Мы развернули наши снегоходы и поехали обратно в гору. Теперь ледяной, порывистый ветер хлестал нам в лицо, до боли в щеках. Я натянул пониже лыжную шапку, но лицо защитить не мог.
Казалось, прошло не меньше часа, прежде чем мы снова взобрались на Ривер-Ридж. Страх, разливавшийся тяжестью в животе, казался мне холоднее бушующего ветра.
Я первым достиг рокового места у лесной опушки. Остановился. Заморгал. Пригляделся получше.
– Где он? – закричала Лиззи. Остальные, не веря своим глазам, что-то невнятно забормотали.
Парень исчез, оставив лишь отпечаток в снегу. Вот тут была его голова, тут – спина, тут – нога, выгнутая под неестественным углом. Вот тонкая полоска розового снега – это кровь натекла из разбитой головы.
Но никакого тела. Никакого тела, распростертого на снегу.
– Ну, хотя бы мы знаем, что он жив, – с трудом вымолвил я.
– Но он психопат, Майкл, – проговорила Лиззи тоненьким голоском. – И он знает, кто мы такие. Он знает, кто мы. Мы… боюсь, теперь мы влипли по-крупному.
Часть третья
Шейдисайд – 1950
17
Увидев на крыльце двух полицейских, Джина Пальмьери почувствовала облегчение.
Вот уже пять дней она ждала хоть каких-нибудь известий, не в силах заняться ничем другим. В доме царил беспорядок. В раковине громоздились немытые тарелки. Джина даже не застилала постель.
Да и спать она не могла. Как уснуть без Анжело рядом? Бет тоже исчезла. От обоих не было ни слуху ни духу.
Родственники без конца приезжали составить ей компанию, но у нее не было сил на разговоры с ними. Разве она обязана вести светские беседы? Может, они ждут, что она еще и кормить их будет?
У нее самой кусок не лез в горло, а желудок превратился в тугой узел. Сейчас она сидела на диване, держа в руках нераскрытый журнал, рядом на столике остывала чашка забытого чая. Тут-то она и увидела за окном гостиной двух полицейских в черной униформе, идущих по дорожке к дому. Не успели они позвонить в дверь, как Джина уже открыла ее.
Они сняли фуражки, и по выражению лиц стало понятно: добрых вестей можно не ждать.
Да и как могло быть иначе?
Анжело и Бет не могли вместе уехать на отдых. Они не стали бы праздновать открытие конюшни без нее.
Несомненно, с ними случилось что-то ужасное.
Джина отвела мрачных офицеров в гостиную, молча указала на низкую коричневую кушетку. Сама она встала позади кресла, вцепившись руками в спинку, словно в спасательный круг.
– Миссис Пальмьери, полагаю, вам нужно присесть, – произнес тот, кто представился сержантом О’Брайеном, сделав жест рукой.
Она покачала головой. Ее темные глаза избегали его взгляда.
– Мне и здесь хорошо.
О’Брайен кивнул. Его напарник, офицер Манелли, ерзал, словно на иголках. Джина знала, что кушетка уже старая и сидеть на ней неудобно, но тут причина явно крылась в другом.
– Вы нашли моего мужа? – Собственный голос показался ей похожим на сдавленное карканье. Она ни с кем не говорила с утра. – А мою дочь Бет?
Офицеры переглянулись.
– У нас плохие новости, – произнес О’Брайен, теребя в руках фуражку. – Ваш муж мертв, миссис Пальмьери.
Джина ничего другого и не ожидала, но все равно ее дыхание оборвалось. Она знала: голос офицера, произнесший слово «мертв», отпечатается у нее в памяти навечно. Знала и то, что это воспоминание она никогда не сможет стереть.
О’Брайен склонился над кофейным столиком:
– Мы нашли тело вашего мужа в лесах Фиар-стрит.
Джина почувствовала, что ноги ее не слушаются. Обойдя кресло, она упала в него. Сердце будто рвали клещами. Так недолго и отдать Богу душу. Присоединиться к Анжело. О, смерть стала бы сейчас избавлением.
– В лесах? Что он мог делать в лесах? – Слова вырывались у нее как-то сами собой, наобум. Ей будто снился сон, ужасно реальный сон, в котором она покинула тело и со стороны видела себя, сидящую в гостиной и говорящую о мертвом Анжело в лесу.
– Мы не знаем, м-м… мадам, – промямлил Манелли. – Наше расследование только началось и…
– Могу я увидеть его? – Ее голос по-прежнему звучал как хриплое карканье.
– Не думаю, что это будет разумно, – снова промямлил Манелли.
– Какие-то животные, по-видимому, добрались до тела, – пояснил О’Брайен. – Вероятно, волки. Оно… э-э… там… боюсь, от него не слишком много осталось.
У Джины вырвался задушенный всхлип. Я не заплачу, твердила она себе. Не заплачу, пока они не уйдут. Только тогда я буду тебя оплакивать, Анжело. Оплакивать нас обоих. Долго, долго…
– Я понимаю, это страшный удар, – мягко говорил между тем О’Брайен, – но нам придется искать убийцу. Вашего мужа связали и затащили в лес. Еще до того, как до него добрались животные.
Джина вздохнула, горло ее сжалось, каждый мускул в теле окостенел.
– Понимаю, сейчас вам не до разговоров, – продолжал О’Брайен, – но нет ли у вас предположений… кто?.. – Его голос прервался.
Джина стиснула подлокотники так, что заболели руки.
– А моя дочь? – спросила она, пропустив вопрос О’Брайена мимо ушей. – Где она? Что случилось с Бет?
– Мы не знаем, – отвечал О’Брайен, понизив голос почти до шепота. – Возможно, она убежала куда-то, спасаясь от убийцы. Также убийца вашего мужа мог поймать ее, связать и похитить, увезти с собой.
Сузив глаза, Джина посмотрела на О’Брайена.
– Убежала? Если бы Бет убежала, она бы уже позвонила мне, где бы ни находилась. Она не могла пропасть на пять дней и ни разу не позвонить. И почему вы говорите о похищении? Я… я не получала никаких звонков с требованием выкупа.
У нее снова вырвалось рыдание.
– Моя девочка не придет домой. Моя девочка умерла.
О’Брайен вздохнул:
– Всегда остается надежда, миссис Пальмьери.
Надежда, подумала она. Да на лицо его поглядеть только. Какая уж тут надежда.
– Все эти пять дней мы прочесывали леса в поисках вашей дочери, – проговорил Манелли, нервно сжимая и разжимая кулаки. – Никаких следов. Боюсь, мы вынуждены свернуть поиски.
– Значит, вы все же считаете, что она мертва, – заключила Джина.
Они пожали плечами. Их форменные рубашки казались жесткими, неудобными. У обоих лица блестели от пота.
– Моего мужа убил Мартин Дули, – произнесла вдруг Джина сухим, погасшим, безжизненным голосом. Сквозь зубы.
Полицейские уже вставали с дивана. Но, услышав эти слова, тут же снова сели.
– Простите, что вы сказали? – спросил Манелли.
– Вы меня слышали, – сказала она шепотом. – Мартин Дули убил моего мужа и, скорее всего, мою дочь тоже.
– Почему вы так говорите? – спросил Манелли.
– Я уже говорила это другим офицерам несколько дней назад, – взъярилась Джина. – Вы друг с другом вообще общаетесь? Я… я не понимаю, почему никто меня не слушает, почему никто не воспринимает меня всерьез.
О’Брайен поскреб ежик седых волос на затылке. Ранняя седина, усталые глаза и глубокие складки на лице свидетельствовали о том, что он уже немало лет провел на страже закона.
– Вы сообщали, что Мартин Дули угрожал вашему мужу.
Джина кивнула.
– И весьма недвусмысленно, офицер. Он говорил, что не позволит Анжело открыть собственную конюшню. Обещал позаботиться, чтобы его конюшня не продержалась и года.
– Но Дули не угрожал вашему мужу насилием? – уточнил О’Брайен.
– Дело… кончилось перепалкой, – сказала Джина. – Боюсь, Анжело вышел из себя. Он ударил Мартина Дули, чуть в нокаут не отправил.
– И тогда Дули пригрозил его убить? – спросил Манелли.
Джина покачала головой.
– Он сказал, что заставит его заплатить. И заставил, офицер. Еще как заставил. Не стал откладывать в долгий ящик. Он убил моего мужа и мою дочь, и я не возьму в толк, почему вы двое просиживаете тут штаны, говоря со мной, пока он разгуливает на свободе как ни в чем не бывало!
Манелли подал было голос, но О’Брайен жестом велел ему замолчать.
Казалось, прошло не меньше часа, прежде чем мы снова взобрались на Ривер-Ридж. Страх, разливавшийся тяжестью в животе, казался мне холоднее бушующего ветра.
Я первым достиг рокового места у лесной опушки. Остановился. Заморгал. Пригляделся получше.
– Где он? – закричала Лиззи. Остальные, не веря своим глазам, что-то невнятно забормотали.
Парень исчез, оставив лишь отпечаток в снегу. Вот тут была его голова, тут – спина, тут – нога, выгнутая под неестественным углом. Вот тонкая полоска розового снега – это кровь натекла из разбитой головы.
Но никакого тела. Никакого тела, распростертого на снегу.
– Ну, хотя бы мы знаем, что он жив, – с трудом вымолвил я.
– Но он психопат, Майкл, – проговорила Лиззи тоненьким голоском. – И он знает, кто мы такие. Он знает, кто мы. Мы… боюсь, теперь мы влипли по-крупному.
Часть третья
Шейдисайд – 1950
17
Увидев на крыльце двух полицейских, Джина Пальмьери почувствовала облегчение.
Вот уже пять дней она ждала хоть каких-нибудь известий, не в силах заняться ничем другим. В доме царил беспорядок. В раковине громоздились немытые тарелки. Джина даже не застилала постель.
Да и спать она не могла. Как уснуть без Анжело рядом? Бет тоже исчезла. От обоих не было ни слуху ни духу.
Родственники без конца приезжали составить ей компанию, но у нее не было сил на разговоры с ними. Разве она обязана вести светские беседы? Может, они ждут, что она еще и кормить их будет?
У нее самой кусок не лез в горло, а желудок превратился в тугой узел. Сейчас она сидела на диване, держа в руках нераскрытый журнал, рядом на столике остывала чашка забытого чая. Тут-то она и увидела за окном гостиной двух полицейских в черной униформе, идущих по дорожке к дому. Не успели они позвонить в дверь, как Джина уже открыла ее.
Они сняли фуражки, и по выражению лиц стало понятно: добрых вестей можно не ждать.
Да и как могло быть иначе?
Анжело и Бет не могли вместе уехать на отдых. Они не стали бы праздновать открытие конюшни без нее.
Несомненно, с ними случилось что-то ужасное.
Джина отвела мрачных офицеров в гостиную, молча указала на низкую коричневую кушетку. Сама она встала позади кресла, вцепившись руками в спинку, словно в спасательный круг.
– Миссис Пальмьери, полагаю, вам нужно присесть, – произнес тот, кто представился сержантом О’Брайеном, сделав жест рукой.
Она покачала головой. Ее темные глаза избегали его взгляда.
– Мне и здесь хорошо.
О’Брайен кивнул. Его напарник, офицер Манелли, ерзал, словно на иголках. Джина знала, что кушетка уже старая и сидеть на ней неудобно, но тут причина явно крылась в другом.
– Вы нашли моего мужа? – Собственный голос показался ей похожим на сдавленное карканье. Она ни с кем не говорила с утра. – А мою дочь Бет?
Офицеры переглянулись.
– У нас плохие новости, – произнес О’Брайен, теребя в руках фуражку. – Ваш муж мертв, миссис Пальмьери.
Джина ничего другого и не ожидала, но все равно ее дыхание оборвалось. Она знала: голос офицера, произнесший слово «мертв», отпечатается у нее в памяти навечно. Знала и то, что это воспоминание она никогда не сможет стереть.
О’Брайен склонился над кофейным столиком:
– Мы нашли тело вашего мужа в лесах Фиар-стрит.
Джина почувствовала, что ноги ее не слушаются. Обойдя кресло, она упала в него. Сердце будто рвали клещами. Так недолго и отдать Богу душу. Присоединиться к Анжело. О, смерть стала бы сейчас избавлением.
– В лесах? Что он мог делать в лесах? – Слова вырывались у нее как-то сами собой, наобум. Ей будто снился сон, ужасно реальный сон, в котором она покинула тело и со стороны видела себя, сидящую в гостиной и говорящую о мертвом Анжело в лесу.
– Мы не знаем, м-м… мадам, – промямлил Манелли. – Наше расследование только началось и…
– Могу я увидеть его? – Ее голос по-прежнему звучал как хриплое карканье.
– Не думаю, что это будет разумно, – снова промямлил Манелли.
– Какие-то животные, по-видимому, добрались до тела, – пояснил О’Брайен. – Вероятно, волки. Оно… э-э… там… боюсь, от него не слишком много осталось.
У Джины вырвался задушенный всхлип. Я не заплачу, твердила она себе. Не заплачу, пока они не уйдут. Только тогда я буду тебя оплакивать, Анжело. Оплакивать нас обоих. Долго, долго…
– Я понимаю, это страшный удар, – мягко говорил между тем О’Брайен, – но нам придется искать убийцу. Вашего мужа связали и затащили в лес. Еще до того, как до него добрались животные.
Джина вздохнула, горло ее сжалось, каждый мускул в теле окостенел.
– Понимаю, сейчас вам не до разговоров, – продолжал О’Брайен, – но нет ли у вас предположений… кто?.. – Его голос прервался.
Джина стиснула подлокотники так, что заболели руки.
– А моя дочь? – спросила она, пропустив вопрос О’Брайена мимо ушей. – Где она? Что случилось с Бет?
– Мы не знаем, – отвечал О’Брайен, понизив голос почти до шепота. – Возможно, она убежала куда-то, спасаясь от убийцы. Также убийца вашего мужа мог поймать ее, связать и похитить, увезти с собой.
Сузив глаза, Джина посмотрела на О’Брайена.
– Убежала? Если бы Бет убежала, она бы уже позвонила мне, где бы ни находилась. Она не могла пропасть на пять дней и ни разу не позвонить. И почему вы говорите о похищении? Я… я не получала никаких звонков с требованием выкупа.
У нее снова вырвалось рыдание.
– Моя девочка не придет домой. Моя девочка умерла.
О’Брайен вздохнул:
– Всегда остается надежда, миссис Пальмьери.
Надежда, подумала она. Да на лицо его поглядеть только. Какая уж тут надежда.
– Все эти пять дней мы прочесывали леса в поисках вашей дочери, – проговорил Манелли, нервно сжимая и разжимая кулаки. – Никаких следов. Боюсь, мы вынуждены свернуть поиски.
– Значит, вы все же считаете, что она мертва, – заключила Джина.
Они пожали плечами. Их форменные рубашки казались жесткими, неудобными. У обоих лица блестели от пота.
– Моего мужа убил Мартин Дули, – произнесла вдруг Джина сухим, погасшим, безжизненным голосом. Сквозь зубы.
Полицейские уже вставали с дивана. Но, услышав эти слова, тут же снова сели.
– Простите, что вы сказали? – спросил Манелли.
– Вы меня слышали, – сказала она шепотом. – Мартин Дули убил моего мужа и, скорее всего, мою дочь тоже.
– Почему вы так говорите? – спросил Манелли.
– Я уже говорила это другим офицерам несколько дней назад, – взъярилась Джина. – Вы друг с другом вообще общаетесь? Я… я не понимаю, почему никто меня не слушает, почему никто не воспринимает меня всерьез.
О’Брайен поскреб ежик седых волос на затылке. Ранняя седина, усталые глаза и глубокие складки на лице свидетельствовали о том, что он уже немало лет провел на страже закона.
– Вы сообщали, что Мартин Дули угрожал вашему мужу.
Джина кивнула.
– И весьма недвусмысленно, офицер. Он говорил, что не позволит Анжело открыть собственную конюшню. Обещал позаботиться, чтобы его конюшня не продержалась и года.
– Но Дули не угрожал вашему мужу насилием? – уточнил О’Брайен.
– Дело… кончилось перепалкой, – сказала Джина. – Боюсь, Анжело вышел из себя. Он ударил Мартина Дули, чуть в нокаут не отправил.
– И тогда Дули пригрозил его убить? – спросил Манелли.
Джина покачала головой.
– Он сказал, что заставит его заплатить. И заставил, офицер. Еще как заставил. Не стал откладывать в долгий ящик. Он убил моего мужа и мою дочь, и я не возьму в толк, почему вы двое просиживаете тут штаны, говоря со мной, пока он разгуливает на свободе как ни в чем не бывало!
Манелли подал было голос, но О’Брайен жестом велел ему замолчать.