Понятно, что до настоящей дружбы тут как до Китая на китайских палочках вместо ходуль. Ее, настоящей, наверное, и не успеет зародиться. Я не собираюсь задерживаться в замке дольше необходимого. Но пока я здесь — плевать в колодец неразумно. А еще — буду последней свиньей, если не оставлю парням о себе что-нибудь на память. В виде хороших рецептов, полезных навыков и некоторых хитростей. Много не успею, но что-то всяко лучше, чем ничего.
А при наличии ширмы, репки-турнепки, ужиться как-то можно. Хотя миньоны и ворчат про господские замашки, которые непонятно где подхватил беспризорник и трактирщиков сын.
В общем и в целом дальше жизнь наладилась. Конечно, одной в комнате мне было бы проще, я бы даже дневник принцессиной бабушки выкопала из бурьяна и принесла в комнату, если бы могла просто ее запереть. Но с соседом не рискнула. И со своими гигиеническими делами старалась разобраться в его отсутствие, что было в целом не сложно: миньону всегда можно найти задание вне комнаты.
Завтраки-обеды-ужины я так и таскала их светлостям в четыре руки, разве что, кажется, господа герцоги о чем-то между собой договорились и менялись мною, как детсадовцы машинкой, через раз. То медовый кивал на дверь, встречая нас в коридоре, и я послушно тащила ему поднос и накрывала на стол, и тогда к полынному топал Лиу, то наоборот.
Напрягало только то, что оба с поразительным упорством рвались со мной беседы беседовать. А вот с моим помощником никто никаких разговоров не заводил.
Господин Жуй все время ставил меня работать где-то поблизости от себя и наблюдал. Я, конечно, помнила, что у меня впереди свой собственный трактир и для него стоит приберечь некоторые секреты, но и не жадничала. Да я и сама смотрела в оба, мне было чему поучиться. А то! Все же я повар из двадцать первого века. И хотя я довольно успешно приспособила свои навыки к нынешнему времени, полно осталось вещей, которые легче перенять с рук опытного человека, а не изобретать велосипед самой.
Например, тот же очаг — он тут король всего. Никаких вам плит, духовок и прочего изыска. Как в нем регулировать температуру, как обеспечить равномерную прожарку или запекание?
Одним мужиком у гигантского вертела тут не обойдешься. И просто котелок воды, подвешенный над огнем на цепи, при варке по-настоящему вкусного супа — не выход. Приходится быть изобретательными.
Кстати, пироги и коржи тут пекутся в больших и глубоких чугунных сковородках с такими же большими и глубокими, точно подогнанными крышками. Это сооружение правильно размещается в углях, и, если повар не дурак, выпечка получается отменная. Но с налета эти хитрости не освоить — мало подглядеть, надо, чтобы руки запомнили. Моторика в нашем деле вообще не последняя вещь.
Кстати, у меня с ней поначалу были те еще проблемы, потому что это все же тело принцессы, а не опытного повара. Но избавилась я от них как-то на удивление быстро. А ведь думала, что придется долго и нудно нарабатывать нужную память мышц. Ан нет. Тело словно само «вспоминало» то, чем я владела в прошлой жизни. И так же привычно бодро осваивало новые приемы: вот уж этим я всегда гордилась и не зря имела репутацию уникума, снимающего рецепты «с рук».
Допрос зеркальца никаких ответов мне не дал. Юйриль ничего не знала и ужасно злилась, когда видела мои новоприобретенные мозоли, мелкие порезы (а без них даже самый крутой ас не проживет на кухне и недели) и прочие свидетельства «чернавкиной души». И ругалась, даже не обращая внимания на мои угрозы закопать к бабкиному дневнику. Единственная дельная мысль, ею озвученная, пришла ко мне в голову и сама: возможно, моя душа пришла в этот мир не одна. В смысле, притащила с собой весь опыт прожитой жизни в виде «матрицы сознания», и теперь эта самая «матрица» меняла мое тело так, чтобы оно ей больше соответствовало.
Хм. А интересно, к концу процесса я не превращусь в себя саму — прежнюю увесистую тетеньку под сорок, способную камаз на скаку остановить? Было бы забавно...
Глава 30
Я так и знала. Я так и знала! Надо было наплевать во все колодцы сразу и выпнуть назойливого миньона из личной спальни, невзирая на вопли совести и прочие проявления дебилизма…
Что вот делать теперь?! Могла бы заранее подумать, кретинка, почти до сорока лет теткой дожила, а таких простых вещей учитывать не научилась!
Ну вы поняли, да? Они пришли. Ежемесячные женские неприятности. Полным комплектом: с тянущей болью в животе и пояснице, с отвратительным настроением и желанием покусать не только ближнего, но и всех подряд. И ладно бы это, сжать зубы и пережить. Но что делать с отсутствием прокладок?! И невозможностью спокойно помыться. И соседом за соломенной перегородкой, которого днем-то еще можно выставить, а ночью куда девать?!
Ох, брюквы наши тяжкие. Ладно. Придется вспомнить молодость. Я еще застала «благословенные» времена, когда никаких одноразовых средств не было, кому повезло — тот покупал вату и марлю, кому нет — замачивал тряпки в тазу и прятал под ванну, чтобы утром постирать.
Был у меня тогда так называемый гигиенический пояс. Зверское пыточное приспособление, придуманное чертями в аду, не иначе. Но работало на все сто.
Теперь мне предстояло соорудить себе такое же собственными руками. Благо хоть поясница и болит, сам трындец только на подходе и еще не наступил.
Значит, так… слава богу, что я уже успела переместиться из общего барака хотя бы за ширмочку. И очень мне повезло, что в связи с повышением статуса я уже не одеваюсь в штаны из дерюги — господин Жуй выдал поручение кастеляну, и я обзавелась нормальным по здешним меркам гардеробом, а также получила нечто вроде постельного белья. То есть тюфяк, который надо самому набивать сеном, не слишком новую простыню и шерстяное одеяло. А также некоторое количество просто ветхих тряпок, из которых нужно было выкраивать кусочки, чтобы ставить заплаты на выданные штаны и тунику.
Нижнего белья, кстати, никто не обеспечивал. Кажется, его тут в принципе не носили.
Ну вот. Я уже выменяла на универсальную валюту — сладкую вату — иголку с ниткой у одной из горничных (те, что я забрала из шкатулки принцессы, пришлось прикопать вместе с дневником от греха. Слишком дорого и тонко выглядели, заметит кто в руках — вопросов будет много) и теперь старательно вспоминала уроки кройки и шитья из средней школы. Ну а что? Рубаху и штаны я себе сшить сумела, так что трусы с подкладкой и карманом подавно осилю…
Главное, чтобы зрителей не набежало. Который день пытаюсь приучить это дикое стадо. Я аж палку себе завела возле кровати — выдавать по заднице каждому миньону, который с воплем врывается в личное пространство, забыв постучать не только во входную дверь, но и в ширму. Даже Лиу разок получил, страшно изумился, но почему-то не обиделся. Только весь день смотрел на меня странно, когда думал, что я слишком занята и этого не замечаю.
Ладно, сейчас четыре утра, за окном серенький рассвет, и для шитья его хватает, а сосед мой будет спать еще минимум два часа — подъем для поваров здесь в шесть. У меня есть время.
Через час я с трудом разогнулась и сдержала горестный стон: да, гигиенический пояс я сшила и даже надела, но спина разболелась неимоверно, к ней добавилась голова, и в целом мне хотелось не начать новый день, а, например, закончить этот мир. Чтобы раз — и конец света. И не надо вставать и идти на кухню работать…
— Я схожу к госпоже Барбре, — сказал вдруг совершенно не сонный голос за ширмой. — Она даст обезболивающий отвар. Сейчас принесу.
Я так и застыла со штанами в одной руке и иголкой в другой. Как давно этот паразит не спит и как много он… подглядел?!
— У отца так родовая лихорадка начиналась, — по-прежнему мрачно произнесли за ширмой. — Приступы бывали каждые два-три месяца. Я уже по звуку научился догадываться, когда к аптекарю бежать. Проснулся даже от этого ощущения, не сразу понял, что ты вовсе не папаша. Сейчас схожу, лежи. Дядьке могу сказать, что…
— Не надо. — Я выдохнула застрявший в горле воздух и закашлялась. — Все не так плохо. Но отвар принеси. Спасибо.
И подумала, что до начала следующего «приступа» надо уносить ноги. Наблюдательные тут все такие, а еще по звуку дыхания во сне угадывают проблемы. Даже надеяться не стоит, что не заметят, насколько регулярно они возникают.
Впрочем, пока все оказалось не так страшно, как мне казалось поутру. Отвар госпожи Барбры хоть и оставил на языке непроходящую горечь, но оказался действенным. Правда, от него немного шумело в голове и хотелось спать, но боль он снял. А мою тормознутость успешно маскировал первый миньон, без конца перехватывая работу из рук, стоило мне чуть зависнуть. И никто даже не обратил на это внимания — вроде как нормальная практика среди поваров сваливать рутину на помощников и вообще отлынивать временами.
***
— Как много ты узнал? — На этот раз огонь в камине пылает ярко и оба кресла отодвинуты подальше. Вино в бокалах мерцает глубокими красными искрами, отражая сполохи пламени.
— Для начала не очень. — Полынный герцог не смотрит на собеседника, его взгляд прикован к пляшущим оранжевым теням. — О мальчишке из трактира сведений добыть не удалось, зато двое других парней на кухне совершенно точно потомки серебряной династии. Но не прямые бастарды. Поскольку многие знали их родителей и парни похожи на отца как горошины из одного стручка. И еще одна деталь… их отец страдал родовой лихорадкой. У него были сильнейшие приступы. Сам знаешь, отчего это бывает. Запертая в крови магия ищет выход и, если не находит…
— Понятно. А за Юлем наблюдают? У него не было таких приступов? Если он бастард отца Юйриль, магия должна сильнее рваться на волю и… — Собеседник герцога словно нарочно прячется в тенях, его лицо неразличимо в глубине огромного кресла.
— Может, еще слишком молод. — Раймон пожимает плечами и хмурится. — Наследие проявится позже. Пока ничего подозрительного заметить не удалось. Плохо другое.
— Что? — Тень в кресле чуть подается вперед, еще секунда — и ее лицо высветится в теплом оранжевом мареве огня.
Раймон сжимает резное серебро бокала и со стуком ставит его на столик.
— За этими тремя мальчишками следим не только мы. Причем, боюсь, наше внимание навредило, хотя я приказал своим людям быть осторожными. Не помогло. И теперь надо подумать, как вывести их из-под удара до того момента, пока они не понадобятся нам самим.
— Всех троих? Или парочкой более дальних потомков собираешься пожертвовать? Возможно, с их помощью получится убедиться, насколько верны наши догадки?
Глава 31
Уф-ф-ф, трудные три дня остались позади. Хотя намучилась я — врагу не пожелаешь. Гигиена в средневековье — это развлечение для отдельных мазохистов. А женская гигиена — пытка даже для извращенцев!
Ночами тряпки стирать, под соломенным матрасом сушить, днем в уборную не как обычно — словно партизан на водопой, а в три раза бдительнее и скрытнее… и еще умудриться маленький горшочек теплой воды протащить так, чтобы никто не заметил, потому что не мыться в эти дни я физически бы не смогла… м-да.
Поневоле вспомнился Гринпис земной и его новая мода обвинять женские одноразовые прокладки в том, что они, дескать, больше всего загрязняют планету. Я в сети это их выступление видела и долго ржала от комментариев озверевших ровесниц, успевших нахлебаться перестиранными тряпочками по самое не могу. Нашли, репки-турнепки, главных загрязнительниц.
Дома я смеялась — мало ли дурней в интернете. А вот в средневековом замке придушила бы каждого эколога той самой многоразовой прокладкой, которую надо на работе менять и в пакетике тащить до дома, чтобы выстирать в семи водах.
Ладно, и это мы пережили. Можно было выдохнуть на целый месяц. И заняться более насущными делами.
Я радостно потирала руки и сковородки. Мои круги, мои кружочки! Это я про подставку под кастрюли и сковородки, такую, чтобы ставить прямо в очаг и больше не мослаться с крюками для подвеса и не держать тяжеленный чугун просто в руках, на глазок регулируя температуру прожарки, опуская дно сковородки к огню или поднимая ее повыше.
Теперь у меня есть нормальные человеческие треноги с регулируемым диаметром окружности и ножками разной длины! Ура цивилизации!
И ура мне, потому что я вспомнила экскурсию в Лотарингии, когда нам с гордостью демонстрировали мини-заводик начала двадцатого века, где подобные приспособления делали на продажу. Тогда уже и плиты были, конечно, и цивилизация шагала по планете. Однако далеко не каждый крестьянин мог позволить себе дорогую технику, зато очаг имелся в любой пастушьей хижине.
Поскрипев мозгами и изобретя метод рисования чертежа на утрамбованном в поднос с бортиками влажном песке, я таки добилась своего: смогла объяснить местным металлургам, какого именно рожна мне надо.
Дальше стало проще. С помощником кузнеца торговался Лиу, я только обеспечивала материальную базу этих переговоров. Ну как обеспечивала? Из того, что мне как полноправному повару выделяли на пропитание, нужно было не только накормить ораву миньонов, но и сэкономить достаточно для приготовления вкусностей на обмен.
Это мне еще повезло, что вместо меда господин Жуй выделил по пять ложек сахара в день на всю компанию. Считай, аттракцион невиданной щедрости. Три дня — и целый короб сахарной ваты готов, а по нынешним временам универсальнее валюты не придумаешь.
Жаль, кузнецам ее мало. С одной стороны, понять парней можно: помаши молотом целый день, живо поймешь, что одними сладостями сыт не будешь. А с другой стороны — мне лишняя головная боль. Прямо вспомнила бабушку и ее рассказы про то, как советская домохозяйка готовила из одной курицы обед на всю неделю. На семью из трех-четырех человек. И чтобы вкусно было!
Вот и я изгалялась, скармливая одну запеченную на вертеле птичку ненасытному воинству под жареные корнеплоды, а потом вываривая ее кости в котле с разрезанными пополам луковицами и морковью — это в целом многим известный секрет вкусного бульона. А вторую разделывая как бог черепаху, чтобы потрошки опять же в суп, мелкие запчасти на холодец в маленькие формочки, рубленые окорочка в большой пирог с кашей, сытный, как три обеда сразу, грудку запеченную порезать на тонюсенькие ломтики и с листьями сурепки обыкновенной — в салат… уф.
Главное, все сыты, а третья тощая и слегка синеватая птица из запасов на неделю — сэкономлена. Можно приготовить огроменный котел ирландского рагу и отнести его в кузницу. И получить свои вожделенные круги на ножках!
— Это чего у тебя? — Естественно, господин Жуй первым пришел интересоваться, что за железяки я сую в его очаг.
— Это папаша мой придумал, небушко ему периной, — привычно переложила я ответственность на несуществующего трактирщика. — Чтобы, значит, удобно. В трактире у нас столько слуг-то не было, все сковородки держать. А вот так ставите… Можно вниз углей подгрести, можно наоборот — самую малость оставить. Повыше-пониже… А вот этот маленький круг вставляется внутрь большого, и дырка меньше становится, под мелкий горшок, например с приправой или соусом.
Господин Жуй какое-то время сосредоточенно хмурился, глядя, как я жонглирую горшками и сковородками. Потом молча забрал мои треноги и ушел.
Ну вот вам здрасте. Чуть губу себе не прокусила с досады, но сдержалась и на скисших миньонов глянула предупреждающе. Самому мелкому, Кори, откровенно шмыгавшему носом, пришлось пообещать блинчиков на ужин, специально для своих.
И конечно, Силье не мог не воспользоваться ситуацией.
— Что, придурки, зря харчи потратили? — Его ехидный голос было слышно, кажется, по всей кухне. — А нечего было выпендриваться. Еще пожалеете, что попали в рабы к этому странненькому, он вашу жратву начнет всем направо и налево за свои игрушки отдавать, а вы с голоду начнете пухнуть.
— Не обращай внимания. — Я поймала дернувшегося Лиу за запястье и притянула парня к себе.
— Я считаю, надо уже сказать дяде Жую, что хватит этих игр, — тем временем выступал Силье дальше. — Споры дурацкие, заклады. Ничего мой брат какому-то пришлому не должен. Хватит, расплатился! — Поскольку он обращался не столько к нам, сколько к остальным обитателям кухни, говорил громко, и его все слушали. — Отменяем к демонам все зароки, да и все!
Силье знал, куда бить: совсем взрослые повара и так могли приказать любому поваренку, а ровесников оратора в кухне было всего трое: он сам, его брат и еще один парень, угрюмый и настолько неразговорчивый, что даже на своих вроде бы «рабов» слов не тратил и почти их не трогал, предоставляя мальчишкам выживать самим, как умеют.
То есть поганец верно оценил расклад сил: взрослым по барабану, и жертвовал рабами по факту только сам Силье и еще пара его прихлебателей заметно младше, а этих он, кажется, подготовил заранее. Потому и не рыпались, хотя физиономии были кисленькие.
А при наличии ширмы, репки-турнепки, ужиться как-то можно. Хотя миньоны и ворчат про господские замашки, которые непонятно где подхватил беспризорник и трактирщиков сын.
В общем и в целом дальше жизнь наладилась. Конечно, одной в комнате мне было бы проще, я бы даже дневник принцессиной бабушки выкопала из бурьяна и принесла в комнату, если бы могла просто ее запереть. Но с соседом не рискнула. И со своими гигиеническими делами старалась разобраться в его отсутствие, что было в целом не сложно: миньону всегда можно найти задание вне комнаты.
Завтраки-обеды-ужины я так и таскала их светлостям в четыре руки, разве что, кажется, господа герцоги о чем-то между собой договорились и менялись мною, как детсадовцы машинкой, через раз. То медовый кивал на дверь, встречая нас в коридоре, и я послушно тащила ему поднос и накрывала на стол, и тогда к полынному топал Лиу, то наоборот.
Напрягало только то, что оба с поразительным упорством рвались со мной беседы беседовать. А вот с моим помощником никто никаких разговоров не заводил.
Господин Жуй все время ставил меня работать где-то поблизости от себя и наблюдал. Я, конечно, помнила, что у меня впереди свой собственный трактир и для него стоит приберечь некоторые секреты, но и не жадничала. Да я и сама смотрела в оба, мне было чему поучиться. А то! Все же я повар из двадцать первого века. И хотя я довольно успешно приспособила свои навыки к нынешнему времени, полно осталось вещей, которые легче перенять с рук опытного человека, а не изобретать велосипед самой.
Например, тот же очаг — он тут король всего. Никаких вам плит, духовок и прочего изыска. Как в нем регулировать температуру, как обеспечить равномерную прожарку или запекание?
Одним мужиком у гигантского вертела тут не обойдешься. И просто котелок воды, подвешенный над огнем на цепи, при варке по-настоящему вкусного супа — не выход. Приходится быть изобретательными.
Кстати, пироги и коржи тут пекутся в больших и глубоких чугунных сковородках с такими же большими и глубокими, точно подогнанными крышками. Это сооружение правильно размещается в углях, и, если повар не дурак, выпечка получается отменная. Но с налета эти хитрости не освоить — мало подглядеть, надо, чтобы руки запомнили. Моторика в нашем деле вообще не последняя вещь.
Кстати, у меня с ней поначалу были те еще проблемы, потому что это все же тело принцессы, а не опытного повара. Но избавилась я от них как-то на удивление быстро. А ведь думала, что придется долго и нудно нарабатывать нужную память мышц. Ан нет. Тело словно само «вспоминало» то, чем я владела в прошлой жизни. И так же привычно бодро осваивало новые приемы: вот уж этим я всегда гордилась и не зря имела репутацию уникума, снимающего рецепты «с рук».
Допрос зеркальца никаких ответов мне не дал. Юйриль ничего не знала и ужасно злилась, когда видела мои новоприобретенные мозоли, мелкие порезы (а без них даже самый крутой ас не проживет на кухне и недели) и прочие свидетельства «чернавкиной души». И ругалась, даже не обращая внимания на мои угрозы закопать к бабкиному дневнику. Единственная дельная мысль, ею озвученная, пришла ко мне в голову и сама: возможно, моя душа пришла в этот мир не одна. В смысле, притащила с собой весь опыт прожитой жизни в виде «матрицы сознания», и теперь эта самая «матрица» меняла мое тело так, чтобы оно ей больше соответствовало.
Хм. А интересно, к концу процесса я не превращусь в себя саму — прежнюю увесистую тетеньку под сорок, способную камаз на скаку остановить? Было бы забавно...
Глава 30
Я так и знала. Я так и знала! Надо было наплевать во все колодцы сразу и выпнуть назойливого миньона из личной спальни, невзирая на вопли совести и прочие проявления дебилизма…
Что вот делать теперь?! Могла бы заранее подумать, кретинка, почти до сорока лет теткой дожила, а таких простых вещей учитывать не научилась!
Ну вы поняли, да? Они пришли. Ежемесячные женские неприятности. Полным комплектом: с тянущей болью в животе и пояснице, с отвратительным настроением и желанием покусать не только ближнего, но и всех подряд. И ладно бы это, сжать зубы и пережить. Но что делать с отсутствием прокладок?! И невозможностью спокойно помыться. И соседом за соломенной перегородкой, которого днем-то еще можно выставить, а ночью куда девать?!
Ох, брюквы наши тяжкие. Ладно. Придется вспомнить молодость. Я еще застала «благословенные» времена, когда никаких одноразовых средств не было, кому повезло — тот покупал вату и марлю, кому нет — замачивал тряпки в тазу и прятал под ванну, чтобы утром постирать.
Был у меня тогда так называемый гигиенический пояс. Зверское пыточное приспособление, придуманное чертями в аду, не иначе. Но работало на все сто.
Теперь мне предстояло соорудить себе такое же собственными руками. Благо хоть поясница и болит, сам трындец только на подходе и еще не наступил.
Значит, так… слава богу, что я уже успела переместиться из общего барака хотя бы за ширмочку. И очень мне повезло, что в связи с повышением статуса я уже не одеваюсь в штаны из дерюги — господин Жуй выдал поручение кастеляну, и я обзавелась нормальным по здешним меркам гардеробом, а также получила нечто вроде постельного белья. То есть тюфяк, который надо самому набивать сеном, не слишком новую простыню и шерстяное одеяло. А также некоторое количество просто ветхих тряпок, из которых нужно было выкраивать кусочки, чтобы ставить заплаты на выданные штаны и тунику.
Нижнего белья, кстати, никто не обеспечивал. Кажется, его тут в принципе не носили.
Ну вот. Я уже выменяла на универсальную валюту — сладкую вату — иголку с ниткой у одной из горничных (те, что я забрала из шкатулки принцессы, пришлось прикопать вместе с дневником от греха. Слишком дорого и тонко выглядели, заметит кто в руках — вопросов будет много) и теперь старательно вспоминала уроки кройки и шитья из средней школы. Ну а что? Рубаху и штаны я себе сшить сумела, так что трусы с подкладкой и карманом подавно осилю…
Главное, чтобы зрителей не набежало. Который день пытаюсь приучить это дикое стадо. Я аж палку себе завела возле кровати — выдавать по заднице каждому миньону, который с воплем врывается в личное пространство, забыв постучать не только во входную дверь, но и в ширму. Даже Лиу разок получил, страшно изумился, но почему-то не обиделся. Только весь день смотрел на меня странно, когда думал, что я слишком занята и этого не замечаю.
Ладно, сейчас четыре утра, за окном серенький рассвет, и для шитья его хватает, а сосед мой будет спать еще минимум два часа — подъем для поваров здесь в шесть. У меня есть время.
Через час я с трудом разогнулась и сдержала горестный стон: да, гигиенический пояс я сшила и даже надела, но спина разболелась неимоверно, к ней добавилась голова, и в целом мне хотелось не начать новый день, а, например, закончить этот мир. Чтобы раз — и конец света. И не надо вставать и идти на кухню работать…
— Я схожу к госпоже Барбре, — сказал вдруг совершенно не сонный голос за ширмой. — Она даст обезболивающий отвар. Сейчас принесу.
Я так и застыла со штанами в одной руке и иголкой в другой. Как давно этот паразит не спит и как много он… подглядел?!
— У отца так родовая лихорадка начиналась, — по-прежнему мрачно произнесли за ширмой. — Приступы бывали каждые два-три месяца. Я уже по звуку научился догадываться, когда к аптекарю бежать. Проснулся даже от этого ощущения, не сразу понял, что ты вовсе не папаша. Сейчас схожу, лежи. Дядьке могу сказать, что…
— Не надо. — Я выдохнула застрявший в горле воздух и закашлялась. — Все не так плохо. Но отвар принеси. Спасибо.
И подумала, что до начала следующего «приступа» надо уносить ноги. Наблюдательные тут все такие, а еще по звуку дыхания во сне угадывают проблемы. Даже надеяться не стоит, что не заметят, насколько регулярно они возникают.
Впрочем, пока все оказалось не так страшно, как мне казалось поутру. Отвар госпожи Барбры хоть и оставил на языке непроходящую горечь, но оказался действенным. Правда, от него немного шумело в голове и хотелось спать, но боль он снял. А мою тормознутость успешно маскировал первый миньон, без конца перехватывая работу из рук, стоило мне чуть зависнуть. И никто даже не обратил на это внимания — вроде как нормальная практика среди поваров сваливать рутину на помощников и вообще отлынивать временами.
***
— Как много ты узнал? — На этот раз огонь в камине пылает ярко и оба кресла отодвинуты подальше. Вино в бокалах мерцает глубокими красными искрами, отражая сполохи пламени.
— Для начала не очень. — Полынный герцог не смотрит на собеседника, его взгляд прикован к пляшущим оранжевым теням. — О мальчишке из трактира сведений добыть не удалось, зато двое других парней на кухне совершенно точно потомки серебряной династии. Но не прямые бастарды. Поскольку многие знали их родителей и парни похожи на отца как горошины из одного стручка. И еще одна деталь… их отец страдал родовой лихорадкой. У него были сильнейшие приступы. Сам знаешь, отчего это бывает. Запертая в крови магия ищет выход и, если не находит…
— Понятно. А за Юлем наблюдают? У него не было таких приступов? Если он бастард отца Юйриль, магия должна сильнее рваться на волю и… — Собеседник герцога словно нарочно прячется в тенях, его лицо неразличимо в глубине огромного кресла.
— Может, еще слишком молод. — Раймон пожимает плечами и хмурится. — Наследие проявится позже. Пока ничего подозрительного заметить не удалось. Плохо другое.
— Что? — Тень в кресле чуть подается вперед, еще секунда — и ее лицо высветится в теплом оранжевом мареве огня.
Раймон сжимает резное серебро бокала и со стуком ставит его на столик.
— За этими тремя мальчишками следим не только мы. Причем, боюсь, наше внимание навредило, хотя я приказал своим людям быть осторожными. Не помогло. И теперь надо подумать, как вывести их из-под удара до того момента, пока они не понадобятся нам самим.
— Всех троих? Или парочкой более дальних потомков собираешься пожертвовать? Возможно, с их помощью получится убедиться, насколько верны наши догадки?
Глава 31
Уф-ф-ф, трудные три дня остались позади. Хотя намучилась я — врагу не пожелаешь. Гигиена в средневековье — это развлечение для отдельных мазохистов. А женская гигиена — пытка даже для извращенцев!
Ночами тряпки стирать, под соломенным матрасом сушить, днем в уборную не как обычно — словно партизан на водопой, а в три раза бдительнее и скрытнее… и еще умудриться маленький горшочек теплой воды протащить так, чтобы никто не заметил, потому что не мыться в эти дни я физически бы не смогла… м-да.
Поневоле вспомнился Гринпис земной и его новая мода обвинять женские одноразовые прокладки в том, что они, дескать, больше всего загрязняют планету. Я в сети это их выступление видела и долго ржала от комментариев озверевших ровесниц, успевших нахлебаться перестиранными тряпочками по самое не могу. Нашли, репки-турнепки, главных загрязнительниц.
Дома я смеялась — мало ли дурней в интернете. А вот в средневековом замке придушила бы каждого эколога той самой многоразовой прокладкой, которую надо на работе менять и в пакетике тащить до дома, чтобы выстирать в семи водах.
Ладно, и это мы пережили. Можно было выдохнуть на целый месяц. И заняться более насущными делами.
Я радостно потирала руки и сковородки. Мои круги, мои кружочки! Это я про подставку под кастрюли и сковородки, такую, чтобы ставить прямо в очаг и больше не мослаться с крюками для подвеса и не держать тяжеленный чугун просто в руках, на глазок регулируя температуру прожарки, опуская дно сковородки к огню или поднимая ее повыше.
Теперь у меня есть нормальные человеческие треноги с регулируемым диаметром окружности и ножками разной длины! Ура цивилизации!
И ура мне, потому что я вспомнила экскурсию в Лотарингии, когда нам с гордостью демонстрировали мини-заводик начала двадцатого века, где подобные приспособления делали на продажу. Тогда уже и плиты были, конечно, и цивилизация шагала по планете. Однако далеко не каждый крестьянин мог позволить себе дорогую технику, зато очаг имелся в любой пастушьей хижине.
Поскрипев мозгами и изобретя метод рисования чертежа на утрамбованном в поднос с бортиками влажном песке, я таки добилась своего: смогла объяснить местным металлургам, какого именно рожна мне надо.
Дальше стало проще. С помощником кузнеца торговался Лиу, я только обеспечивала материальную базу этих переговоров. Ну как обеспечивала? Из того, что мне как полноправному повару выделяли на пропитание, нужно было не только накормить ораву миньонов, но и сэкономить достаточно для приготовления вкусностей на обмен.
Это мне еще повезло, что вместо меда господин Жуй выделил по пять ложек сахара в день на всю компанию. Считай, аттракцион невиданной щедрости. Три дня — и целый короб сахарной ваты готов, а по нынешним временам универсальнее валюты не придумаешь.
Жаль, кузнецам ее мало. С одной стороны, понять парней можно: помаши молотом целый день, живо поймешь, что одними сладостями сыт не будешь. А с другой стороны — мне лишняя головная боль. Прямо вспомнила бабушку и ее рассказы про то, как советская домохозяйка готовила из одной курицы обед на всю неделю. На семью из трех-четырех человек. И чтобы вкусно было!
Вот и я изгалялась, скармливая одну запеченную на вертеле птичку ненасытному воинству под жареные корнеплоды, а потом вываривая ее кости в котле с разрезанными пополам луковицами и морковью — это в целом многим известный секрет вкусного бульона. А вторую разделывая как бог черепаху, чтобы потрошки опять же в суп, мелкие запчасти на холодец в маленькие формочки, рубленые окорочка в большой пирог с кашей, сытный, как три обеда сразу, грудку запеченную порезать на тонюсенькие ломтики и с листьями сурепки обыкновенной — в салат… уф.
Главное, все сыты, а третья тощая и слегка синеватая птица из запасов на неделю — сэкономлена. Можно приготовить огроменный котел ирландского рагу и отнести его в кузницу. И получить свои вожделенные круги на ножках!
— Это чего у тебя? — Естественно, господин Жуй первым пришел интересоваться, что за железяки я сую в его очаг.
— Это папаша мой придумал, небушко ему периной, — привычно переложила я ответственность на несуществующего трактирщика. — Чтобы, значит, удобно. В трактире у нас столько слуг-то не было, все сковородки держать. А вот так ставите… Можно вниз углей подгрести, можно наоборот — самую малость оставить. Повыше-пониже… А вот этот маленький круг вставляется внутрь большого, и дырка меньше становится, под мелкий горшок, например с приправой или соусом.
Господин Жуй какое-то время сосредоточенно хмурился, глядя, как я жонглирую горшками и сковородками. Потом молча забрал мои треноги и ушел.
Ну вот вам здрасте. Чуть губу себе не прокусила с досады, но сдержалась и на скисших миньонов глянула предупреждающе. Самому мелкому, Кори, откровенно шмыгавшему носом, пришлось пообещать блинчиков на ужин, специально для своих.
И конечно, Силье не мог не воспользоваться ситуацией.
— Что, придурки, зря харчи потратили? — Его ехидный голос было слышно, кажется, по всей кухне. — А нечего было выпендриваться. Еще пожалеете, что попали в рабы к этому странненькому, он вашу жратву начнет всем направо и налево за свои игрушки отдавать, а вы с голоду начнете пухнуть.
— Не обращай внимания. — Я поймала дернувшегося Лиу за запястье и притянула парня к себе.
— Я считаю, надо уже сказать дяде Жую, что хватит этих игр, — тем временем выступал Силье дальше. — Споры дурацкие, заклады. Ничего мой брат какому-то пришлому не должен. Хватит, расплатился! — Поскольку он обращался не столько к нам, сколько к остальным обитателям кухни, говорил громко, и его все слушали. — Отменяем к демонам все зароки, да и все!
Силье знал, куда бить: совсем взрослые повара и так могли приказать любому поваренку, а ровесников оратора в кухне было всего трое: он сам, его брат и еще один парень, угрюмый и настолько неразговорчивый, что даже на своих вроде бы «рабов» слов не тратил и почти их не трогал, предоставляя мальчишкам выживать самим, как умеют.
То есть поганец верно оценил расклад сил: взрослым по барабану, и жертвовал рабами по факту только сам Силье и еще пара его прихлебателей заметно младше, а этих он, кажется, подготовил заранее. Потому и не рыпались, хотя физиономии были кисленькие.