Я умолк: в прихожую вышла Лиззи, держа курточку на сгибе руки. Должно быть, мама ей отдала.

– Я побегу, – сказала Лиззи. – Вы уж извините, что я так, нежданно-негаданно. – Она засмеялась. – Наступит день, когда ты встретишь меня и я не буду потеряшкой.

– В Шейдисайде вообще заблудиться проще простого, – сказала Пеппер. Она указала в окно гостиной. – Снег перестал, так что тебе будет лучше видно, куда идешь.

Лиззи натянула шапочку.

– Рада была с тобой познакомиться, Пеппер.

– Взаимно, – безо всякого энтузиазма отозвалась Пеппер.

Лиззи протиснулась мимо меня.

– До завтра.

– До завтра? – Пеппер подняла глаза на меня.

– Где встречаемся? – как ни в чем не бывало продолжала Лиззи.

– Почему бы тебе не встретиться с нами у папы в магазине? – предложил я. – Это на Ривер-роуд. Ты не заблудишься. – Я засмеялся. – Даже ты не заблудишься. Там не дальше квартала.

Пеппер не смогла скрыть удивления в голосе:

– Ты завтра едешь с нами?

Лиззи кивнула. И улыбнулась Пеппер странной улыбкой:

– Майкл пригласил меня.

Это было не совсем правдой – Лиззи сама себя пригласила. Но не успел я и слова вставить, как она уже скрылась за дверью.

Порыв ледяного воздуха проник в комнату, однако взгляд Пеппер был еще холоднее. Я захлопнул дверь.

– Не кипятись, – сказал я. – Она в городе новенькая, никого не знает. Что плохого в том, чтобы проявить к ней участие?

Пеппер кивнула и взяла меня за руку:

– Ты прав. Ты совершенно прав. Что плохого? Ну подумаешь, сногсшибательная красотка…

У меня отпала челюсть:

– Не понял? Ты считаешь ее сногсшибательной?

Пеппер ткнула меня кулаком в бок.

– Да ладно, Майкл. Не делай вид, будто не заметил. – Она подняла рюкзак, и мы направились к моей комнате, чтобы приступить к занятиям. Но у окна гостиной я остановился. Уличный фонарь в начале подъездной дорожки освещал тротуар.

– Эй, посмотри, – сказал я.

Пеппер склонилась к окну и проследила за моим взглядом.

– Это Лиззи, – сказал я. – Она идет не в ту сторону. Вересковая в другой стороне. Она идет не в ту сторону.





15




Утро субботы выдалось что надо. На ярко-голубом небе – ни облачка. Солнце не поднялось еще высоко, и снег под его лучами переливался расплавленным золотом. Воздух был свеж и чист, морозец приятно пощипывал лицо. Один из тех восхитительных зимних дней, когда весь мир погружается в тишину, словно укутанный в огромное одеяло, и не может случиться ничего плохого.

Мы стали подтягиваться к Диего примерно через час после обеда. Родичей Диего не было дома – впрочем, им все равно по барабану, что он пьет пиво. Так что мы растянулись на животах на полу его гостиной, играли в «Безумный футбол» на его приставке и приговорили несколько баночек. Чисто для разогреву и чтобы положить хорошее начало нашей снежной вечеринке.

Кэтрин рассказывала историю о том, как налетела в спортзале на мисс Кёрди и как, оказывается, неловко заниматься спортом в компании своей учительницы английского. Кэтрин, как я уже говорил, девушка Диего. Она меньше его в два раза. Серьезно. Едва достает головой ему до груди.

У нее светлые волосы, которые она стрижет довольно коротко, светлые бровки, огромные голубые глазищи и чудесный горловой смех. Классная девчонка. Может рассказать глупейшую историю о том, как врезалась в училку в спортзале так, что мы все будем по полу кататься от хохота.

Диего вскочил и сплясал победный танец, вскидывая кулаки над головой. Его команда только что забила гол. Гейб расплющил пивную банку о собственный лоб. Гейб есть Гейб – не дай бог кто подумает, что он повзрослел.

– Когда выходим? – спросила Пеппер, вставая, чтобы передать Диего большой пакет с попкорном. Ей, как всегда, не сиделось на месте. – Нам нужно, чтобы весь снег растаял?


– Кто-нибудь хочет еще пива? – У Пеппер свои приоритеты, у Гейба свои.

Я выглянул в окно. По заднему двору Диего вилась поземка. Снег еще не успел слежаться. Допив пиво, я запулил банку в мусорное ведро в углу.

– Ладно, выкатываемся.

Поездка на «Снежное ранчо» много времени не заняла. На дороге нам попалась парочка скользких участков, но в целом ее успели расчистить. Я тем не менее вел осторожно, крепко держась обеими руками за руль и следя за скоростью. Не хватало еще, чтобы нас тормознули копы. Учуют в моем дыхании запах пива – и привет.

Пеппер сидела рядом со мной. Машина была мамина, «королла», и Диего занял почти все заднее сиденье. Кэтрин пришлось пригнуть голову и усесться к нему на колени, чему он, ясное дело, был только рад. В отличие от Гейба, который оказался зажат между дверцей и тушей Диего.

– Мне… нечем… дышать… – сипел он. Увы, мы оставались глухи к его страданиям.

Я въехал на подъездную дорожку перед магазином. Разумеется, Лиззи была там – она ждала нас со стороны черного хода. Когда я припарковался, она помахала нам рукой в красной перчатке.

Я повернулся, чтобы увидеть реакцию Пеппер.

– Не беспокойся. Я не стану ее обижать, – сказала та. – Ты был прав, Майкл. Она новенькая, друзей у нее нет, и… есть в ней что-то такое, трогательное.

Я кивнул, чувствуя радость и облегчение от ее слов. Пеппер бывает ревнивой и вспыльчивой злючкой, но сердце у нее золотое.

Я выбрался из машины и распахнул заднюю дверцу.

– Диего, мне принести клещи, чтобы тебя вытащить?

Он заржал. Я взял Кэтрин за руку и вытащил ее первой. За ней с громким стоном вывалился Диего. Гейб уже стоял по другую сторону машины, жадно дыша.

Лиззи рысью подбежала к нам. На ней была красная лыжная шапка из шерсти в тон красным шерстяным перчаткам, синий пуховик и коричневые сапожки-угги на меху, выглядевшие с иголочки.

– Я так волнуюсь! – защебетала она. – В жизни не каталась на снегоходе. Как ты его водишь, Майкл? Это как велосипед?

– Не совсем как велосипед, – сказал я.

– Педали жать не нужно, – услужливо добавил Диего.

– Мой папа даст тебе самоучитель, – пообещал я.

– Ничего тут хитрого нету, – заявил Гейб. – Даже Диего справится.

Диего отвесил ему такого тумака, что тот врезался в автомобиль:

– Пошути у меня еще.

– Не шали, – сказал Гейб. – А то мамочке пожалуюсь.

Кэтрин держалась за живот.

– Ну вот зачем я выпила натощак два пива. А пообедать забыла…

– Ничего, вот помчимся через Ривер-Ридж, сразу все болячки забудешь, – пообещал Диего. – А если поплохеет, смело высовывайся и блюй в снег.

Кэтрин взяла Диего за руку:

– Какой ты чуткий.

Отец заранее все подготовил к нашему выезду. «Барсы», как он и говорил, были все сданы в прокат, но и «Ямахи» смотрелись что надо. Папа показал Лиззи, как усесться, куда ставить ноги и какие кнопки нажимать.

– Сильно-то не гони, – напутствовал он меня. – Пускай насладится моментом.

– Не вопрос, – сказал я.

Папин магазин находится у подножия Ривер-роуд. Место просто зашибись. Широкие трассы начинаются сразу за магазином и тянутся вдоль основной дороги – для катания на снегоходах лучше и не придумаешь.

Дорога проходит вдоль реки Конононки, а дальше взбирается на холмы Ривер-Ридж, самого высокого места в Шейдисайде. Там, наверху, простираются дремучие леса. Нигде никакого жилья. Это заповедная территория. Можно стоять на вершине скалы и любоваться вьющейся лентой реки и городом далеко внизу.

А что за восторг – с ревом нестись через бескрайний белый простор! По одну сторону громоздятся речные скалы, по другую – черный лес стеной, а ты мчишься, скользишь сквозь сугробы, вздымая снежные волны, и кажется, будто ты затерялся в собственном мире, сияющем ослепительной белизной!

Ха. Поэтично, не правда ли? Во-от, я же говорил, что хочу овладеть писательским ремеслом.

Мы сорвались с места разом, все шестеро. Ширина трассы не позволяла ехать бок о бок, так что Диего с Кэтрин возглавили гонку. Эти двое настоящие профи. Гейб и Пеппер мчались у них на хвосте, поднимая снежные вихри. Я держался позади, ведя свой снегоход рядом со снегоходом Лиззи. Мы выбрали собственный темп. Водила она пока еще неуверенно: то сбавляла ход, то вновь набирала скорость.

– Скользи! – кричал я. – Жми на газ, потом отпускай! Не бойся скользить!

Она кивала, но темные глаза ее были распахнуты, а на лице застыла сосредоточенность. Остальные вырвались далеко вперед. Они скрылись за первым поворотом дороги, когда я еще только поднимался на холм.

Я не сомневался, что Лиззи усвоит все на лету. Помню свою первую попытку. Тогда у меня было такое чувство, будто я оседлал дикого зверя или, может, необузданного, брыкучего мустанга. Зверь ревел, торжествуя свое превосходство, и уносил меня, совершенно беспомощного, с собой…