– Ты будешь петь? – вопросом на вопрос ответила она.
– Да, каждый обязан выступить.
– Хочу послушать, как ты поешь.
– Учти, они и тебя заставят петь. Я попытаюсь их остановить, но не могу ничего обещать. Они ребята крутые и меня не послушают.
– Я спрячусь в задних рядах, – сказала она, и он засмеялся. – Почему ты смеешься?
– Как ты спрячешься? Да в полном зале ты – самая приметная.
Она прикусила губу, принимая комплимент. А ведь Соломон не хотел так откровенно выдавать себя. Он попятился к двери, чувствуя, как сводит все внутри.
Снова она повторила его покашливание.
– Вот-вот, – согласился он. – Я смущен. Уж извини. Пойду, не буду тебе мешать умываться, наряжаться и так далее. Получаса хватит?
Бо полчаса заведомо хватило бы, она редко задумывалась над тем, как будет выглядеть, от природы она красива, накинет на себя какую-то одежку – и клево. Свежо. Броги и брюки с отворотами, тонкий свитер из кашемира или блейзер – гарвардская девица, хоть сейчас на рекламу J. Crew. Но бывали у него и такие девушки, которые за полчаса не успели бы высушить волосы.
Лора кивнула. Потом вдруг:
– Погоди! – Она занервничала. – Там все будут нарядные? У меня с собой ничего такого нет. Я кое-что сама себе шила, но… не для такого случая.
– Примерно то, что на тебе сейчас, и пойдет. Никакого парада.
Она успокоилась, а Соломон огорчился: значит, вот что ее тревожило по пути сюда. С этой проблемой Бо справилась бы лучше, чем он.
– Что у тебя с блондиночкой? – спросил Донал, когда Соломон вышел из душа. Брат валялся на кровати в его комнате и просматривал его телефон.
– Давай-давай, ройся в личных сообщениях.
– А где корова?
– Бо в Дублине. Сегодня она читает лекцию студентам-киноведам. Так и так не успела бы попасть еще и сюда.
Донал присвистнул, якобы от восхищения, но смотрел насмешливо:
– Ну да, и отменить она не могла.
– Я просил ее ничего не отменять. Это большое событие.
– Похоже на то. – Донал чересчур пристально к нему присматривался.
Недовольный этим взглядом, Соломон сбросил полотенце, прикрывавшее его ниже пояса, и поднял руки:
– Смотри, но не трогай.
– О, это по-взрослому.
– Ну да. – Соломон порылся в сумке в поисках чистой футболки. – Мне тут проще без нее, – продолжал он, стоя к брату спиной, и тут послышался щелчок телефонной камеры. – Вы, ребята, мне сильно жизнь усложняете.
– Вовсе нет, – запротестовал Донал и щелкнул задницу Соломона под другим углом. – Мы помочь стараемся.
– Называя ее коровой.
Донал засмеялся еще веселее:
– Ты сам велел говорить с ней по-английски.
«Бо» по-ирландски – корова. То-то радости для его ирландскоязычной родни.
– Вы ее ни на минуту в покое не оставляете.
– Просто шутим.
– У нее другое чувство юмора.
– Да ладно? У нее вовсе нет чувства юмора. И к нам она приезжает так редко, что могла бы и потерпеть.
– Хватит фотографировать мои яйца.
– Такие хорошенькие. Я эту фотку маме пошлю. Пусть отделает новую комнату – назовет яйценоской.
К стыду своему, Соломон не устоял перед дурацкой шуточкой и рассмеялся.
– А ты бываешь у родителей Бо? Гости-бранчи-вечеринки и все такое? – Долан изобразил столичный дублинский выговор.
– Иногда. Нечасто. Один раз был. Нам с Бо лучше всего вдвоем. Подальше и от ее, и от моей родни.
– И друг от друга подальше.
– Хватит тебе.
– Ладно. Последний вопрос. Жениться собираешься?
– Жениться? – Сол тяжело вздохнул. – Что за старушечьи разговоры? Тебе-то какое дело, женюсь я или нет?
– Слышь, а член у тебя от такого вопроса вдвое короче стал. Смотри. – Он поднес к его глазам мобильник. – Вот до того, как я задал вопрос. А вот после.
Соломон усмехнулся.
– С чего ты-то задаешь мне такие вопросы? Холостяк в сорок два года. Тебе в священники следовало пойти.
– Да, жилось бы веселее, – подхватил Донал, и Соломон сердито поморщился.
– Не смешно. Я слышал, как мама с папой обсуждали, не гей ли ты.
– Заткнись! – Донал прикинулся, будто его эти слова не задели, но телефон от себя отшвырнул.
Соломон подхватил мобильник.
Тридцать два снимка его собственных причиндалов.
Донал поспешил сменить тему:
– Мама говорила, ты побывал в Бостоне. Чего вдруг?
– Irish Globe нас награждала.
– Поздравляю.
– Спасибо.
– Итак, ты счастлив.
– Как всегда.
– И ты женишься на ней?
– Отвали.
– Так что с блондиночкой? – повторил Донал свой первый вопрос.
– Ее зовут Лора.
– Что у тебя с Лорой?
Соломон быстро пересказал предысторию Лоры, упомянул о ее звукоподражательных способностях, все рассказал, что ему было известно.
– Почему она не поехала в Дублин с Бо?
– Предпочла поехать со мной. Я первый ее нашел. Она мне доверяет. – Соломон пожал плечами. – Давай скажи, что это чудно́.
– Вовсе нет.
Соломон присмотрелся: нет, не издевается.
– Наденешь ты наконец трусы? – швырнул в него подушку брат.
– Вот тебе, нечего мои яйца фоткать! – Подушка полетела обратно. – Я тебе фотки пришлю, будешь всю жизнь любоваться.
Дверь отворилась, еще двое братьев разом протиснулись в комнату.
– Э-ге-гей! – завопили они, потрясая упаковкой с шестью бутылками пива.
Соломон, хохоча, поймал брошенные Доналом боксеры.
– Да, каждый обязан выступить.
– Хочу послушать, как ты поешь.
– Учти, они и тебя заставят петь. Я попытаюсь их остановить, но не могу ничего обещать. Они ребята крутые и меня не послушают.
– Я спрячусь в задних рядах, – сказала она, и он засмеялся. – Почему ты смеешься?
– Как ты спрячешься? Да в полном зале ты – самая приметная.
Она прикусила губу, принимая комплимент. А ведь Соломон не хотел так откровенно выдавать себя. Он попятился к двери, чувствуя, как сводит все внутри.
Снова она повторила его покашливание.
– Вот-вот, – согласился он. – Я смущен. Уж извини. Пойду, не буду тебе мешать умываться, наряжаться и так далее. Получаса хватит?
Бо полчаса заведомо хватило бы, она редко задумывалась над тем, как будет выглядеть, от природы она красива, накинет на себя какую-то одежку – и клево. Свежо. Броги и брюки с отворотами, тонкий свитер из кашемира или блейзер – гарвардская девица, хоть сейчас на рекламу J. Crew. Но бывали у него и такие девушки, которые за полчаса не успели бы высушить волосы.
Лора кивнула. Потом вдруг:
– Погоди! – Она занервничала. – Там все будут нарядные? У меня с собой ничего такого нет. Я кое-что сама себе шила, но… не для такого случая.
– Примерно то, что на тебе сейчас, и пойдет. Никакого парада.
Она успокоилась, а Соломон огорчился: значит, вот что ее тревожило по пути сюда. С этой проблемой Бо справилась бы лучше, чем он.
– Что у тебя с блондиночкой? – спросил Донал, когда Соломон вышел из душа. Брат валялся на кровати в его комнате и просматривал его телефон.
– Давай-давай, ройся в личных сообщениях.
– А где корова?
– Бо в Дублине. Сегодня она читает лекцию студентам-киноведам. Так и так не успела бы попасть еще и сюда.
Донал присвистнул, якобы от восхищения, но смотрел насмешливо:
– Ну да, и отменить она не могла.
– Я просил ее ничего не отменять. Это большое событие.
– Похоже на то. – Донал чересчур пристально к нему присматривался.
Недовольный этим взглядом, Соломон сбросил полотенце, прикрывавшее его ниже пояса, и поднял руки:
– Смотри, но не трогай.
– О, это по-взрослому.
– Ну да. – Соломон порылся в сумке в поисках чистой футболки. – Мне тут проще без нее, – продолжал он, стоя к брату спиной, и тут послышался щелчок телефонной камеры. – Вы, ребята, мне сильно жизнь усложняете.
– Вовсе нет, – запротестовал Донал и щелкнул задницу Соломона под другим углом. – Мы помочь стараемся.
– Называя ее коровой.
Донал засмеялся еще веселее:
– Ты сам велел говорить с ней по-английски.
«Бо» по-ирландски – корова. То-то радости для его ирландскоязычной родни.
– Вы ее ни на минуту в покое не оставляете.
– Просто шутим.
– У нее другое чувство юмора.
– Да ладно? У нее вовсе нет чувства юмора. И к нам она приезжает так редко, что могла бы и потерпеть.
– Хватит фотографировать мои яйца.
– Такие хорошенькие. Я эту фотку маме пошлю. Пусть отделает новую комнату – назовет яйценоской.
К стыду своему, Соломон не устоял перед дурацкой шуточкой и рассмеялся.
– А ты бываешь у родителей Бо? Гости-бранчи-вечеринки и все такое? – Долан изобразил столичный дублинский выговор.
– Иногда. Нечасто. Один раз был. Нам с Бо лучше всего вдвоем. Подальше и от ее, и от моей родни.
– И друг от друга подальше.
– Хватит тебе.
– Ладно. Последний вопрос. Жениться собираешься?
– Жениться? – Сол тяжело вздохнул. – Что за старушечьи разговоры? Тебе-то какое дело, женюсь я или нет?
– Слышь, а член у тебя от такого вопроса вдвое короче стал. Смотри. – Он поднес к его глазам мобильник. – Вот до того, как я задал вопрос. А вот после.
Соломон усмехнулся.
– С чего ты-то задаешь мне такие вопросы? Холостяк в сорок два года. Тебе в священники следовало пойти.
– Да, жилось бы веселее, – подхватил Донал, и Соломон сердито поморщился.
– Не смешно. Я слышал, как мама с папой обсуждали, не гей ли ты.
– Заткнись! – Донал прикинулся, будто его эти слова не задели, но телефон от себя отшвырнул.
Соломон подхватил мобильник.
Тридцать два снимка его собственных причиндалов.
Донал поспешил сменить тему:
– Мама говорила, ты побывал в Бостоне. Чего вдруг?
– Irish Globe нас награждала.
– Поздравляю.
– Спасибо.
– Итак, ты счастлив.
– Как всегда.
– И ты женишься на ней?
– Отвали.
– Так что с блондиночкой? – повторил Донал свой первый вопрос.
– Ее зовут Лора.
– Что у тебя с Лорой?
Соломон быстро пересказал предысторию Лоры, упомянул о ее звукоподражательных способностях, все рассказал, что ему было известно.
– Почему она не поехала в Дублин с Бо?
– Предпочла поехать со мной. Я первый ее нашел. Она мне доверяет. – Соломон пожал плечами. – Давай скажи, что это чудно́.
– Вовсе нет.
Соломон присмотрелся: нет, не издевается.
– Наденешь ты наконец трусы? – швырнул в него подушку брат.
– Вот тебе, нечего мои яйца фоткать! – Подушка полетела обратно. – Я тебе фотки пришлю, будешь всю жизнь любоваться.
Дверь отворилась, еще двое братьев разом протиснулись в комнату.
– Э-ге-гей! – завопили они, потрясая упаковкой с шестью бутылками пива.
Соломон, хохоча, поймал брошенные Доналом боксеры.