Из Помпеев мы добрались до портового городка Бриндизи, а оттуда на последние деньги отправились на греческий остров Корфу (Керкиру), упомянутый Гомером в «Одиссее». На Корфу я каждый день в одиночестве бродил между олив и смоковниц, которыми поросли горные склоны над Ионическим морем. Глядя на море, я садился под гранатовое дерево с «Книгой Перемен», Бхагавад-гитой или Библией, пытаясь взять как можно больше знаний от разных учителей. Свежий морской ветер настраивал меня на философский лад и помогал погружаться в размышления.
Затем мы переправились на материк и поехали автостопом в Афины. По дороге я не переставал удивляться многообразию природы Европы, а также языков и обычаев ее жителей. Для меня, выходца с американского Среднего Запада, все это было внове. Постоянно меняющийся за окном пейзаж наводил меня на размышления. С детства я привык оценивать все с точки зрения той культуры, в которой был воспитан. Интересно, откуда в нас, людях, эта глубоко укоренившаяся наклонность чувствовать свое превосходство над окружающими — национальное, расовое, религиозное или социальное? Себя мы считаем нормальными, а остальных людей странными или уступающими нам. Это презрительное отношение к другим, чувство превосходства над ними, порождает фанатизм и нетерпимость и становится причиной ненависти и страха, эксплуатации и даже войн. Я молился о том, чтобы мои странствия открыли мне глаза на то, как в разных культурах люди по-разному воспринимают жизнь, окружающий мир и Бога, и позволили проникнуться симпатией к этому видению мира.
Из Афин я отправил домой письмо. В нем я рассказывал о том, где сейчас нахожусь, как много дала мне эта поездка и как я соскучился по своим родным. У меня не хватило смелости признаться, что я не вернусь к началу занятий в колледже и что я вообще не знаю, когда вернусь.
В Афинах нас с Гэри поразило, что улицы патрулируют полицейские с автоматами наперевес. Мы понимали, что при такой обстановке нам лучше переночевать в студенческом общежитии, а не под открытым небом. Но, к сожалению, денег у нас не было. Хотя ночлег в общежитии стоил недорого, мы не могли себе позволить такую роскошь. Поэтому мы решили немного подзаработать, сдав кровь в государственном донорском пункте. Путешественники, вроде нас, нередко пользовались такой возможностью. В то время применялась примитивная и очень болезненная процедура взятия крови: донора пристегивали ремнями к кровати и большим шприцем откачивали кровь из вены. Когда это сделали с нами, мы чуть не потеряли сознание. После сдачи крови донор получал стакан апельсинового сока и должен был провести полчаса в приемном покое под наблюдением врача. И только после того, как врач убеждался в хорошем самочувствии донора, ему выплачивали деньги. Вот и мы с Гэри, выжидая положенное время в приемном покое, сидели и мучились от ноющей боли в руке. С гримасой страдания на лице Гэри выдавил из себя:
«В следующий раз давай поищем какой-нибудь другой источник заработка».
Мы огляделись и увидели француза с гитарой в футляре, страдающего от боли, так же, как и мы. Чуть дальше сидел паренек из Швейцарии с футляром для скрипки. Он тоже потирал больную руку. Я же, как обычно, на ремне брюк носил гармонику. Взгляды наши встретились, и мы улыбнулись, прочитав мысли друг друга.
Выяснилось, что швейцарец с детства учился игре на классической скрипке, но в подростковом возрасте увлекся роком и блюзом. Француз сначала учился классическому фламенко, а потом стал играть фолк. Получив деньги, мы вместе вышли на улицу. Ансамбль был готов, и сразу за воротами донорского пункта мы принялись исполнять дикие блюзовые импровизации. Привлеченные музыкой, к нам стали подходить прохожие, и уже скоро нас окружала целая толпа. Гэри попросил у одного из прохожих шляпу и, бросив туда несколько монет, стал трясти ею, изображая ритм-группу. Людям так понравилось наше выступление, что драхмы (греческие монеты) одна за другой посыпались в шляпу. Окрыленные успехом, мы двинулись по улице процессией, играя одну длинную песню. Толпа, приплясывая, шла за нами. Когда мы остановились на перекрестке, монеты уже не помещались в шляпу.
Мы разделили между собой свой первый заработок и пошли устраиваться в общежитие. На следующее утро мы проснулись знаменитыми. Куда бы мы ни шли, нас сразу окружали улыбающиеся и рукоплещущие греки. Они полюбили нас всем сердцем. Мы играли и играли, не веря, что такое бывает. Остановившись на какой-то площади, мы играли одну композицию за другой. В собравшейся вокруг нас толпе старики стали хлопать в ладоши, подростки пустились в пляс, дети помладше принялись прыгать, а матери — раскачивать младенцев в такт музыке. Все улыбались в этот солнечный день, шляпа вновь переполнилась драхмами, как вдруг толпа рассеялась и нам в лицо уткнулись стволы автоматов. Музыка оборвалась, и под конвоем полицейских мы побрели в участок. Там у нас отобрали все деньги, которые были в шляпе, и предупредили, чтобы мы больше никогда не преступали закон. Так, не успев начаться, завершилась моя карьера профессионального музыканта.
Нам удалось утаить от полиции небольшую сумму, и в поисках более спокойного места для духовной практики мы решили отправиться на Крит. На пароме мы переправились на знаменитый остров. Сойдя в порту Ираклион, мы добрались до южной оконечности острова на автобусе. Там мы нашли живописное место, поразившее нас своей суровой и дикой красотой. Залитая солнечным светом скалистая береговая линия, неприступная для кораблей, изобиловала быстрыми ручьями, глубокими ущельями и песчаными пляжами. Под ярким солнцем по горным склонам бродили козы. Никогда прежде я не видел столько пещер. В одной из них, с видом на Средиземное море, мы и обосновались. Это райское место идеально подходило для медитации, молитв и поста. Каждое утро, еще до рассвета, я взбирался на гору, где медитировал и молился, и так продолжалось до самого вечера. Я смотрел вниз, на прозрачную морскую воду, и мое желание обрести просветление становилось все сильнее и настойчивее. Гэри тоже медитировал — только внизу, у моря. Вечером мы возвращались в пещеру и ломтем хлеба прерывали пост, длившийся целый день. Лежа на каменном полу пещеры, мы делились друг с другом опытом, полученным в этот день.
Так, в созерцании, проходили недели. За это время медитация и молитвы раздули искру моих духовных устремлений в ярко горящее пламя. Сидя на вершине горы, я наблюдал, как в этом пламени сгорает мое прошлое. Мне казалось, что стремление к Богу сжигает меня изнутри, превращая в одержимого.
Судьбе было угодно снова привести меня на перепутье. Я мог остаться тем, кем был, — американским юношей из благополучной семьи, который должен был окончить колледж и получить диплом, но вместо этого увлекся контркультурой, — а мог выбрать другой путь, ведущий в неизвестность и сулящий большие перемены.
Мне было страшно. Я понимал, что делаю выбор, который полностью изменит мою жизнь, но меня уже было не остановить. Я понятия не имел, куда ведет меня судьба, но твердо знал: если я буду все время двигаться вперед, то обрету иную жизнь и стану совсем другим человеком. А для этого нужно оставить все, что у меня было, в прошлом.
День близился к концу. Краснеющий диск солнца опускался в море, отбрасывая янтарные блики на танцующие волны. Прибрежные горы сияли, словно золотые, и небо переливалось желто-розовыми, оранжевыми и лиловыми красками. Вдруг в глубине моего сердца раздался голос, мягкий, но не допускающий возражений:
«Отправляйся в Индию!»
Почему в Индию? — подумал я. — Это так далеко отсюда. Я же почти ничего не знаю об Индии. И потом, у меня не было денег, и я даже не представлял себе, чего ждать от такого путешествия. Однако я был уверен, что голос, прозвучавший внутри, был голосом Бога. У меня и раньше были ситуации, когда я ощущал присутствие Бога или же чувствовал угрызения совести, если мои поступки отдаляли меня от Него. Но то, что произошло сейчас, было совершенно иным. Я услышал в собственном сердце беззвучный голос, причем, это не был голос моего ума. Я понял, что Бог ответил на мои молитвы, в которых я просил Его указать мне путь.
Наступили сумерки. Погруженный в размышления, я спускался с горы, и мне казалось, что каждый мой шаг приближает меня к заветной цели. Забравшись в нашу пещеру, я обнаружил там медитирующего Гэри. Пламя свечи, одиноко стоявшей перед ним, трепетало и отбрасывало желтый свет на стены и потолок нашего убежища.
Я сел на каменный пол у входа в пещеру и стал смотреть на смеркающееся небо. Несколько минут спустя я прервал молчание:
«Гэри, сегодня со мной случилось что-то необыкновенное».
Гэри изумленно раскрыл глаза и воскликнул:
«Правда? И со мной тоже».
«Расскажешь?»
На небе начали зажигаться первые звезды. Глядя на них, Гэри ответил:
«На закате я услышал голос».
«Невероятно! И что же он сказал?»
«Он сказал, — прошептал Гэри, — „Отправляйся в Израиль"».
У меня даже рот открылся от удивления:
«Что?» — дрожа от возбуждения, я придвинулся поближе к Гэри. Услышанное не укладывалось у меня в голове. «Отправляйся куда?!»
«В Израиль. Ты что, не веришь мне?»
Я постарался взять себя в руки.
«Дело в том, что на закате я тоже услышал голос».
Гэри радостно воскликнул:
«Как здорово! Значит, мы поедем в Израиль вместе!»
«Нет, Гэри, — запинаясь, прошептал я, — мне голос сказал: „Отправляйся в Индию“».
«В Индию?!» — воскликнул Гэри.
Наступила тишина. Никто из нас не мог произнести ни слова.
Наконец, глядя на звездное небо, усыпанное мириадами звезд, я прошептал: «Я готов».
В пещере стало совсем темно, только мерцало пламя единственной свечи. Я повернулся к своему самому близкому другу: «Завтра я уезжаю. Может быть, мы расстаемся навсегда».
Мы долго сидели молча, затем Гэри прервал наступившую
тишину: «Отсюда до Индии тысячи километров, и путь лежит через пустыни Ближнего Востока».
На стенах плясали беспокойные тени от пламени свечи.
«Дорога туда очень опасна. Это не шутки. У тебя ничего нет с собой, Манк. Это уже не поиски смысла жизни — это самоубийство. Прошу тебя, не торопись. Давай сначала поедем в Израиль, заработаем денег, а потом вместе отправимся в Индию».
Тянулись минуты. Я думал над словами Гэри, но внутренний зов не ослабевал.
«Гэри, я уверен, что это Господь зовет меня. Я не могу ждать».
Тревога промелькнула в его глазах.
«А как ты туда доберешься, Манк?»
«Если все время ехать на попутках на восток, то когда-нибудь я доберусь до той страны, где найду ответ на свои молитвы».
Гэри понимал, что творилось у меня на сердце. Слеза скатилась у него по щеке и скрылась в бороде.
«Ты должен следовать своему предназначению, — прошептал он. — Я буду молиться за тебя».
Свеча догорела, и я лег на пол пещеры. От волнения я долго не мог уснуть. В безмолвии ночи я просто смотрел на бесконечные звезды и думал о том, что ждет меня в грядущем.
С рассветом я стал готовился к отъезду. Гэри проводил меня до автобусной остановки. Опечаленные предстоящей разлукой, мы встали на обочине рядом с несколькими крестьянами, ожидающими автобус. С самого детства мы с Гэри питали друг к другу такую братскую любовь, которая редко встречается даже среди близких друзей. Вместе мы проходили через таинственные перемены, уготованные нам жизнью, вместе любовались звездами у себя дома в Хайленд-Парке, в лагерях хиппи в Калифорнии, в нашем колледже во Флориде и во многих других местах по всей Европе. Мы вместе размышляли о том, почему люди ненавидят и убивают друг друга, и вместе протестовали против войны во Вьетнаме и дискриминации негров. Мы мечтали о справедливости и о мире, свободном от ненависти и наполненном музыкой. За время наших странствий мы стали еще больше зависеть друг от друга. Но сейчас наступил переломный момент. Когда подъехал громыхающий старый автобус, мне захотелось подарить Гэри на память что-то очень дорогое. Я не знал, что делать, и тут меня осенило: я снял с себя старый черный жилет и протянул его Гэри. Последние годы я ни на день не расставался с этим жилетом. Мои знакомые даже представить себе не могли меня без этого жилета. Он стал продолжением меня самого и был самым ценным из всего, что я имел.
«Твой жилет!» — воскликнул Гэри.
В этот момент мы ощущали себя двумя листьями, подхваченными ветром и не знающими, куда и зачем он их несет. Мы пожали друг другу руки, а потом обнялись на прощание. Борясь с собой, чтобы не разрыдаться от переполнявших меня чувств, я сказал:
«Кто знает, даст Бог, мы еще увидимся».
Я сел в автобус. Когда он поехал, трясясь на выбоинах и рытвинах, я обернулся. Гэри стоял один и смотрел мне вслед. Я знал, что, оставив ему свой жилет, я расстался со своим прошлым и настоящим. Начиналась новая жизнь. С этого дня я решил отказаться от своего прозвища «Манк» и представляться именем, полученным при рождении, — Ричард. Я предчувствовал, что путешествие в загадочную Индию станет путешествием к моему истинному «я».
5
В Ираклионе, северном порту Крита, я нашел рыбака, который согласился отвезти меня в Афины. Когда лодка отчалила, я, устроившись подальше от рыбака, стал смотреть на волны. Мой ум бушевал, как море в шторм. Я понятия не имел, что ждет меня впереди. В свои девятнадцать лет я никогда не встречал индийцев. Я слышал, что Индия находится где-то на востоке, но где именно и как далеко — я не представлял себе даже приблизительно. Никакой карты у меня не было. Когда я учился в школе, Индия казалась мне страной заклинателей змей, где царит нищета, болезни и перенаселенность. Позже, когда я стал искать ключи к разгадке самых сокровенных тайн жизни, я узнал, что Индия считается родиной религии, йогов и великих святых. Готов ли я встретиться с этими святыми? Причем, не как турист или экскурсант, а как искатель высшей истины?
В Афинах на меня обрушился поток пугающей информации. О Оказывается, чтобы попасть в Индию, необходимо пересечь Турцию. Путешественники, побывавшие в Турции, предостерегали меня: «На черном рынке в Стамбуле охотятся за донорской кровью. Тебе пообещают хорошо заплатить за сдачу крови, а потом свяжут, выкачают из тебя всю кровь, а труп выбросят в Черное море».
Другие добавляли: «В стамбульских гетто полно бандитов, которые не раздумывая убьют тебя даже ради одной лиры».
Но поскольку я уже твердо решил ехать, я старался никого не слушать.
Когда я стал расспрашивать о сухопутном маршруте в Индию в общежитии, меня вновь попытались отговорить от поездки. Группа европейских туристов окружила меня со словами: «Ты спятил?' Ты что, газет не читаешь?»
Кто-то тряс английской газетой у меня перед носом. «Турция охвачена эпидемией холеры», — гласил заголовок.
«В Индию можно попасть только через Турцию».
В Турции и правда свирепствовала холера. Об этом говорили все европейские средства массовой информации. В такой ситуации поездка на попутках через всю страну действительно была сумасшествием.
Среди путешественников, которых я расспрашивал о сухопутном маршруте в Индию, нашлось двое ребят, которые тоже направлялись туда. Одного звали Джефф. Это был американец из Сан-Диего, лет двадцати, высокий и атлетически сложенный, с квадратной челюстью и крупным носом. Белокурые волосы, аккуратно расчесанные на пробор, почти достигали плеч. Из-под очков в черной оправе смотрели голубые глаза. Хотя Джефф выглядел грубоватым, на самом деле он отличался необычайной миролюбивостью. Как и я, он направлялся в Индию на поиски смысла жизни. Скромный и веселый, Джефф был одним из самых приятных людей, с которыми мне когда-либо доводилось встречаться.
Мой другой попутчик, Рэмси, румяный рыжеволосый австралиец лет тридцати пяти, был путешественником, много повидавшим на своем веку. Он уже успел пересечь автостопом всю Европу и Азию. Несмотря на суровый вид, Рэмси отличался добротой и благородством. Он обладал зрелостью и мудростью, которых так недоставало нам. Хотя я представился Ричардом, в кругу путешественников, где все друг друга знали, я уже был известен под именем Манк, поэтому Джефф и Рэмси продолжили называть меня этим именем.
Из нас троих деньги были только у Джеффа. Достав из рюкзака хлеб и кунжутное масло, шпинат, помидоры, маслины и сыр, он сказал нам с широкой улыбкой:
«У меня не так много припасов, но я с удовольствием разделю их с вами».
Радуясь, как ребенок, он на скорую руку приготовил вкусный завтрак и разделил его на три равные порции. Откусив большой кусок бутерброда, Джефф обратился к нам с такими словами:
«А уж после этого нам придется затянуть пояса. Вы готовы, парни?»