ее губах. Кружилась голова, дыхание перехватывало. Акайо медленно, будто во сне, опустился на колени. Таари фыркнула, немного отодвигаясь. Запахнула на нем рубашку, затянула поясом. Развернула его к зеркалу.
Акайо смотрел на бесстрастно и дотошно отраженного в нем человека. Розовеющие щеки, блестящие глаза, белое горло, перехваченное ошейником. Кимоно. Стоя на коленях, он видел себя лишь до пояса, и иллюзия была абсолютной. Он моргнул, на мгновение увидев в зеркале то, что хотела Таари. Зажмурился, отвернувшись, даже мысленно не желая озвучивать увиденное. Но Таари не позволила. Схватила его за подбородок, развернула снова лицом к зеркалу. Приказала вдруг охрипшим голосом:
— Смотри.
Он покорно открыл глаза.
На него смотрела…
Таари провела рукой ему по волосам — до имперской прически они еще не доросли, так что вышел куцый хвост на макушке. И это вдруг разрушило ужас образа. Это было лишь подобие имперской прически. Подобие женской одежды. И в зеркале все равно отражался он, Акайо, вне зависимости от того, во что он был одет.
Таари над ним засмеялась.
— Надо же! Ты улыбаешься, — вдруг невесомо коснулась губами его щеки. Тут же отошла, выскользнула за штору. Оттуда уже велела странно смущенно: — Переодевайся в свое и выходи.
Акайо все еще стоял на коленях, накрыв ладонью место ее поцелуя.
Когда Таари оплачивала купленные вещи, он со сдержанным удовлетворением заметил, что шелковой рубашки среди них нет.
***
На Высадку, которая оказалась праздником, похожим на имперский Новый год, собирались три часа. Впервые со дня покупки рабы Таари перестали походить на армию — она подобрала им одежду так, что ни у кого не было даже двух одинаковых рубашек. Акайо, пытаясь решить, что нужно надеть, а потом помогая Джиро, оценил — все вещи сочетались друг с другом, все идеально сидели, не пытаясь скрыть недостатки, но подчеркивая достоинства. Крупный рисунок на майке Иолы позволял оценить ширину его плеч, тонкие полосы рубашки Тетсуи превращали нескладного и неловкого юношу в гибкий тростник, скользящие ткани одежды Шоичи повторяли мягкость черт его лица. Акайо мельком подумал, что как раз этому человеку могла бы пойти та шелковая рубашка, и смутился. Шоичи и так всегда выглядел немного слишком женственным, все время словно стесняясь самого себя, стараясь быть как можно незаметней.
Перед выходом Таари проинструктировала всех по новому режиму работы ошейников.
— Я настрою их на километр, можете хоть всю площадь с ближайшими улицами обойти. Но постарайтесь не потеряться. Уезжать будем после фейерверка, так что когда он закончится — вспоминайте, где вышли из машины и идите к ней. Не появившихся в течение получаса буду считать злостными нарушителями, блокировать через ошейник и по нему же разыскивать. Уверяю, торчать посреди города памятником собственной глупости никому из вас не хочется!
Как выяснилось, билеты были не на сам праздник, и так открытый для всех, а на образовательную постановку. Акайо вместе с остальными рабами впервые оказался в эндаалорском театре, и с трудом удерживался, чтобы не вертеть головой, увлеченный необычным зрелищем. Хотя ряды кресел отдаленно напоминали те, что были в театрах империи, на стене перед ними висело огромное белое полотнище, не похожее ни на сцену, ни на экраны местных машин. Вокруг сновали эндаалорские дети, куда более непослушные, чем их ровесники из Империи. Акайо с удивлением наблюдал, как мальчики никак не младше двенадцати лет бегают наперегонки по лестнице, поднимавшейся возле рядов кресел, а потом вместе с родителями едят какое-то лакомство из огромного бумажного ведра. Сам Акайо в их возрасте уже навсегда покинул родной дом, став кадетом империи.
— Эй, лови! — Акайо обернулся, перехватывая нечто, летящее ему в лоб. Пойманные шарики хрустнули в кулаке, бросивший их Рюу, смеясь, закинул в рот точно такие же. Сидящая в центре ряда Таари обернулась, сказала что-то тихо и резко. Рюу немного поникнув, кивнул.
Акайо рассматривал крошки на разжатой ладони — чего-то белого, мягкого и, судя по тому, какой липкой стала кожа, сладкого. Слизнул. Они захрустели на зубах, сами по себе почти безвкусные, но в приторной карамели. Сидящий рядом Иола протянул ведро этих шариков, предлагая присоединиться, Акайо покачал головой:
— Спасибо, но я не буду. Слишком сладкие.
Медленно погас свет, расселись дети. Судя по их количеству, представление предназначалось именно для них. Акайо подумалось, что, должно быть, именно поэтому Таари была не слишком довольна билетам — вряд ли она могла узнать что-то новое и интересное из детского представления.
Зазвучала музыка, похожая на имперский марш, торопливо вскочили дети и их родители. Акайо, заметив, что Таари тоже встала, поднялся следом. Раздался громкий голос:
— Мы помним всех, кто помогал осваивать Терру. Мы помним всех, кто вел наши корабли через пустоту. Мы помним всех, кто остался на Праземле.
Голос умолк. Люди постояли еще несколько мгновений, потом сели. Это напоминало почитание предков, но не чувствовалось в словах и действиях ни благоговения, ни скуки заученных фраз. Казалось, что они правда помнят — как помнят солдата, стоявшего рядом с тобой плечом к плечу, павшего в одном из боев. Без почитания, но с уважением к его жизни и его гибели.
Экран осветился неведомо откуда взявшимся светом, и началось волшебство.
***
За следующий час Акайо узнал больше, чем за два месяца.
Отвлеченные понятия, о которых рассказывали учителя в больнице, стали зримыми вещами, событиями, чертежами. Он увидел на огромном экране мертвую землю, над которой носило тучи пыли и огромные машины, взлетавшие в столпах пламени. Эти ковчеги, созданные силой древней науки, путешествовали через космос, и Акайо невольно задерживал дыхание вместе с остальными зрителями, когда корабли проходили мимо черной дыры. Он был на грани отчаяния, видя, как износился и отказал двигатель, прежде позволявший преодолевать неизмеримое число километров за считанные мгновения, и как теперь проходили жизни поколений, не видевших ничего, кроме кораблей. Он пришел в ужас, когда погиб, столкнувшись с огромным астероидом, флагман, ведший караван и хранивший большую часть знаний об их пути. И облегченно выдохнул, когда на экране показался медленно приближающийся шар Терры.
Выдохнул — и удивился своей реакции.
Эндаалорцы здесь. Не было никакой разумной причины беспокоиться о том, долетят ли корабли. Тем более нечему было радоваться, глядя как высаживаются на имперской земле будущие захватчики.
Но он не мог заставить себя чувствовать иначе.
Его мысленная библиотека оказалась завалена новыми свитками, он не успевал ни сортировать их, ни сравнивать, ни проверять на истинность. Из зала Акайо вышел с гудящей головой, с трудом осознающим себя в настоящем месте и времени. Вокруг стояли остальные рабы, такие же ошеломленные. Таари рассматривала их с насмешливой улыбкой:
— А говорят, вас этому учат сразу после того, как вы язык осваиваете.
Почти никто не отреагировал, один Акайо медленно кивнул. Его учили. Только он посчитал это легендой. Верой, такой же, как имперская вера в предков, которые уходят после смерти в семейные храмы, чтобы помогать оттуда потомкам, и которые вернутся в день, когда солнце Империи зайдет за горизонт.
У него перед лицом щелкнули пальцы, Акайо на мгновение встретился взглядом с сердитой Таари, тут же опустил глаза, поклонился, извиняясь за то, что отвлекся. Она фыркнула:
— Наконец-то очнулся! Надо будет вам художественное кино показать, раз даже детское научно-популярное так впечатлило. Идемте!
Они пошли за ней следом, все еще немного оглушенные свалившимся на них откровением. Впрочем, улица, полная людей, торговых ларьков и небольших представлений, быстро отодвинула переживание об эндаалорцах-пришельцах на второй план. Таари разрешила им разделиться и выдала каждому маленькую пластиковую карточку с небольшой суммой денег, так что Тетсуи тут же обзавелся летающим шаром на ниточке, Рюу — надувным молотком, а Иола нашел огромный книжный магазин и удалился, сначала деловито уточнив у Таари, сколько книг может купить.
— Небо, да хоть все свои деньги на них потрать, мне-то что!
Акайо впервые видел на лице Иолы такую широкую улыбку.
Сам он продолжал держаться возле Таари, лавирующей в толпе, словно лодка между волн. Они прошли мимо надувного дома, потом мимо мишени, в которую предлагали стрелять из ненастоящего лука, и площадки, на которой люди в странного вида шлемах ползали по белой доске с такой осторожностью, будто от этого зависела их жизнь. Таари задержалась возле этой площадки, рассматривая то ли людей, то ли шлемы на их головах. Акайо отошел немного, не желая ее беспокоить, когда услышал:
— Эй, Акаайо! Ничего себе, клевая рубашка!
Акайо обернулся, улыбаясь, и тут же оказался в душевных объятиях. Неловко обнял радостного человека в ответ.
Он узнал Лааши сразу, еще по голосу и сам удивился тому, как рад его видеть. Стоящий рядом Гааки просто помахал рукой. Акайо, все еще захваченный дружелюбием Лааши, помахал в ответ.
— Фух, парень, я так за тебя переживал! По дамочке же видно было, что вы ей как пятое колесо моей машине, а Сааль еще самых сложных выбрал…
Сзади кашлянули, Акайо быстро высвободился из объятий, отступил на шаг, оказываясь рядом с Таари. Лааши смущенно засмеялся, почесав затылок:
— О… Здравствуйте. Извините, я…
— Все в порядке, — прохладно отозвалась Таари. — Вы, в целом, правы. Рабы, тем более гаремные, требовались мне меньше всего на свете.
— Ну, по-моему, у вас все удачно сложилось, а? — немного натянуто улыбнулся Лааши. — Повезло!
— В самом деле, — Таари явно была не в восторге от встречи, но почему-то не стала сразу прощаться. — Вы, судя по всему, продавец рабов? Я вас не очень хорошо запомнила.
— Ага, продавец. Лааши Н’Гаар, рад познакомиться! А это мой партнер, Гааки.
Гааки улыбнулся молча, подал руку. Таари спокойно пожала ее, а затем и ладонь ругающего себя за невежливость Лааши, в качестве извинения тут же пригласившего:
— Может, в гости зайдете после фейерверка? Тут недалеко, на машине минут пятнадцать!
— Вдесятером, по послепраздничной пробке? Нет, спасибо. Однако, если вы хотите продолжать общаться с моим рабом, можете взять номер.
Лааши тут же достал телефон, записал продиктованную последовательность из семи цифр.
— Спасибо! Домашний, да? Ничего себе, не думал, что у кого-то они еще сохранились! А страничку в сети вы завести не хотите?