– В чем дело? Сольвейг, по-моему, тебе следует успокоиться и прекратить разговаривать со мной в таком стиле.

Он слишком поздно понял, что естественно вырвавшийся у него наставительный тон только еще больше распалил ее. Казалось, она была готова вцепиться ему в горло, и он на всякий случай отступил за письменный стол.

– Успокоиться! Ты говоришь, что мне следует успокоиться, слизняк долбаный! Старый паскудник!

Он видел, что ей доставляет удовольствие смотреть, как он вздрагивает при каждом оскорблении, а Лайне за ее спиной становилась все бледнее.

– Что с тобой, Габриэль? Почему у тебя такой удрученный вид? – Сольвейг слегка понизила голос, но в него закрались злобные нотки. – Тебе ведь обычно нравилось, когда я шептала тебе на ухо непристойности, тебя это заводило. Помнишь, Габриэль?

Отпуская колкости, Сольвейг начала приближаться к письменному столу.

– Незачем ворошить старое. У тебя есть какое-то дело или ты просто, как обычно, напилась и выказываешь недружелюбное отношение?

– Есть ли у меня дело? Можешь, черт возьми, не сомневаться. Я побывала во Фьельбаке, и знаешь что? Они нашли Мону и Сив.

Габриэль вздрогнул от изумления, ясно написанного у него на лице.

– Девушек нашли? Где же?

Наклонившись над столом, Сольвейг оперлась о него руками, так что ее лицо оказалось всего в нескольких сантиметрах от лица Габриэля.

– В Королевском ущелье. Вместе с убитой молодой немкой. И они считают, что убийца тот же. Стыдись, Габриэль Хульт! Стыдись того, что указал на брата, на собственную кровь и плоть. На человека, оказавшегося, при полном отсутствии доказательств, виновным в глазах людей. Его добило бесконечное перешептывание и показывание пальцами у него за спиной. Впрочем, ты, возможно, знал, что так и произойдет. Знал, что он слаб. Уязвим. Он не вынес позора и повесился, и меня не удивило бы, если ты именно на это и рассчитывал, когда звонил в полицию. Ты не мог снести того, что Эфраим любил его больше.

Сольвейг так сильно тыкала его в грудь, что каждый тычок отталкивал Габриэля назад. Он уже стоял прижатым спиной к подоконнику и не мог дальше отодвигаться от нее. Оказавшись в замкнутом пространстве, он пытался глазами показать Лайне, чтобы та сделала что-нибудь с этой неприятной ситуацией, но жена, как обычно, просто беспомощно таращилась.





⁂


Мартин с усердием и надеждой принялся выполнять задание – собирать сведения о Тане Шмидт, как ее звали, судя по паспорту. По их просьбе Лиза оставила им все Танины вещи, и Мартин тщательно обследовал ее рюкзак. На самом дне лежал паспорт. Он выглядел новым, и штампов в нем было мало. Собственно, имелись только штампы с пути между Германией и Швецией. Либо Таня раньше не выезжала за пределы Германии, либо по какой-то причине получила новый паспорт.

Паспортная фотография оказалась на удивление хорошей, и Мартин оценил ее внешность как приятную, правда, довольно ординарную. Карие глаза и каштановые волосы чуть ниже плеч. Рост метр шестьдесят пять, телосложение нормальное, что бы под этим ни подразумевалось.

В остальном же рюкзак ничего интересного не дал. Запасная одежда, несколько потрепанных книжек в мягкой обложке, туалетные принадлежности и пакетики от конфет. Вообще ничего личного, что показалось Мартину слегка странным. Разве люди не берут с собой по крайней мере фотографию семьи или близкого друга или записную книжку с адресами? Впрочем, возле тела ведь нашли сумочку. Лиза подтвердила, что у Тани была красная сумочка. Видимо, девушка хранила личные принадлежности там. Сейчас их, во всяком случае, нет. Может, речь идет об ограблении? Или убийца забрал ее личные вещи в качестве сувенира? Мартин видел по каналу «Дискавери», в программе про серийных убийц, что те обычно сохраняют вещи жертв, считая это частью ритуала.

Мартин опомнился. Ведь пока ничто не указывает на серийного убийцу, поэтому лучше не зацикливаться на этой мысли.

Он принялся набрасывать кое-какие пункты для сбора материала о Тане. Первым делом связаться с немецкой полицией, что он уже собирался сделать, когда его прервал звонок Торда Педерсена. Далее – более подробно поговорить с Лизой и, наконец, попросить Йосту съездить в кемпинг и немного поспрашивать там народ. Узнать, не разговаривала ли Таня с кем-нибудь. Или, возможно, лучше попросить Патрика поручить это Йосте. Полномочия приказывать Йосте в этом расследовании имеет Патрик, а не Мартин. А все имеет тенденцию решаться намного легче, если надлежащим порядком соблюдать протокол.

Он вновь начал набирать номер немецкой полиции и на этот раз дозвонился. Было бы преувеличением сказать, что разговор протекал легко, но, положив трубку, Мартин был более или менее уверен в том, что сумел правильно донести необходимые сведения. Ему пообещали перезвонить, как только у них появится больше информации. Так, во всяком случае, по его мнению, сказал человек на другом конце провода. Если потребуется много общаться с немецкими коллегами, вероятно, придется приглашать переводчика.

Принимая во внимание, сколько времени может занять получение информации из-за границы, он пожалел о том, что на работе у него нет такого же хорошего интернета, как дома. Но из-за угрозы хакерства отделение полиции не имело даже паршивого модемного соединения. Мартин записал себе, чтобы не забыть поискать дома на Таню Шмидт в немецком телефонном каталоге, если тот выложен в сети. Правда, если ему правильно помнилось, Шмидт – одна из самых распространенных немецких фамилий, поэтому шанс, что это ему что-нибудь даст, минимален.

Поскольку теперь оставалось только ждать информацию из Германии, можно было приниматься за следующую задачу. У него имелся номер мобильного телефона Лизы, и Мартин сперва позвонил ей, чтобы убедиться, что она по-прежнему на месте. Оставаться она вообще-то обязана не была, но пообещала не уезжать еще пару дней для того, чтобы они успели с ней поговорить.

Ее поездка наверняка утратила бóльшую часть своей прелести. Согласно показаниям, данным ею Патрику, девушки за короткое время очень сблизились. Теперь же она сидит в палатке кемпинга Фьельбаки в одиночестве, а ее случайную попутчицу убили. Может, ей тоже угрожает опасность? Такое развитие событий Мартину раньше в голову не приходило. Пожалуй, лучше поговорить об этом с Патриком, как только тот вернется. Ведь убийца мог увидеть девушек в кемпинге и по какой-то причине сосредоточиться на них обеих. Хотя как в таком случае сюда вписываются кости Моны и Сив? Моны и, возможно, Сив, сразу поправился он. Один из лекторов в полицейской школе как-то раз сказал, что никогда нельзя считать что-либо точным, если ты не полностью уверен, и Мартин старался следовать этому тезису в своей работе.

По зрелом размышлении он посчитал, что никакая опасность Лизе не угрожает. Здесь они опять-таки имеют дело с вероятностью, а Лиза, по всей вероятности, оказалась во что-то вовлеченной только из-за неудачного выбора попутчицы.

Невзирая на прежние опасения, он решил позволить себе попытаться ненавязчиво привлечь Йосту к небольшой конкретной полицейской работе. И прошел по коридору до его комнаты.

– Йоста, можно тебя отвлечь?

Йоста, по-прежнему пребывая в лирическом настроении из-за своего достижения, разговаривал по телефону и, когда в дверь просунулась голова Мартина, стыдливо положил трубку.

– Да?

– Патрик просил нас съездить в кемпинг. Я должен встретиться с попутчицей жертвы, а тебе, как я понимаю, следует немного порасспрашивать народ в кемпинге.

Йоста, естественно, слегка побурчал, но не поставил под сомнение справедливость утверждения Мартина относительно того, как Патрик распределил поручения. Он надел куртку и последовал за Мартином к машине. Ливень уже перешел в слабое накрапывание, но воздух был прозрачным и свежим, и дышалось легко. Казалось, будто пыль и жару последних недель смыло, и все выглядело чище, чем обычно.

– Надо надеяться, что этот дождь – случайность, иначе мой гольф полетит к черту, – усевшись в машину, мрачно проворчал Йоста, и Мартин подумал, что сейчас, видимо, только он не радуется маленькой передышке от летней жары.

– Ну, я-то нахожу дождь довольно приятным. Я от этого пекла чуть не умер. А подумай о жене Патрика. Наверняка чертовски тяжело быть на сносях посреди лета. Мне бы такого точно не вынести.

Мартин продолжал болтать, прекрасно сознавая, что Йоста чаще всего помалкивает, когда обсуждается что-нибудь, кроме гольфа. А поскольку познания Мартина в гольфе ограничивались тем, что мячик круглый и белый и что гольфистов обычно опознают по клетчатым клоунским штанам, он настроился поддерживать разговор в одиночку. Поэтому он сперва даже не обратил внимания на тихий комментарий Йосты.

– Наш сын родился в начале августа, в такое вот жаркое лето.

– Йоста, у тебя есть сын? Честно говоря, не знал.


Мартин покопался в памяти в поисках сведений о семье Йосты. Он знал, что жена Йосты пару лет назад умерла, но не мог припомнить, чтобы слышал что-либо о детях. Он с удивлением посмотрел на сидящего на пассажирском месте Йосту. Коллега не отрывал взгляда от лежащих на коленях рук. Похоже, сам того не осознавая, он вертел золотое обручальное кольцо, которое по-прежнему носил. Казалось, будто он не слышал вопроса Мартина.

– Майбритт поправилась на тридцать килограмм, – продолжил он глухим голосом. – Она стала огромной, как дом. И в жару тоже была не в силах передвигаться. Под конец она лишь сидела в тени и тяжело дышала. Я приносил ей воду, кувшин за кувшином, но это было все равно что пытаться напоить верблюда, жажда никак не переставала ее мучить.

Он засмеялся странным, отрешенным, почти ласковым смехом, и Мартин понял, что Йоста далеко углубился в закоулки памяти и говорит уже не с ним.

– Родился мальчик идеальным, – продолжил Йоста. – Был толстеньким и красивым. – Йоста повертел обручальное кольцо и заговорил быстрее: – Я как раз навещал их в палате, когда он вдруг перестал дышать. Поднялась жуткая паника. Со всех сторон понабежали люди и забрали его у нас. В следующий раз мы его увидели уже только в гробу. Похороны были красивыми. Потом нам не хотелось снова пытаться. Боялись новой неудачи. Мы с Майбритт не смогли бы этого вынести. Вот и пришлось довольствоваться друг другом.

Йоста вздрогнул, словно пробудившись из транса. Он с укором посмотрел на Мартина, будто тот был виноват в том, что он дал волю словам.

– Больше мы об этом не разговариваем, ясно? И болтать об этом за кофе вам тоже незачем. С тех пор прошло уже сорок лет, и никому другому об этом знать не надо.

Мартин кивнул. Не сумев сдержаться, он легонько хлопнул Йосту по плечу. Старик забурчал, но Мартин все-таки почувствовал, что в это мгновение их связала тоненькая ниточка, появившаяся на месте прежнего обоюдного отсутствия уважения. Возможно, Йоста по-прежнему не самый лучший пример, каким должен быть сотрудник полицейского корпуса, но это не означает, что он не обладает опытом и знаниями, и ему самому есть чему у него поучиться.

Приехав в кемпинг, они оба испытали облегчение. После крупных откровений молчание часто бывает тягостным, и последние пять минут они проехали именно в таком молчании.

Засунув руки в карманы, Йоста с унылым видом вперевалку направился обходить постояльцев кемпинга. Мартин, спрашивая по пути дорогу, нашел палатку Лизы, оказавшуюся размером чуть больше носового платка. Она располагалась между двумя большими палатками и по сравнению с ними выглядела еще меньше. В палатке справа от Лизы громко шумела развлекавшаяся играми семья с детьми, а слева под выступающим из палатки тентом сидел здоровенный парень лет двадцати пяти и пил пиво. Все они посмотрели на Мартина с любопытством, когда он приблизился к Лизиной палатке.

Возможности постучаться не было, поэтому он осторожно позвал девушку снаружи. Вслед за звуком открывающейся молнии из входного отверстия показалась голова со светлыми волосами.

Двумя часами позже они уехали оттуда, так и не узнав ничего нового. Лиза не смогла что-либо добавить к тому, что уже рассказала Патрику в отделении, и никто из остальных обитателей кемпинга не заметил ничего существенного, касавшегося Тани или Лизы.

Однако что-то из увиденного не давало Мартину покоя. Он лихорадочно перебирал визуальные впечатления от посещения кемпинга, но по-прежнему пребывал в растерянности. Что-то точно заслуживало пристального внимания. Он раздраженно постукивал пальцами по рулю, но под конец вынужден был оставить мысль о будоражащем воспоминании.

Обратно они ехали в полном молчании.





⁂


Патрик надеялся, что в старости станет таким же, как Альберт Тернблад. Не одиноким, конечно, но таким же элегантным. Альберт не позволил себе опуститься после смерти жены, что случается со многими пожилыми мужчинами, когда они остаются одни. У него хорошие рубашка и жилет, а белые волосы и борода производят ухоженное впечатление. Несмотря на трудности при ходьбе, он двигается достойно, с высоко поднятой головой, и, судя по тому немногому, что Патрик видел, дом, кажется, содержит в чистоте и порядке. Патрику также понравилось, как Альберт воспринял известие о том, что его дочь нашли. Было видно, что он смирился с судьбой и в сложившихся обстоятельствах старается жить максимально хорошо.

Показанные Альбертом фотографии Моны глубоко тронули Патрика. Он уже в который раз осознал, что встречающиеся на его пути жертвы преступлений слишком легко превращаются в цифры для статистики или получают ярлыки: «пострадавший» или «жертва». Все равно, ограбили кого-нибудь или, как в данном случае, убили. Альберт поступил совершенно правильно, показав ему фотографии. Теперь ему довелось проследить Мону от рождения до пухленькой малышки, от школьницы до студентки и той веселой, ведущей здоровый образ жизни девушки, какой она была перед самым исчезновением.

Впрочем, существовала еще одна девушка, о которой ему следовало узнать побольше. Кроме того, он достаточно хорошо знал местных жителей, чтобы понимать, что у слухов уже выросли крылья и они с быстротой молнии понеслись по поселку. Лучше бы опередить их, поехать и поговорить с матерью Сив Лантин, несмотря на то что им еще не подтвердили, что это Сив. Перед отъездом из отделения он на всякий случай узнал и ее адрес. Установить ее место жительства оказалось немного труднее, поскольку Гун больше не носила фамилию Лантин, а, видимо, вышла замуж вторым браком или первым, в чем он разбираться не стал. Проведя некоторую детективную работу, он установил, что теперь ее фамилия Струвер и что во Фьельбаке на улице Норра-Хамнгатан имеется летний дом, записанный на Гун и Ларса Струвер. Фамилия Струвер показалась Патрику знакомой, но он не мог вспомнить откуда.

Ему повезло найти парковочное место неподалеку от пляжного ресторана, откуда оставалось только пройти сто метров пешком. Летом движение по Норра-Хамнгатан было односторонним, но на этом коротком отрезке ему встретились три идиота, явно не умевших читать дорожные знаки и поэтому вынудивших его прижиматься к каменной стене, когда сами они протискивались мимо встречного транспорта. Очевидно, местность, где они живут, тоже коварная и вынуждает их ездить на больших внедорожниках. Летние отдыхающие частенько приезжали на подобных машинах, и Патрик предположил, что в данном случае непроходимой местностью считается регион Стокгольма.

Патрика подмывало выхватить полицейский жетон и прочесть им нотацию, но он воздержался. Если они начнут тратить время на то, чтобы учить уму-разуму летних приезжих, они больше ничем не будут успевать заниматься.

Когда он подошел к нужному дому – белому дому с синими углами, расположенному по левую руку напротив цепочки красных сараев для лодок, придававшей Фьельбаке характерный силуэт, – хозяева выгружали из желтой машины «Вольво V70» несколько здоровых чемоданов. Или, вернее, пожилой господин в двубортном пиджаке, пыхтя, вынимал чемоданы в одиночку, а невысокая, сильно накрашенная женщина стояла рядом и жестикулировала. Оба были загорелыми, даже чересчур, и не будь лето таким богатым на солнце, Патрик подумал бы, что они провели отпуск за границей. Но сейчас коричневый цвет мог с таким же успехом объясняться отдыхом на скалах Фьельбаки.

Он подошел к ним и, секунду посомневавшись, кашлянул, чтобы привлечь их внимание. Оба застыли и повернулись к нему.

– Да? – Голос у Гун Струвер оказался чуть слишком пронзительным, и Патрик отметил недовольное выражение ее лица.

– Меня зовут Патрик Хедстрём, я из полиции. Не могу ли я с вами немного поговорить?

– Наконец-то! – Руки с красными ногтями взлетели в воздух, и она закатила глаза. – Надо же, потребовалось столько времени! Не понимаю, куда только идут деньги от наших налогов! Мы все лето указывали на то, что народ незаконно ставит машины на нашей парковке, но не слышали от вас ни звука. Вы собираетесь наконец разобраться с этим хулиганством? Вообще-то мы дорого заплатили за дом и считаем, что имеем право пользоваться парковкой сами, но, возможно, мы хотим слишком многого!

Она поставила руки в боки и уставилась на Патрика. Позади нее стоял муж с таким видом, будто готов провалиться сквозь землю. Он явно не находил все это столь же возмутительным.

– Я, собственно, пришел не по поводу нарушения правил парковки. Но прежде всего я должен спросить: звали ли вас до замужества Гун Лантин и есть ли у вас дочь по имени Сив?

Гун незамедлительно замолчала и приложила руку ко рту. Ответа на вопрос больше не требовалось. Первым опомнился муж и показал Патрику на открытую для вноса вещей входную дверь. Оставлять чемоданы стоять на улице казалось несколько рискованным, поэтому Патрик взял два из них и стал помогать Ларсу Струверу их заносить, а Гун поспешила войти в дом первой.

Они разместились в гостиной: Гун и Ларс уселись рядышком на диване, а Патрик предпочел кресло. Гун уцепилась за Ларса, но его утешающие поглаживания казались скорее автоматическими, словно он считал, что этого от него требует ситуация.

– Что случилось? Что вам удалось узнать? Ведь прошло более двадцати лет, как что-нибудь могло выясниться после такого срока? – Она нервно болтала безумолку.

– Я хочу подчеркнуть, что мы пока точно не знаем, но вполне возможно, что мы нашли Сив.

Рука Гун взлетела к горлу, и казалось, женщина лишилась дара речи.

– Мы по-прежнему ждем от судмедэксперта окончательной идентификации, но, видимо, это Сив, – продолжил Патрик.

– Но как, где?.. – Она едва выдавила вопросы, причем те же, что задавал отец Моны.

– В Королевском ущелье нашли мертвую молодую женщину. Одновременно с ней обнаружили также Мону Тернблад и, вероятно, Сив.

Он, в точности как Альберту Тернбладу, объяснил, что девушек туда перевезли и что полиция прилагает все усилия к тому, чтобы узнать, кто мог совершить эти убийства.