Толь на счастье, то ли на беду,



У меня семь пятниц на неделе



И тринадцать месяцев в году.





Моё небо - синее, в алмазах.



Что-то мне по-жизни принесет.



Я крещен, а может быт помазан,



В общем, я - счастливый, вот и все!





Я - счастливый, как никто! Я счастливый лет уж 100.



Я - счастливый! Я - не вру! Так счастливым и уйду!



Я - счастливый, как никто! Я счастливый лет на 100.



Я - счастливый! Я - не лгу! Так счастливым и уйду!





Кто-то знает, я и сам не знаю,



Где финал тот, где та полоса.



За которой лишь ворота Рая,



А за ними просто Небеса.





А пока все небо только в звездах.



Не во сне причем, а на яву.




Что скажу за жизнь свою я просто -



Я счастливый тем, что я живу.





Я - счастливый, как никто! Я счастливый лет уж 100.



Я - счастливый! Я - не вру! Так счастливым и уйду!



Я - счастливый, как никто! Я счастливый лет на 100.



Я - счастливый! Я - не лгу! Так счастливым и уйду!

Григорий Лепс.



– Почему такая конспирация, Граф?

Остановился возле столика напротив Андрея Воронова. Я б его не узнал, если бы не назначенная через посредника встреча в дешевом кафе и произнесенный пароль, обговоренный в свое время еще с покойным Вороновым старшим. После нашей последней встречи прошло немало времени, и я думал, что этот пароль произнесен не будет никогда. Моя поездка в Болгарию подходила к концу, и я вот-вот должен был вернуться к Оксане. Предвкушал это возвращение и поглядывал на часы, пока мне не позвонили с закрытого номера на отечественную симку и не назвали три слова, которыми обменивались в свое время наши с Вороновым отцы. Адрес для встречи я получил в смс и понимал, что, если Граф прилетел ко мне в Болгарию, значит это что-то срочное и важное.

Без привычного элегантного костюма, в футболке, темных очках и бейсболке, Воронов, скорее, походил на обычного рабочего, если бы не часы «Ролекс», дорогие кожаные туфли и очки от известного бренда. Если учитывать, до каких высот он поднялся, то этой встречей можно было бы гордиться. Но для меня он был сыном друга моего отца и человеком, который в своё время помог спасти моих детей. Я был ему должен. Если бы не это обстоятельство, то предпочел бы не встречаться… Я обещал Оксане держаться от всего этого подальше. И держался.

– Здаров, Бешеный! – сжал мне руку, приобнял, хлопнув по спине. – А ты все в том же амплуа, я смотрю, – усмехнулся, осматривая мой прикид. Я снял «косуху», повесил на спинку плетеного стула, уселся и положил на столик пачку сигарет, сунул одну себе в рот, вторую протянул Графу. Тот не отказался. Мы прикурили от моей зажигалки.

– Дело одно есть к тебе. И надо, чтоб о деле этом никто не пронюхал. Поэтому конспирация.

– Твои часики стоят, как десять таких заведений вместе взятых. Конспирация так себе. И шкафы твои выглядывают из-за каждого угла. Вот-вот выпадут.

Я бросил взгляд на парня на заправке, смотрящего в нашу сторону, попивающего кока-колу, и на сидящего за соседним столом лысого типа с газеткой в руках.

– Если б меня пасли, то была б другая. А так для вида. Пока.

– Ясно. Так в чем проблема, Граф? Чем могу, так сказать?

– Ничего особенного. Долю свою хочу тебе подарить.

Я вздернул одну бровь и затянулся сигаретой, ожидая продолжения. Граф особой благотворительностью не славился.

– Ты у своей сестры Дарины теперь работаешь? Или соскучился?

Андрей усмехнулся, чуть приопустил очки.

– По нам соскучились одни нехорошие дяди, и мне надо, чтоб моя доля не принадлежала мне какое-то время, а принадлежала кому-то, кому я доверяю, кого фактически не существует, и кто заинтересован, чтоб фирма не ушла к плохим дядям.

– Это я понял. Думаешь, кто-то может слить фирму?

– Не исключено, что может. На нее всегда велась охота. Кто-то усиленно скупает акции через подставные лица. Это вполне может быть просто мелкая игра, а может быть крупная, начатая издалека.

– Неймется тварям?

– Неймется. А ты, я смотрю, окончательно не при делах?

– У меня теперь все дела законные.

Ответил я, и мы оба усмехнулись. Я уверен, что Воронов прекрасно знал обо мне все. Даже как называется марка, выпускающая туалетную бумагу у меня дома, не то, что дела, которыми я занимаюсь.

– Молодец. Сдержал слово. Уважаю. И как оно – честным трудом деньги заколачивать?

– Нормально оно, Андрей. Дергаться перестаешь от каждого шороха, за женщину свою трястись и за детей.