Она присела. Вытащила один, другой, третий. Всхлипнула.
— Потом будешь плакать, дура! Надо скорей выбираться из трясины. Они побегут по твердой дороге и догонят.
Потащил ее дальше.
— ...Почему ты... меня... спас? — задыхаясь, спросила Мари. — Почему не бросаешь? Ведь я тебя... обманула?
— А почему ты меня обманула? — горько спросил он.
— Я поняла, что ты не хочешь быть вором. Даже благородным.
«Нет, не поэтому, — мысленно ответил он. — А потому что ты меня не любишь. Сам виноват. Не влюбляйся в кицунэ».
Они выбрались из топи. Впереди темнела поросшая кустами насыпь, по ней можно добежать до моста, а за ним, в лабиринте улиц, беглянку уже не догонят.
— Тебе направо, через мост. Я — в другую сторону. — Маса выпустил ее руку. — Уматывай. Не хочу тебя больше видеть. Никогда.
Ее огромные глаза стали еще больше, чуть не в пол-лица. Но смотрели они не на Масу, а мимо.
От кустов донесся шорох.
Резко обернувшись, Маса увидел двух людей. Они были в черных куртках «Хиномару-гуми». Сандаймэ все-таки не отозвал своих бойцов? Но почему?
— Вы что тут делаете, ребята?
— Извините, аники, — сказал тот, что слева. — Приказ оябуна. Из уважения к вам стреляю не в голову, а в сердце.
Это было невероятно! Но еще больше Масу поразило, что в руке у бандита блестел «маузер». У якудзы?!
Гром, молния, звонкий удар в грудь — и Маса плюхнулся обратно в заливное болото. Конечно, очень повезло, что пуля попала в золотой слиток, но всё это было чрезвычайно странно. Просто-таки необъяснимо. Благородный ронин лежал в воде, совершенно обескураженный.
Наверху, на насыпи, тем временем происходила дискуссия.
— Сибату я грохнул, а с этим что? — спросил один голос. — Оябун велел исполнить всё чисто, следов не оставлять.
— Ничего не поделаешь. Кончай и его.
— Я женщина! — крикнула Мари. — Якудза не убивает женщин!
Сдернула с головы капюшон, тряхнула волосами.
— Это женщина, — озадаченно сказал бандит с «маузером». — Чего делать-то? Если мы бабу грохнем, оябуну это не понравится.
— А это не мы. Это роскэ! — нашел выход из трудной ситуации второй. — Вон они бегут. Они ее и убили.
От виллы с топотом и криками бежали семёновцы. Выяснили, стало быть, какой ящик украден.
— Кончай ее скорей и бежим. Стреляй, чего ты?
Но выстрелил Маса. Дважды. Если ты не благородный вор, а благородный ронин, канон о неубийстве живых существ тебя не касается.
Встал, отряхнулся. С благодарностью погладил слиток, который спас ему жизнь.
Рявкнул на Мари:
— Что дрожишь? Уносим ноги! Через мост уже не получится. Вдоль канала. Пригнись!
Услышав выстрелы, казаки на дороге залегли. Подумали, стреляют по ним. Пусть немножко полежат. Оттуда бегущих на фоне кустов не видно, прикинул Маса.
До следующего моста, целый километр, они бежали, не останавливаясь. И только на другой стороне канала, уже в безопасности, Маса выпустил руку женщины-лисицы.
— Всё. Теперь расстаемся. На, это тебе. — Он сунул ей слиток с вмятиной от пули. — Получи то, чего ты так хотела.
Больше ничего говорить не стал. Повернулся уйти, но Мари удержала его за рукав.
— Постой. Я не понимаю... — Голос у нее был тихий, растерянный. — Ты второй раз меня спас. Уже всё зная. Они думали, что ты мертв. Застрелили бы меня и ушли. Зачем ты рисковал? Почему? Я не понимаю. Совсем...
— Ты и не поймешь.
Он больше на нее не злился. Что взять с инвалидки? Терпеливо объяснил:
— У людей так принято. Когда кого-то любишь — спасаешь. Даже если тебя не любят... Ладно. Живи, как тебе живется. Прощай.
— Постой! — повторила Мари и вдруг заплакала. Это было странно, потому что кицунэ никогда не плачут, у них ведь нет сердца.
— Ты еще не всё знаешь. Когда узнаешь, совсем меня возненавидишь... Не надо тебе это рассказывать... Зачем? Но я все-таки расскажу... Возненавидишь — и пускай...
Понять, что она лепечет, было невозможно.
— Чего я не знаю? Что ты хочешь мне рассказать?
Набрав полную грудь воздуха, Мари выпалила:
— Я знала, что Тадаки собирается тебя убить. С позавчерашнего дня знала. И ничего тебе не сказала. Решила: украду золото, и он мне больше будет не нужен. Даже лучше если он исчезнет. Не станет предъявлять претензий.
Маса ошеломленно на нее уставился.
— Я следила за тобой. Всё время, с первого дня, — говорила Мари, опустив голову. — Ты этого не замечал.
Я хорошо умею быть невидимой. И у меня очень быстрый велосипед. На городских улицах автомобилю от меня не оторваться. Я отстала от черного «отомо», который мчался с большой скоростью, но я догадалась, куда он едет. Там на номерном знаке было написано «ПДКП». Твоей беседы с Танакой, я, конечно, подслушать не могла. Иное дело — вилла в Сибуя, где ты разговаривал со стариком Курано. Я перелезла через стену, спряталась среди мхов и услышала больше, чем ты.
— Как это — больше? — спросил Маса, всё больше поражаясь.
— Ты ушел оттуда, а я осталась. Потому что на веранде появился Сандаймэ Тадаки. Старик сразу проснулся. Может, он и не спал, а прикидывался. Поднял глаза, говорит: «Ты должен убить Сибату». Якудза оторопел. Зачем, спрашивает, почему? «Он очень силен и очень опасен». Сандаймэ говорит: «Я не хочу убивать Сибату-сан, он достойный человек. Если он затаил зло против семьи Тадаки за своего отца, я готов принести ему извинения!» Якудза очень не хотел тебя убивать. Но Курано сказал «Этот человек представляет собой угрозу для Японии. Ты меня знаешь, я зря такого говорить не стану. А кроме того я твой ондзин, и ты сделаешь так, как я велю. Иначе ты человек без стыда и чести». Тогда Сандаймэ склонил голову и попросил позволения убить тебя благородно, мечом. Но старик отказал. «Никто не должен знать, что Сибату умертвила якудза. Его нужно застрелить из оружия, которым пользуются росукэ. Пусть думают на них...» — Всхлипнув, Мари продолжила совсем тихо: — Я долго думала, колебалась. Говорить тебе про это или нет. Сама на себя удивлялась, что ломаю над этим голову. Все рациональные доводы были за то, чтоб не говорить. И в конце концов я промолчала. Потому что для меня так лучше и удобнее. Но чувствовала себя странно... Непривычно... Я не знаю, что со мной... У меня никогда вот здесь так не болело...
Она показала себе на грудь и горько заплакала.
— Это значит, что у тебя все-таки есть сердце, а стало быть, ты не настоящая кицунэ, — рассеянно произнес Маса. — Какую угрозу могу я представлять для Японии? Почему чертов старикашка желает моей смерти? Чем это я так уж опасен?
Мари вытерла слезы, высморкалась.
— Меня это тоже поразило. И я выяснила, в чем дело...
Финал
НАСЛЕДСТВО ТАЦУМАСЫ
ХРАМ УТЕКШЕЙ ВОДЫ
— Хочу быть с тобой честной, — гнусавым голосом продолжила Мари. — Я беспокоилась не о тебе — о себе. Находиться рядом с тем, на кого будет охотиться якудза, опасно. Тогда-то я и решила поскорее закончить операцию. И держаться от тебя подальше. Если б я предупредила тебя об угрозе, ты бы стал меня уговаривать вместе убежать или еще что-нибудь в этом роде. А я не хочу убегать. И не хочу быть вместе. Ни с кем. Я всегда была одна и не собираюсь жить иначе. Не собиралась... — еле слышно прошептала она и опять расплакалась.
Маса молча сунул ей бумажный платок, чтоб высморкалась.
— ...Я была сильно испугана. Стала наводить справки, что за Курано такой. Большинство о нем даже не слышали. А те, кто слышал, не желали о нем рассказывать. Прямо клещами приходилось вытягивать. И мне стало еще страшней. Когда мне страшно, я предпочитаю знать о причине страха как можно больше.
— И что ты сделала?
— Вернулась туда ночью.
— Куда?
— На виллу. И погуляла по ней.
Он недоверчиво на нее уставился.
— Ты пробралась ночью в дом Курано?!
— Да. Это было нетрудно. Его охранники дрыхли, как зимние черепахи, и все равно они глухонемые. Дедушка на ночь пьет снотворное, его тоже не разбудишь.
— Откуда ты знаешь?
— Там пузырек веронала на тумбочке около постели, — деловито объяснила Мари. Она уже не плакала. — Ну да, я и в спальне побывала. А ты как думал? Я там часа три провела, всё обыскала.
Маса только головой покачал. Она, конечно, подлая предательница, но какая женщина!
— И что ты нашла?