– Давай.
Приехал в какой-то ужасный район, злачное место, рассадник наркоманов. На каждом шагу барыги и кайфушники. Ширяются прямо на улице. Что она здесь забыла? Зачем приезжала в этот гадюшник? К кому? Что ты скрывала от меня, Оксана? Какого черта оговорила себя? Найду тебя и душу на хрен вытрясу! Убью тебя лично! Сверну твою тонкую шею!
Остановил машину, издалека вижу неприметный старый внедорожник Прошки. Снова его набрал – тишина. Уснул, что ли? Иду к его машине, вижу, что за рулем сидит. Точно уснул. Говорил ему, чтоб отпуск взял. После рождения мелкого на ходу вырубается. Я к передней двери крадучись подошел, распахнул резко, и Прохор мне в ноги вывалился, по сиденью кровь растеклась, на асфальт капает. Я палец к шее чуть ниже уха прижал. Выматерился, глаза мертвого Прохора прикрыл и ствол тут же вытащил, щелкнул затвором и к дому. Внутри все холодеет. Паника охватывает постепенно. Вначале клещами за затылок, потом сильными уколами между лопаток вдоль позвоночника. В подъезд вонючий зашел и по лестнице поднимаюсь, оглядываясь на каждую дверь, прислушиваясь. Мне страшно, я весь потный от напряжения и ужаса, что могу увидеть то, с чем никогда не смирюсь, то, что убьет меня самого на месте.
На самом последнем этаже одна из дверей распахнута настежь. Бросился туда.
– Оксана! Ты здесь? Оксанааааа!
Мебель разворочена, все на полу валяется. Как будто кто-то сильно сопротивлялся. Бойня здесь была страшная, лампочка все еще раскачивается в коридоре и поскрипывает. Я в комнату сунулся с пистолетом в вытянутых руках – никого. На кухню бросился. Пот течет по глазам, в рот.
– Оксана! – резкий выпад из-за двери, а на полу мужик какой-то лежит лицом вниз. Наклонился к нему и рывком к себе развернул.
– Твою ж мать! – назад дернулся.
На меня смотрели глаза того, кого я лично закапывал в могиле несколько лет назад живьем.
– З..до-ро-во…Б-бе-ше-ны-й…
ЭПИЛОГ
Не сломана, но без тебя жила.
Не сломана, я всё тебе дала.
Откуда же порезы на губах?
Откуда мы в тысяче шагах?
Я не твоя война, я же тебе нужна.
Верила.
Я не твоя война, я без тебя одна;
Проверила, верила.
Мерцание. Между наших губ признание.
Лучше без разлук!
Касается моя любовь тебя
И мается, но знает, что твоя.
Я не твоя война, я же тебе нужна.
Верила.
Я не твоя война, я без тебя одна;
Проверила. Я не твоя война.
Я не твоя война, я же тебе нужна.
Верила.
Я не твоя война, я без тебя одна;
Проверила.
Я не твоя война, я же тебе нужна.
Верила.
Я не твоя война, я без тебя одна;
Проверила. Я не твоя война.
Наргиз Закирова
В особняк Зарецкого меня везла его личная служебная машина с молчаливым седоволосым водителем за рулем. Широкие затемненные очки скрывали половину его лица, и он напоминал мне героя франшизы «Люди в черном». С одним исключением – желания смеяться у меня не возникало. Даже наоборот. Мне было страшно. Очень и очень страшно. Ведь Серый был прав. Я не умею играть в эти игры. Я вообще не умею играть и никогда не играла. Но жизнь очень злой и беспощадный учитель. Она заставляет проходить самые невозможные тесты на выживание и ее не волнует готов ты к ним или нет. Либо прошел, либо тебя больше нет. Но у меня нет права на второй вариант. И…Новичкам ведь везет. Должно повезти.
Мне помогал Серый. Насколько вообще мог помочь в его состоянии. Я вспомнила, как встретила его. Случайно. Настолько случайно насколько вообще может быть случайной судьба. У меня заглохла машина неподалеку от метро, и я ждала на трассе, на обочине, когда за мной приедет водитель Руслана. Он должен был отдать мне свою машину, а сам дождаться эвакуатора и отправить мою на ремонт. Мое внимание привлек нищий с протянутой рукой посередине трассы, на светофоре. Он сильно хромал, волочил за собой ногу, его лицо было закутано рваным шарфом, а протянутая к окнам рука дрожала так сильно, что казалось она вот-вот оторвется. Я поискала мелочь в кошельке, собрала по карманам все что было, добавила завалявшихся несколько сотен. У меня, как всегда, не было с собой наличности. Только карточки, чеки. Бомж в шарфе подошел к одной из машин и постучал в окно. Дверь вдруг резко распахнулась так, что ударила несчастного и его вышвырнуло на встречную полосу. Водитель покрыл бомжа отборным матом. Машин пока не было, а нищий не мог подняться. Вот-вот сменится свет светофора и весь поток понесется на лежащего на асфальте мужчину. Я выскочила из своего авто и побежала к нему, когда помогала встать шарф соскочил с его лиц и я наверное закричала, а его глаза широко распахнулись он в ужасе попятился назад, но я схватила его за руку и дернула в свою сторону. Первая машина просвистела в нескольких сантиметрах от нас.
- Серый! Ты?! Нооо но как? Кааак! Ты же…Руслан говорил мне что ты погиб…О, Боже!
- Отпусти…- хрипел он, - отпусти, я жить хочу, отпустиии. Это он меня. Он. Отпусти. Я не виноват. Я ничего больше никому не сделал.
Кажется, он был не в себе и вблизи его лицо казалось черепом обтянутым тонкой кожей. Заросший, с ранами от побоев на лбу и на скулах Серый вызывал щемящую, запредельную жалость. От того сильного, безбашенного, веселого парня не осталось ничего кроме глаз, которые я сразу узнала.
Мне удалось уговорить его сесть в такси и поехать со мной в больницу. К маминой знакомой. Пожилому наркологу Валентине Степановне Черенковой. Когда-то я давала ее координаты своему бывшему мужу, мама рассказывала, что он таки обратился за помощью и, судя по результатам, она смогла ему помочь. Но Серого тут же госпитализировали, он был в ужасном состоянии. С многочисленными переломами, с неправильно сросшимися ребрами и гангреной на израненной ноге. Ногу удалось спасти, удалось даже привести его самого в человеческий вид. Именно тогда Серый мне рассказал, как Руслан казнил его и закопал живьем. Полуживого Серого отрыла свора бродячих собак. Они искусали его и выдрали кусок мяса с ноги и с руки. На руке повредилось сухожилие, и она перестала сгибаться и разгибаться в кисти, а пальцы застыли в скрюченном виде. Рана на ноге долго не заживала, а потом загноилась. Но Серый боялся идти в больницу, чтоб его не нашел Руслан, да и денег у него не было. Покаялся мне во всем, что совершил и молил меня простить и никогда не рассказывать мужу, что он жив.
Нет, я им не занималась. Я просто перечисляла деньги Валентине в память о том, что когда-то он все же был верен Руслану и а еще, наверное, из бабьей жалости на которую не способны мужчины. Жизнь и так его наказала сполна.
Адрес Серого мне дала Степановна. Хвалила его, рассказывала, как он работает в церкви за кусок хлеба, а в больнице одной рукой починил все тумбочки. Хороший парень. Оступился и упал на дно. Да, подняться уже вряд ли сможет, но он ползает и не сдается. Делает доброе дело. Раскаяние, искренне и глубокое на него мало кто способен. Но именно оно творит чудеса и самые добрые поступки совершаются именно из раскаяния.
Приехал в какой-то ужасный район, злачное место, рассадник наркоманов. На каждом шагу барыги и кайфушники. Ширяются прямо на улице. Что она здесь забыла? Зачем приезжала в этот гадюшник? К кому? Что ты скрывала от меня, Оксана? Какого черта оговорила себя? Найду тебя и душу на хрен вытрясу! Убью тебя лично! Сверну твою тонкую шею!
Остановил машину, издалека вижу неприметный старый внедорожник Прошки. Снова его набрал – тишина. Уснул, что ли? Иду к его машине, вижу, что за рулем сидит. Точно уснул. Говорил ему, чтоб отпуск взял. После рождения мелкого на ходу вырубается. Я к передней двери крадучись подошел, распахнул резко, и Прохор мне в ноги вывалился, по сиденью кровь растеклась, на асфальт капает. Я палец к шее чуть ниже уха прижал. Выматерился, глаза мертвого Прохора прикрыл и ствол тут же вытащил, щелкнул затвором и к дому. Внутри все холодеет. Паника охватывает постепенно. Вначале клещами за затылок, потом сильными уколами между лопаток вдоль позвоночника. В подъезд вонючий зашел и по лестнице поднимаюсь, оглядываясь на каждую дверь, прислушиваясь. Мне страшно, я весь потный от напряжения и ужаса, что могу увидеть то, с чем никогда не смирюсь, то, что убьет меня самого на месте.
На самом последнем этаже одна из дверей распахнута настежь. Бросился туда.
– Оксана! Ты здесь? Оксанааааа!
Мебель разворочена, все на полу валяется. Как будто кто-то сильно сопротивлялся. Бойня здесь была страшная, лампочка все еще раскачивается в коридоре и поскрипывает. Я в комнату сунулся с пистолетом в вытянутых руках – никого. На кухню бросился. Пот течет по глазам, в рот.
– Оксана! – резкий выпад из-за двери, а на полу мужик какой-то лежит лицом вниз. Наклонился к нему и рывком к себе развернул.
– Твою ж мать! – назад дернулся.
На меня смотрели глаза того, кого я лично закапывал в могиле несколько лет назад живьем.
– З..до-ро-во…Б-бе-ше-ны-й…
ЭПИЛОГ
Не сломана, но без тебя жила.
Не сломана, я всё тебе дала.
Откуда же порезы на губах?
Откуда мы в тысяче шагах?
Я не твоя война, я же тебе нужна.
Верила.
Я не твоя война, я без тебя одна;
Проверила, верила.
Мерцание. Между наших губ признание.
Лучше без разлук!
Касается моя любовь тебя
И мается, но знает, что твоя.
Я не твоя война, я же тебе нужна.
Верила.
Я не твоя война, я без тебя одна;
Проверила. Я не твоя война.
Я не твоя война, я же тебе нужна.
Верила.
Я не твоя война, я без тебя одна;
Проверила.
Я не твоя война, я же тебе нужна.
Верила.
Я не твоя война, я без тебя одна;
Проверила. Я не твоя война.
Наргиз Закирова
В особняк Зарецкого меня везла его личная служебная машина с молчаливым седоволосым водителем за рулем. Широкие затемненные очки скрывали половину его лица, и он напоминал мне героя франшизы «Люди в черном». С одним исключением – желания смеяться у меня не возникало. Даже наоборот. Мне было страшно. Очень и очень страшно. Ведь Серый был прав. Я не умею играть в эти игры. Я вообще не умею играть и никогда не играла. Но жизнь очень злой и беспощадный учитель. Она заставляет проходить самые невозможные тесты на выживание и ее не волнует готов ты к ним или нет. Либо прошел, либо тебя больше нет. Но у меня нет права на второй вариант. И…Новичкам ведь везет. Должно повезти.
Мне помогал Серый. Насколько вообще мог помочь в его состоянии. Я вспомнила, как встретила его. Случайно. Настолько случайно насколько вообще может быть случайной судьба. У меня заглохла машина неподалеку от метро, и я ждала на трассе, на обочине, когда за мной приедет водитель Руслана. Он должен был отдать мне свою машину, а сам дождаться эвакуатора и отправить мою на ремонт. Мое внимание привлек нищий с протянутой рукой посередине трассы, на светофоре. Он сильно хромал, волочил за собой ногу, его лицо было закутано рваным шарфом, а протянутая к окнам рука дрожала так сильно, что казалось она вот-вот оторвется. Я поискала мелочь в кошельке, собрала по карманам все что было, добавила завалявшихся несколько сотен. У меня, как всегда, не было с собой наличности. Только карточки, чеки. Бомж в шарфе подошел к одной из машин и постучал в окно. Дверь вдруг резко распахнулась так, что ударила несчастного и его вышвырнуло на встречную полосу. Водитель покрыл бомжа отборным матом. Машин пока не было, а нищий не мог подняться. Вот-вот сменится свет светофора и весь поток понесется на лежащего на асфальте мужчину. Я выскочила из своего авто и побежала к нему, когда помогала встать шарф соскочил с его лиц и я наверное закричала, а его глаза широко распахнулись он в ужасе попятился назад, но я схватила его за руку и дернула в свою сторону. Первая машина просвистела в нескольких сантиметрах от нас.
- Серый! Ты?! Нооо но как? Кааак! Ты же…Руслан говорил мне что ты погиб…О, Боже!
- Отпусти…- хрипел он, - отпусти, я жить хочу, отпустиии. Это он меня. Он. Отпусти. Я не виноват. Я ничего больше никому не сделал.
Кажется, он был не в себе и вблизи его лицо казалось черепом обтянутым тонкой кожей. Заросший, с ранами от побоев на лбу и на скулах Серый вызывал щемящую, запредельную жалость. От того сильного, безбашенного, веселого парня не осталось ничего кроме глаз, которые я сразу узнала.
Мне удалось уговорить его сесть в такси и поехать со мной в больницу. К маминой знакомой. Пожилому наркологу Валентине Степановне Черенковой. Когда-то я давала ее координаты своему бывшему мужу, мама рассказывала, что он таки обратился за помощью и, судя по результатам, она смогла ему помочь. Но Серого тут же госпитализировали, он был в ужасном состоянии. С многочисленными переломами, с неправильно сросшимися ребрами и гангреной на израненной ноге. Ногу удалось спасти, удалось даже привести его самого в человеческий вид. Именно тогда Серый мне рассказал, как Руслан казнил его и закопал живьем. Полуживого Серого отрыла свора бродячих собак. Они искусали его и выдрали кусок мяса с ноги и с руки. На руке повредилось сухожилие, и она перестала сгибаться и разгибаться в кисти, а пальцы застыли в скрюченном виде. Рана на ноге долго не заживала, а потом загноилась. Но Серый боялся идти в больницу, чтоб его не нашел Руслан, да и денег у него не было. Покаялся мне во всем, что совершил и молил меня простить и никогда не рассказывать мужу, что он жив.
Нет, я им не занималась. Я просто перечисляла деньги Валентине в память о том, что когда-то он все же был верен Руслану и а еще, наверное, из бабьей жалости на которую не способны мужчины. Жизнь и так его наказала сполна.
Адрес Серого мне дала Степановна. Хвалила его, рассказывала, как он работает в церкви за кусок хлеба, а в больнице одной рукой починил все тумбочки. Хороший парень. Оступился и упал на дно. Да, подняться уже вряд ли сможет, но он ползает и не сдается. Делает доброе дело. Раскаяние, искренне и глубокое на него мало кто способен. Но именно оно творит чудеса и самые добрые поступки совершаются именно из раскаяния.