– Кто знает про деревню, где хранился танамор? – с трудом перекрикивая шум машин, опять затянул я ту же песню. – Говорите или я ухожу!
Ничего. Повсюду одинаковые, пугающе размеренные движения. Я прошелся по залу еще раз, с особым вниманием поглядывая на стариков. Что, если здесь кто-то из той самой деревни? Я восхитился своей мыслью. Заговор хранителей танамора! Возможно, записку мне тайно передал один из хранителей!
Но результат поисков оказался нулевым: старики выглядели самыми безмятежными и сонными из присутствующих, никто мне не подмигивал и знаков не делал. Зато я выяснил, пусть это и было бесполезно: многочисленные веревки на полу оказались не веревками, а проводами вроде того, какой был подключен к оживляющей машине Бена.
– Да ну вас всех, – буркнул я и пошел к двери. – Ничего тут нет, надо убираться отсюда.
И тут я краем глаза заметил движение в углу зала, не похожее на кручение механической ручки.
Наконец-то! Я знал, знал, что кто-то здесь живее остальных! Он выскользнул через дверку в углу, которой я поначалу и не заметил, и я бодро заковылял следом. Ха! Не зря пришел!
За дверкой оказался коридор, по которому стремительно удалялся человек. Шел он удивительно бодро для мертвеца, я за ним едва поспевал, стараясь глядеть куда угодно, только не ему в спину: вдруг обернется и встретится со мной взглядом?
Но улепетывающий работник фабрики не обернулся. Он деловито свернул в другой коридор, потом еще в один – сколько их здесь?! – а потом поразил меня до глубины души. За очередным поворотом обнаружилась витая кованая лесенка – непреодолимая преграда для любого восставшего, поскольку ноги у них (и у меня тоже, если честно) плохо сгибаются. А вот этот тип на моих глазах поднялся по лестнице. Взбежал, как горный козел, и скрылся!
С мысленным стоном, держась за перила, я дополз до верха лестницы, но там уже никого не было. Во все стороны уходили коридоры с дверями, – насколько же велико это здание? Тут было светло и пусто, через все тот же стеклянный потолок падал нежный утренний свет. Я тихо пошел по самому широкому коридору. Некоторые двери были закрыты, некоторые – нет, и туда я заглядывал. За ними обнаружились небольшие комнатенки: свежая побелка на стенах, ни окон, ни мебели, разве что стул где-нибудь попадется. Видимо, все это недавно построили, но еще не успели обставить. Одна из закрытых дверей была совсем не похожа на остальные: толстая, стальная. Из любопытства я приложил к ней ухо, но там было тихо, и я пошел дальше.
В конце коридора пространство выглядело более обжитым: просторная комната со столом и стулом, в дальней стене закрытая дверь. Тут же обнаружился давешний мертвец – сидел под столом, устроившись так, чтобы его было как можно меньше видно.
Я заколебался, решая, скрыться мне или еще побродить, а он высунул голову и глянул прямо на меня. Наши глаза встретились сразу, без подготовки, я не успел даже дернуться, о нет, нет, вот сейчас я опять застряну в сцене чьей-то смерти, а очнусь через пару дней! Но ничего не произошло, и я понял сразу две вещи.
Первое: я ничего не почувствовал, потому что это не мертвец.
Второе и основное: фальшивый мертвец – это…
– Киран?! – ошарашенно пробормотал я.
Я уж думал, меня ничем больше не удивить. Нет, вы полюбуйтесь! Странный братец Молли и здесь до меня добрался! Почему он не дома? Я нахмурился, пытаясь понять, что происходит, но тут в коридоре послышались шаги, Киран сорвался с места, дернул меня за рукав и утянул под стол. От проема, ведущего в коридор, нас надежно закрывали ящики стола, но я высунулся, чтобы самым краешком глаза глянуть, что происходит.
В комнату вошли двое, одетые так же, как охранник, укравший мой шейный платок, в серые костюмы-тройки. Лица у них, впрочем, тоже были не джентльменские, и это несоответствие костюма и внешности меня как любителя нарядов искренне задело. Киран крепко сжал мой локоть – я бы сказал, до боли, если бы мог ее чувствовать.
– Чего паникуешь? Нет никого. Сквозняк, и все, – сказал один из охранников. – Кому тут быть? Мертвяки все внизу работают, им сюда не пробраться.
– А нам не их бояться, – пробормотал второй. – Хозяин же сказал: глядите в оба, мало ли кто явится, вот мы и глядим.
Они подождали, прислушиваясь. Я почти не дышал (это мне теперь легко дается), Киран тоже вел себя тихо. Парочка еще постояла, потом ушла. Где-то в коридоре хлопнула дверь.
– Что ты тут делаешь?! – зашептал я, но Киран только схватил меня за локоть и поволок обратно в коридор, предварительно убедившись, что все тихо. – Ты что, выходишь из дома?
– Если я вам дома на глаза не попадаюсь, это не значит, что я в соседней комнате сижу, – с неожиданной обидой прошептал он. – Прихожу и ухожу, когда захочу, вас не спрашивал.
Он выпустил меня и торопливо начал спускаться по лестнице. На своих негнущихся ногах я едва за ним поспевал.
– Записка… – пробормотал я. – Ну конечно. Ты ее написал, чтобы меня сюда заманить.
Киран покосился на меня.
– Че за записка?
– Про танамор. Про деревню, где…
– Затянули вы волынку с этой сказочкой! У людей посерьезнее неприятности есть!
– Не надо прикидываться! Это ты ее написал, больше некому.
Киран остановился посреди лестницы и скептически взглянул на меня.
– Я не умею врать, мистер граф как-вас-там. Совсем. Так что если я что-то говорю, так оно и есть. Не писал я эту вашу бумажку, я вообще писать не умею.
М-да. Похоже, это все-таки не он. Во-первых, он мне явно не рад, во-вторых, Молли действительно говорила, что в ее семье никто не умеет читать, а значит, и писать. Мысли у меня метались без всякого порядка.
– Ладно, Киран. – От любопытства я решил подольститься к нему. Как низко я пал: вот на кого приходится тратить красноречие. – Я рад тебя видеть. Расскажи, раз уж мы оба здесь, что ты здесь делаешь. Может, я мог бы помочь?
Он, увы, не купился: сузил глаза, как злой кот.
– Вы это не искренне, а так не считается. Я уже понял, что помощник из вас никакой. Раз уж вы здесь, не мешайте, и все. У меня дело, а вы идите-ка ручку крутить, сделаете в жизни хоть что-то полезное.
– Делаю, что хочу, – сказал я просто ради удовольствия снова чувствовать себя живым и с кем-то спорить.
– Тогда захотите-ка пойти куда подальше.
Какой продуктивный разговор! Я оскорбленно вернулся на свое место. Никакую ручку я, конечно, крутить не собирался. Киран встал за одну из свободных машин в дальнем ряду, но делать тоже ничего не стал. Так мы и буравили друг друга злобными взглядами, пока от двери не раздался голос:
– Так-так, новенький. Хорошо, что я сразу в твою сторону посмотрел: вид у тебя уж больно подозрительный. Проучить тебя придется, нам тут ленивых не надо.
Охранник вразвалку подошел ко мне. Начать крутить ручку у него на глазах было бы слишком подозрительно, поэтому я замер. А он вдруг раскрутил меня на месте, как во время игры в прятки, и я с удивлением понял, что не могу остановиться: движение было монотонно-приятным, точно как ходьба или работа за станком. В конце концов я запутался в собственных ногах и брякнулся на пол. Меня подняли за шкирку, как котенка, и поставили на место.
– Тут Сэм главный, ясно? Если вы ручку плохо крутите, я кручу вас всех как хочу. Вы и так людям противны, так хоть работайте, как положено.
Слышать это было неприятно. Сэм раскрутил ручку станка, шлепнул на нее мою ладонь, дернув за манжет, и я послушно продолжил. Я вдруг понял, отчего он трогает руки работников только через ткань: ему неприятно касаться нашей холодной голой кожи, и я, пожалуй, мог его понять.
Я дождался его ухода и попытался остановиться, но монотонность движения затягивала, и ничего не получалось. Когда я наконец смог распахнуть глаза, то понял, что Киран стоит рядом и дергает меня за плечо. Судя по трепещущему воздуху, в зале теперь было жарко, но осязание изменило мне еще при первом оживлении, да так и не вернулось.
– Эй, вы. Хватит! Жутко смотреть.
То работай, то не работай. Какие противоречивые инструкции! И какое огромное облегчение, что он помог мне остановиться!
– Это прямо из себя выводит, мороз по коже. – Киран презрительно спихнул мою руку с ручки машины. – Мне нужно кое-что выяснить, но придется ночи дождаться.
Он пошел куда-то в угол. Мне было так любопытно, что я не выдержал и пошел за ним, но он просто сел на пол и открыл – удивительное дело – тоненькую книгу, вытащив ее из-за пазухи. То, как он в нее таращился, было почти смешно. Будто собака изображает, что умеет читать.
– Итак, ты притворяешься мертвецом, – подытожил я. – И что, охранник не догадался? Выглядишь не очень-то мертвым.
Киран поднял глаза.
– Я бледный, а он и не присматривается особо. Учитель часто говорил: люди невнимательно смотрят. Они просто страшно тупые.
– О, а ты-то у нас умник.
– Еще какой. Вон, даже читать учусь.
– И что читаешь? – Я заглянул на обложку. – Эдгар По, «Метценгерштейн». Удивлюсь, если ты смог прочесть хотя бы название. И я не знаю такого писателя.
– Пф, а еще образованный! Это новая книжка, американская. На вашем языке читать учусь. Не успел ее закончить до… до вот этого всего.
– А на своем ирландском уже умеешь? – насмешливо спросил я.
Киран зыркнул на меня, и я решил не добивать этого неграмотного.
– И кто тебя учит? – примирительно спросил я.
– А не ваше дело.
И он погрузился в книгу. Похоже, действительно читал, хоть и с горем пополам. Вот только продвинулся недалеко, – сражался примерно с тридцатой страницей. Я сел рядом. А вдруг Киран в курсе, кто здесь может что-то знать? Но как вытянуть из него сведения?
У Кирана начали слипаться глаза, потом он задремал, и я изучил его книжку. Довольно новая, однако страницы замусолены, будто ее все время трогали грязными руками. На обложке – картинка с конем, вставшим на дыбы, на титульном листе – подпись печатными разборчивыми буквами, как будто писали для ребенка: «На добрую память дорогому Кирану».
Написано хорошими чернилами, буквы красивые – видно, что писал человек образованный. Подписи, увы, не было.
Заняться все равно было нечем, и я решил развлечь себя чтением – впервые с тех пор, как вечеринка у графа Ньютауна закончилась плачевным для меня происшествием. История оказалась интересная: страшный рассказ про молодого аристократа Фридриха, который себе на беду забрал коня из конюшни своего врага. Как вы понимаете, конь ему ничего хорошего не принес. Я решил, что неизвестный мне американец по имени Эдгар По далеко пойдет.
Отдельно мне понравился эпиграф. Даритель аккуратно подчеркнул его волнистой линией – я узнал те же чернила, которыми было написано посвящение: «При жизни был для тебя чумой – умирая, буду твоей смертью». Мартин Лютер.
Глава 5
Вьюнок и сталь
От чтения меня оторвал какой-то звук. Я прислушался. До этого шум машин был убаюкивающим и ровным, а тут в него вклинился тихий лязг. Вместо того чтобы отмахнуться – просто воображение разыгралось из-за книги, вот не зря в пансионе страшные истории были под запретом, – я обвел взглядом зал, пытаясь определить источник звука. И замер.
Я будто сам оказался в том жутком рассказе. Ну зачем я его читал, почему мне не попался сборник рецептов или поэма о любви! Потом сквозь сжавшие меня щупальца страха пробилась мысль: «Чему удивляться? Моя жизнь давно как роман ужасов». Сюда бы этого Эдгара По, мы бы нашли, о чем поговорить.
Не отводя взгляда от того, что происходило за пару рядов от нас, я пихнул Кирана в бок. Увидев свою книгу в моих руках, он сердито выхватил ее, потом глянул туда же, куда я, и лицо у него вытянулось.
Рука девчонки лет тринадцати как-то съехала с ручки станка и попала в его крутящуюся часть. Я не видел, как это произошло, только то, что было после: рука застряла между деталями, а механизм по инерции все еще крутился. Бредущие по улицам мертвецы? Ерунда. Вообразите первостатейный кошмар: в механизм попадает рука живого на вид человека, а он не делает ничего, чтобы освободиться. Стоит точно как прежде, глядя перед собой. Обычный организм всегда себя защищает: человек кричит, зовет на помощь, делает все, чтобы спастись. Наше тело подает множество сигналов бедствия, и, как бы ни были они страшны и печальны, куда хуже полное отсутствие реакции.
А еще живые не станут заниматься своими делами, когда с кем-то поблизости случилась катастрофа. Кажется, бросаться на помощь соплеменнику свойственно даже не самым лучшим из нас. В первую ночь после своего оживления, услышав крики Молли в переулке, я не смог пройти мимо, хотя вряд ли занял бы первое место в списке милосердных и заботливых жителей земли. А восставшие к девчонке даже не повернулись.
Стараясь не ловить ничьих взглядов, я подошел и освободил ее руку. Глядеть вниз было страшно, и все же исследовательский интерес, доставшийся мне от общения с Беном, заставил посмотреть. Легче не стало (прямо как юному аристократу Фридриху от спасения коня).
По моим венам тек прозрачный раствор, придуманный Беном, и я был уверен, что хоть в этом отношении уникален: остальных ведь не Бен оживил, а волшебный ирландский камень. Так что я ожидал увидеть что угодно: кровь, вообще ничего или даже что-нибудь сверхъестественное, – но нет. Рука была сильно повреждена, – обычный человек умер бы от потери крови, – но в жилах текла знакомая прозрачная жидкость, похожая на воду. Я отпрянул. Это невозможно, Бен ведь их не оживлял!
Ничего. Повсюду одинаковые, пугающе размеренные движения. Я прошелся по залу еще раз, с особым вниманием поглядывая на стариков. Что, если здесь кто-то из той самой деревни? Я восхитился своей мыслью. Заговор хранителей танамора! Возможно, записку мне тайно передал один из хранителей!
Но результат поисков оказался нулевым: старики выглядели самыми безмятежными и сонными из присутствующих, никто мне не подмигивал и знаков не делал. Зато я выяснил, пусть это и было бесполезно: многочисленные веревки на полу оказались не веревками, а проводами вроде того, какой был подключен к оживляющей машине Бена.
– Да ну вас всех, – буркнул я и пошел к двери. – Ничего тут нет, надо убираться отсюда.
И тут я краем глаза заметил движение в углу зала, не похожее на кручение механической ручки.
Наконец-то! Я знал, знал, что кто-то здесь живее остальных! Он выскользнул через дверку в углу, которой я поначалу и не заметил, и я бодро заковылял следом. Ха! Не зря пришел!
За дверкой оказался коридор, по которому стремительно удалялся человек. Шел он удивительно бодро для мертвеца, я за ним едва поспевал, стараясь глядеть куда угодно, только не ему в спину: вдруг обернется и встретится со мной взглядом?
Но улепетывающий работник фабрики не обернулся. Он деловито свернул в другой коридор, потом еще в один – сколько их здесь?! – а потом поразил меня до глубины души. За очередным поворотом обнаружилась витая кованая лесенка – непреодолимая преграда для любого восставшего, поскольку ноги у них (и у меня тоже, если честно) плохо сгибаются. А вот этот тип на моих глазах поднялся по лестнице. Взбежал, как горный козел, и скрылся!
С мысленным стоном, держась за перила, я дополз до верха лестницы, но там уже никого не было. Во все стороны уходили коридоры с дверями, – насколько же велико это здание? Тут было светло и пусто, через все тот же стеклянный потолок падал нежный утренний свет. Я тихо пошел по самому широкому коридору. Некоторые двери были закрыты, некоторые – нет, и туда я заглядывал. За ними обнаружились небольшие комнатенки: свежая побелка на стенах, ни окон, ни мебели, разве что стул где-нибудь попадется. Видимо, все это недавно построили, но еще не успели обставить. Одна из закрытых дверей была совсем не похожа на остальные: толстая, стальная. Из любопытства я приложил к ней ухо, но там было тихо, и я пошел дальше.
В конце коридора пространство выглядело более обжитым: просторная комната со столом и стулом, в дальней стене закрытая дверь. Тут же обнаружился давешний мертвец – сидел под столом, устроившись так, чтобы его было как можно меньше видно.
Я заколебался, решая, скрыться мне или еще побродить, а он высунул голову и глянул прямо на меня. Наши глаза встретились сразу, без подготовки, я не успел даже дернуться, о нет, нет, вот сейчас я опять застряну в сцене чьей-то смерти, а очнусь через пару дней! Но ничего не произошло, и я понял сразу две вещи.
Первое: я ничего не почувствовал, потому что это не мертвец.
Второе и основное: фальшивый мертвец – это…
– Киран?! – ошарашенно пробормотал я.
Я уж думал, меня ничем больше не удивить. Нет, вы полюбуйтесь! Странный братец Молли и здесь до меня добрался! Почему он не дома? Я нахмурился, пытаясь понять, что происходит, но тут в коридоре послышались шаги, Киран сорвался с места, дернул меня за рукав и утянул под стол. От проема, ведущего в коридор, нас надежно закрывали ящики стола, но я высунулся, чтобы самым краешком глаза глянуть, что происходит.
В комнату вошли двое, одетые так же, как охранник, укравший мой шейный платок, в серые костюмы-тройки. Лица у них, впрочем, тоже были не джентльменские, и это несоответствие костюма и внешности меня как любителя нарядов искренне задело. Киран крепко сжал мой локоть – я бы сказал, до боли, если бы мог ее чувствовать.
– Чего паникуешь? Нет никого. Сквозняк, и все, – сказал один из охранников. – Кому тут быть? Мертвяки все внизу работают, им сюда не пробраться.
– А нам не их бояться, – пробормотал второй. – Хозяин же сказал: глядите в оба, мало ли кто явится, вот мы и глядим.
Они подождали, прислушиваясь. Я почти не дышал (это мне теперь легко дается), Киран тоже вел себя тихо. Парочка еще постояла, потом ушла. Где-то в коридоре хлопнула дверь.
– Что ты тут делаешь?! – зашептал я, но Киран только схватил меня за локоть и поволок обратно в коридор, предварительно убедившись, что все тихо. – Ты что, выходишь из дома?
– Если я вам дома на глаза не попадаюсь, это не значит, что я в соседней комнате сижу, – с неожиданной обидой прошептал он. – Прихожу и ухожу, когда захочу, вас не спрашивал.
Он выпустил меня и торопливо начал спускаться по лестнице. На своих негнущихся ногах я едва за ним поспевал.
– Записка… – пробормотал я. – Ну конечно. Ты ее написал, чтобы меня сюда заманить.
Киран покосился на меня.
– Че за записка?
– Про танамор. Про деревню, где…
– Затянули вы волынку с этой сказочкой! У людей посерьезнее неприятности есть!
– Не надо прикидываться! Это ты ее написал, больше некому.
Киран остановился посреди лестницы и скептически взглянул на меня.
– Я не умею врать, мистер граф как-вас-там. Совсем. Так что если я что-то говорю, так оно и есть. Не писал я эту вашу бумажку, я вообще писать не умею.
М-да. Похоже, это все-таки не он. Во-первых, он мне явно не рад, во-вторых, Молли действительно говорила, что в ее семье никто не умеет читать, а значит, и писать. Мысли у меня метались без всякого порядка.
– Ладно, Киран. – От любопытства я решил подольститься к нему. Как низко я пал: вот на кого приходится тратить красноречие. – Я рад тебя видеть. Расскажи, раз уж мы оба здесь, что ты здесь делаешь. Может, я мог бы помочь?
Он, увы, не купился: сузил глаза, как злой кот.
– Вы это не искренне, а так не считается. Я уже понял, что помощник из вас никакой. Раз уж вы здесь, не мешайте, и все. У меня дело, а вы идите-ка ручку крутить, сделаете в жизни хоть что-то полезное.
– Делаю, что хочу, – сказал я просто ради удовольствия снова чувствовать себя живым и с кем-то спорить.
– Тогда захотите-ка пойти куда подальше.
Какой продуктивный разговор! Я оскорбленно вернулся на свое место. Никакую ручку я, конечно, крутить не собирался. Киран встал за одну из свободных машин в дальнем ряду, но делать тоже ничего не стал. Так мы и буравили друг друга злобными взглядами, пока от двери не раздался голос:
– Так-так, новенький. Хорошо, что я сразу в твою сторону посмотрел: вид у тебя уж больно подозрительный. Проучить тебя придется, нам тут ленивых не надо.
Охранник вразвалку подошел ко мне. Начать крутить ручку у него на глазах было бы слишком подозрительно, поэтому я замер. А он вдруг раскрутил меня на месте, как во время игры в прятки, и я с удивлением понял, что не могу остановиться: движение было монотонно-приятным, точно как ходьба или работа за станком. В конце концов я запутался в собственных ногах и брякнулся на пол. Меня подняли за шкирку, как котенка, и поставили на место.
– Тут Сэм главный, ясно? Если вы ручку плохо крутите, я кручу вас всех как хочу. Вы и так людям противны, так хоть работайте, как положено.
Слышать это было неприятно. Сэм раскрутил ручку станка, шлепнул на нее мою ладонь, дернув за манжет, и я послушно продолжил. Я вдруг понял, отчего он трогает руки работников только через ткань: ему неприятно касаться нашей холодной голой кожи, и я, пожалуй, мог его понять.
Я дождался его ухода и попытался остановиться, но монотонность движения затягивала, и ничего не получалось. Когда я наконец смог распахнуть глаза, то понял, что Киран стоит рядом и дергает меня за плечо. Судя по трепещущему воздуху, в зале теперь было жарко, но осязание изменило мне еще при первом оживлении, да так и не вернулось.
– Эй, вы. Хватит! Жутко смотреть.
То работай, то не работай. Какие противоречивые инструкции! И какое огромное облегчение, что он помог мне остановиться!
– Это прямо из себя выводит, мороз по коже. – Киран презрительно спихнул мою руку с ручки машины. – Мне нужно кое-что выяснить, но придется ночи дождаться.
Он пошел куда-то в угол. Мне было так любопытно, что я не выдержал и пошел за ним, но он просто сел на пол и открыл – удивительное дело – тоненькую книгу, вытащив ее из-за пазухи. То, как он в нее таращился, было почти смешно. Будто собака изображает, что умеет читать.
– Итак, ты притворяешься мертвецом, – подытожил я. – И что, охранник не догадался? Выглядишь не очень-то мертвым.
Киран поднял глаза.
– Я бледный, а он и не присматривается особо. Учитель часто говорил: люди невнимательно смотрят. Они просто страшно тупые.
– О, а ты-то у нас умник.
– Еще какой. Вон, даже читать учусь.
– И что читаешь? – Я заглянул на обложку. – Эдгар По, «Метценгерштейн». Удивлюсь, если ты смог прочесть хотя бы название. И я не знаю такого писателя.
– Пф, а еще образованный! Это новая книжка, американская. На вашем языке читать учусь. Не успел ее закончить до… до вот этого всего.
– А на своем ирландском уже умеешь? – насмешливо спросил я.
Киран зыркнул на меня, и я решил не добивать этого неграмотного.
– И кто тебя учит? – примирительно спросил я.
– А не ваше дело.
И он погрузился в книгу. Похоже, действительно читал, хоть и с горем пополам. Вот только продвинулся недалеко, – сражался примерно с тридцатой страницей. Я сел рядом. А вдруг Киран в курсе, кто здесь может что-то знать? Но как вытянуть из него сведения?
У Кирана начали слипаться глаза, потом он задремал, и я изучил его книжку. Довольно новая, однако страницы замусолены, будто ее все время трогали грязными руками. На обложке – картинка с конем, вставшим на дыбы, на титульном листе – подпись печатными разборчивыми буквами, как будто писали для ребенка: «На добрую память дорогому Кирану».
Написано хорошими чернилами, буквы красивые – видно, что писал человек образованный. Подписи, увы, не было.
Заняться все равно было нечем, и я решил развлечь себя чтением – впервые с тех пор, как вечеринка у графа Ньютауна закончилась плачевным для меня происшествием. История оказалась интересная: страшный рассказ про молодого аристократа Фридриха, который себе на беду забрал коня из конюшни своего врага. Как вы понимаете, конь ему ничего хорошего не принес. Я решил, что неизвестный мне американец по имени Эдгар По далеко пойдет.
Отдельно мне понравился эпиграф. Даритель аккуратно подчеркнул его волнистой линией – я узнал те же чернила, которыми было написано посвящение: «При жизни был для тебя чумой – умирая, буду твоей смертью». Мартин Лютер.
Глава 5
Вьюнок и сталь
От чтения меня оторвал какой-то звук. Я прислушался. До этого шум машин был убаюкивающим и ровным, а тут в него вклинился тихий лязг. Вместо того чтобы отмахнуться – просто воображение разыгралось из-за книги, вот не зря в пансионе страшные истории были под запретом, – я обвел взглядом зал, пытаясь определить источник звука. И замер.
Я будто сам оказался в том жутком рассказе. Ну зачем я его читал, почему мне не попался сборник рецептов или поэма о любви! Потом сквозь сжавшие меня щупальца страха пробилась мысль: «Чему удивляться? Моя жизнь давно как роман ужасов». Сюда бы этого Эдгара По, мы бы нашли, о чем поговорить.
Не отводя взгляда от того, что происходило за пару рядов от нас, я пихнул Кирана в бок. Увидев свою книгу в моих руках, он сердито выхватил ее, потом глянул туда же, куда я, и лицо у него вытянулось.
Рука девчонки лет тринадцати как-то съехала с ручки станка и попала в его крутящуюся часть. Я не видел, как это произошло, только то, что было после: рука застряла между деталями, а механизм по инерции все еще крутился. Бредущие по улицам мертвецы? Ерунда. Вообразите первостатейный кошмар: в механизм попадает рука живого на вид человека, а он не делает ничего, чтобы освободиться. Стоит точно как прежде, глядя перед собой. Обычный организм всегда себя защищает: человек кричит, зовет на помощь, делает все, чтобы спастись. Наше тело подает множество сигналов бедствия, и, как бы ни были они страшны и печальны, куда хуже полное отсутствие реакции.
А еще живые не станут заниматься своими делами, когда с кем-то поблизости случилась катастрофа. Кажется, бросаться на помощь соплеменнику свойственно даже не самым лучшим из нас. В первую ночь после своего оживления, услышав крики Молли в переулке, я не смог пройти мимо, хотя вряд ли занял бы первое место в списке милосердных и заботливых жителей земли. А восставшие к девчонке даже не повернулись.
Стараясь не ловить ничьих взглядов, я подошел и освободил ее руку. Глядеть вниз было страшно, и все же исследовательский интерес, доставшийся мне от общения с Беном, заставил посмотреть. Легче не стало (прямо как юному аристократу Фридриху от спасения коня).
По моим венам тек прозрачный раствор, придуманный Беном, и я был уверен, что хоть в этом отношении уникален: остальных ведь не Бен оживил, а волшебный ирландский камень. Так что я ожидал увидеть что угодно: кровь, вообще ничего или даже что-нибудь сверхъестественное, – но нет. Рука была сильно повреждена, – обычный человек умер бы от потери крови, – но в жилах текла знакомая прозрачная жидкость, похожая на воду. Я отпрянул. Это невозможно, Бен ведь их не оживлял!