— Смотри, зола! Туту них был очаг! — взволнованно делился своими открытиями Маса. — Ой, сгнившая циновка! А что это за лохмотья? Остатки ширмы! Да они тут существовали с уютом! Гляди, по стене сочится вода! Какая чистая и вкусная! Ты только подумай — они тоже ее пили!
Он посветил на свод пещеры и вдруг испытал безошибочное ощущение, что уже видел эти каменные бугры и впадины. Может быть, когда лежал здесь младенцем и часами пялился вверх.
Какое поразительное чувство!
А Мари металась туда-сюда, стучала альпенштоком по стенам, по полу. Недовольно пробурчала:
— Тут и спрятать-то негде! Давай, зажигай свою свечу и идем отсюда к черту.
Маса выбрал хороший ровный выступ, укрепил свечку, зажег.
— Папа и мама, пусть вам будет хорошо там, где вы находитесь, если вы где-нибудь находитесь, — прошептал он, склонив голову.
Свечка была получасовая. Пока не догорит, уйти нехорошо. Поэтому, чтобы время не пропадало попусту, Маса сделал то, что планировал: достал из рюкзака черную коробочку с рычажками и колесиками. К коробочке был приделан провод с трубкой.
— Что это у тебя?
— Вчера побывал в «Американском коммерческом банке» у мистера Брауна. Он с удовольствием одолжил мне запасной металлодетектор из хранилища. Я подумал, пройдусь-ка я с ним тут, пока свечка горит. На всякий случай. Посвети мне. Еще раз прочту инструкцию.
Так. Для детекции цветных металлов следует настроить аппарат на низкую частоту. Это значит повернуть ручку вот до этой шкалы. Нет, сначала надо нажать кнопку, чтоб включилось питание от батарейки...
Зажегся зеленый огонек. Коробочка ожила.
Маса медленно двинулся с нею вдоль стен, водя лучеиспускателем то вверх, то вниз. Аппарат молчал.
Сначала Мари с любопытством наблюдала, потом ей стало скучно.
— Пойдем уже, а? — заканючила она. — Мы ведь знаем, что Тацумаса никак не мог спустить сюда вес в 170 килограммов.
— Догорит свечка — уйдем.
«Пи-пи-пи», — пискнули наушники. Это Маса случайно направил трубку на Мари, у нее в ушах были золотые сережки.
Со стенами всё. Теперь пол. Может, найдется какое-нибудь мелкое украшение, оброненное матерью? Будет о ней память.
Возле очага наушники вдруг проснулись и ликующе заверещали.
— Тут что-то есть! — воскликнул Маса.
Упал на колени, стал разгребать пыль. Вынул позеленевшую медную плошку.
— Какая находка! — обрадовался он. — Подумай только! В этой лоханке мои родители кипятили воду!
— Угу. Поздравляю, — кисло сказала несентиментальная Мари.
Но когда Маса бережно отложил медный сосуд в сторону, детектор не угомонился. Он продолжал пищать.
— Кажется, там есть что-то еще.
Рукой, однако, было не разгрести. Ниже, под слоем золы, плотно слежался грунт.
— Дай альпеншток.
Стал ковырять, вынимать твердые комья. Писк становился все громче.
— Осторожно! — крикнула Мари. — Там что-то блестит!
Упала на колени, заработала руками.
Показалась квадратная крышка, окованная гвоздиками. Это они блестели.
— Сундучок! Как раз такого размера, чтоб поместился «Золотой коку»! А-а-а-а!!! — заорала Мари. — Я сейчас упаду в обморок!
Но нет, не упала. Трясущимися руками стряхнула с поверхности сундучка землю. Расчистила зазор со всех четырех сторон.
— Давай попробуем открыть! Такую тяжесть руками все равно не поднимешь...
Но открыть крышку у нее не хватило сил.
— Отодвинься!
Маса вцепился пальцами, напрягся, дернул.
Открылась!
Он посветил фонариком. Увидел шелк На шелке конверт. На конверте каллиграфическая надпись: «Моему сыну Масахиро».
Тут Маса тоже закричал: «А-а-а!» Теперь они вопили в два голоса.
Он бережно вынул конверт, а Мари стукнула по шелку. Из-под него раздался глухой звон.
— Там внизу металл!
Наушники надрывались так оглушительно, что пришлось их сдернуть.
— По... до... жди, — с трудом выговорил Маса. — Никуда золото не денется. Прочтем письмо. Возьми фонарь. Свети.
Спрятанная под землей бумага не пожелтела, тушь нисколько не выцвела. Казалось, письмо только что написано.
«Масахиро, сынок, если по воле кармы я не успел научить тебя жизни, вот самое главное, что я про нее понял.
Соблюдай Канон и Три Правила — даже если будешь заниматься не «благородным воровством», а каким-нибудь другим делом, к которому лежит твое сердце.
И помни, что ценность имеют только два вида собственности: Красота и Счастье. Ищи их повсюду, копи их, и будешь богаче всех на свете.
Я оставляю тебе сундук с сокровищем, которое сумел доставить сюда с помощью красноволосого варвара. Оно сделает тебя богачом, а значит, ты будешь свободен искать Красоту и Счастье, не отвлекаясь на суету.
Раздай половину беднякам, чтобы тебе не было стыдно пользоваться второй половиной. Таков обычай Китодо, которому я всегда следовал.
Желаю тебе прожить долгую жизнь, полную Красоты и Счастья, а потом уйти из нее в следующую инкарнанцию с благодарностью и без сожалений.
Твой отец Сиракаба-но Тацумаса».
Всхлипнув, Маса стряхнул слезу. Когда он дочитывал письмо, голос дрожал и срывался.
— Очень трогательно, — сказала Мари. — Не знаю, о каком варваре он пишет и как можно было приволочь сюда такую тяжесть, но надо придумать, что мы будем делать. Гляди, тут сбоку на шёлковом чехле приделаны петли. Неужели они выдерживают такой вес?
Всё еще шмыгая носом, Маса взялся за шёлковые ручки, чтобы подергать, — и вдруг без особенного усилия вытянул груз из сундучка! Килограммов двадцать там было, уж никак не сто семьдесят.
— Не может быть! — ахнула Мари. — Что там? Пусти!
Оттолкнула его, развернула шелк. Внутри, плотно, один к другому, лежали бруски металла. Белого.
— Что это? Серебро? — пролепетала она. — Почему серебро?
Маса взял брусок, оказавшийся удивительно легким. Прочел надпись, сделанную красивым викторианским шрифтом: «Aluminium».
— Это алюминий... Ничего не понимаю...
— У-у-у! — взвыла Мари. — Ыыыы! Дедушка рассказывал, что в те времена алюминий ценился в несколько раз дороже золота! «Красноволосый варвар», который помог Тацумасе, — это Джефферсон! Твой идиот-папочка выменял «Золотой Коку» на алюминий того же объема! Вот как он смог притащить сюда сокровище! То, что он считал сокровищем! Хорошее же наследство он оставил своему сынуле!
Хорошее, очень хорошее, думал Маса. Какое письмо! Сколько в нем любви! А какие бесценные советы! Говорят: «Не все золото, что блестит». Однако верно и противоположное: «Иногда то, что не блестит, — золото. И даже дороже золота».
— Что ты хихикаешь? — накинулась на него Мари. — Ты такой же кретин, как твой папаша!
— Папа завещал половину сокровища отдать бедным, — прыснул Маса. — Давай будем благороднее благородного вора. Отдадим бедным всё.
И зашелся от хохота.
Странная была сцена. Покатывающийся со смеху мужчина и клокочущая от ярости женщина — оба освещены розовым сиянием восходящего солнца.
— Чтобы быть счастливым, «Золотой Коку» не нужен, — сказал Маса, досмеявшись. — Здесь и сейчас у меня есть всё, что нужно для счастья: мир внутри и красота снаружи. А то, что рядом ты — это уже роскошь. Я знаю, что теперь я тебе не нужен и ты уйдешь. Что ж, можно быть счастливым и без роскоши. Трудно, но можно.
— Никуда я не уйду, — хмуро ответила Мари. — Я так мечтала получить наследство великого Тацумасы... И получила его. Пожилой весельчак и двадцать кило алюминия. Ладно. Буду жить с тем, что есть.
— Мы не на равных. Я тебя люблю, как мужчина любит женщину, а ты меня — как кошка человека, который ее чешет.
Она огрызнулась:
— Только ты меня не чешешь. Давай я научу тебя технике «Волшебной Руки». Тогда мы будем на равных. Если делать друг другу массаж одновременно, это должно быть прекрасно.
Маса перестал улыбаться, потому что торг — дело серьезное.