На кухне, как всегда в преддверии обеда, стоял дым коромыслом. И я сразу окунулась в бурную деятельность, проверяя, как там мои миньоны выполнили задания, которые я раздала, прежде чем уйти с подносами.
Господин Жуй, кстати, не протестовал и не пытался припахать мальчишек выполнять другую работу. Кажется, ему самому было очень любопытно, что из всего этого выйдет. А вот другие повара и поварята уже потихонечку начинали роптать. Точнее, взрослые дядьки только фыркали, а вот у молодежи тон задавал Силье. И этот старался на всю катушку.
— Что, братик, после ночевки на соломе опустился до того, что гнилую капусту чистить заставляют? — подлез он к Лиу, сосредоточенно шинковавшему кочан. Я над ним бдила долго и нудно, показывая, как держать нож и сдвигать пальцы, чтобы получилось именно то, что мне нужно. — Твой «мастер», — Силье это слово так произнес, что сразу был понятен весь скептицизм и все пренебрежение к самозванцу, — решил кормить их светлостей козьей едой вместо нормального обеда?
Я со своего места видела, как покраснели уши у блондина и как расширились глаза. Он еще кромсал капусту (но уже крупнее, чем нужно), еще держался, но явно из последних сил.
Эх, назвался миньоновладельцем — полезай в кузов. В смысле — спасай.
— Я так понимаю, это камень в очаг господина Жуя? — Творить слоеное тесто было удобнее за другим столом, но я взяла доску, скалку и миску с маслом, разом перетаскивая добро к своему капусторезчику. Раз уж он самый уязвимый.
— Это еще при чем? — надменно задрал нос Силье, глядя на меня сверху вниз, как тапок на таракана.
— У хорошего хозяина гнилой капусты на кухне не водится, — пожала я плечами. — А раз ты выискиваешь и все же углядел, значит, не доверяешь господину Жую.
Вокруг послышались смешки, уши Лиу вернули нормальный цвет, и он снова стал смотреть на свои руки, нарезая капусту тонкой соломкой. А вот Силье не сразу нашелся что ответить, может быть, потому, что упомянутый господин Жуй оторвался от куропатки, которую он фаршировал смесью чернослива и специй, и многозначительно сказал:
— Кхм.
Я в очередной раз раскатала тесто в тонюсенький слой и смазала его маслом, перед тем как свернуть в рулон, а недовольный Силье так и не придумал, какую бы еще сказать гадость. Поэтому просто фыркнул и ушел в другой конец кухни. Вот и умничка, вот и молодец. У меня и без него забот хватает.
Тут ведь проблема-то в чем? Супы готовить местные не умеют от слова «совсем». Та похлебка, которой потчуют высшую знать, ну, как бы… куски каких попало частей очередного несчастного животного, плавающие в жирном клейстере, — это потолок. Не спорю, сытно и, если бухнуть туда побольше чеснока, даже съедобно. Но…
И вот тут главное — не переборщить. Даже с борщом, которым я и задумала шокировать светлостей. Все же слишком непривычный вкус может отпугнуть. Поэтому за целый прием пищи не стоит подсовывать клиенту больше одного нового блюда — это правило хорошего повара. У меня сегодня будет тот самый борщ. А к нему опять же сливки вчерашние, загустевшие, вместо сметаны, обязательно ржаной, тонко нарезанный хлеб, который я чуть подсушила и подрумянила на чугунном дне сковороды и натерла чесноком с солью, и малюсенькая стопочка настойки, которую я после долгих раздумий все же постановила считать водкой. В таких дозах для пищеварения полезно, особенно учитывая, что пиво они тут привыкли хлестать вместо воды. Воду почти никто не пьет, потому что кипятить не догадывается, а сырая здешняя — это тот еще бульон из бактерий. Связь между сырой водой и диареей местные вполне улавливают. Про канализацию, правда, не в курсе, хотя как раз в замке с туалетами более-менее нормально. Имеются специальные помещения с выгребными ямами, которые регулярно чистят. Ну и ночные горшки никто не отменял.
Через две свечи после полудня на синем подносе с бронзовыми звездами стояла супница с борщом в окружении всего, что к тому борщу положено; блюдо с двумя пирогами: капустник с мясом и бельгийский штрудель; маленькая розетка с хитро наструганным салатом из редьки; ваза с настоящим мясным холодцом (пришлось ставить на ледник, чтобы ко времени застыл) в окружении соусников с уксусом и горчицей.
По местным меркам слегка простовато и маловато, здесь принято подавать в обед шесть-семь блюд. Но тут мое поварское чутье говорило четко: пусть сначала съест что дали. Потому как если не лопнет — уже, считай, повезло.
— Бери второй поднос и пошли, — скомандовала я Лиу. Таскаться по лестнице грузовым верблюдом мне надоело.
Глава 24
— Это что? — Полынная светлость недоверчиво сунул нос в фарфоровую супницу. — Почему он красный? Зачем ты вообще сварил салат? Это твоя знаменитая кухня? Что-то…
— Вы вместо того, чтобы бухтеть, попробуйте сначала, — хмыкнула я, ловко наливая борщ в глубокую тарелку и выкладывая туда же кусочек сочной грудинки. — Да нет! Погодите. Я покажу как.
Добавила сливок, насыпала прямо в тарелку мелко нашинкованной зелени, положила давленого чеснока, вручила герцогу в одну руку ложку, в другую стопочку перцовой настойки и велела:
— Залпом, а потом сразу закусывайте!
— Покомандуй мне тут еще, — отозвалась скептическая полынь и понюхала спиртное. Герцог с сомнением покосился на тарелку, но все же решился и опрокинул стопку.
— Х-ха…
— Быстро закусывайте, быстро! Во-о-от! И гренку. Ага… Ну? Если скажете, что это плохо, как есть соврете, ваша светлость!
— Ух-х-х… — выдавил Раймон, покосился на меня непонятно и… как начал наворачивать борщ!
Я отошла на пару шагов и любовалась этой картиной, словно великий художник бесценным полотном собственной работы. Нет, а что? Так и есть. Лопает же, лопает! Аж за ушами трещит!
Когда тарелка опустела, мне задали один-единственный вопрос:
— Еще есть?
— Да вон, целый горшок, — хмыкнула я. — Сейчас налью. Но вы не увлекайтесь, ваша светлость, у меня не только супы вкусно получаются.
— Его светлости Джейнсу ты тоже объяснил, как правильно начинать трапезу? — об этом герцог спросил, только когда тарелка во второй раз показала дно.
— Не-а, не успел. Я к нему вообще помощника отправил… с инструкциями. Но не знаю, будет ли его светлость слушать. Если нет, ну… сам как-нибудь разберется.
Раймон хитро ухмыльнулся и откинулся на спинку кресла. Снял медный колпак с очередного блюда и обнаружил там застывший в форме холодец.
— Фу, — скривился он. — Вот это точно невозможно сделать вкусным. Лекари придумали, что оно полезно для суставов, но мне о них думать рано. Забери.
— О суставах думать никогда не рано, — заупрямилась я. — А ваши лекари просто готовить не умеют. И есть его тоже надо по-особенному. Так, берите ложку. Во-от… теперь немного горчичного соуса, чуть-чуть чеснока и капельку уксуса. Пробуйте.
— Сладкое желе с чесноком? Бр-р-р!
— Не «бр-р-р». Вы обещали!
— А ты не обнаглел?! Я не обещал давиться всеми твоими придумками. Я вообще кто тут, герцог или хвост собачий?
— Испугались холодца? Ну-у-у… тогда не знаю. В смысле, насчет герцога и этого… что вы сказали.
— Чтоб тебе провалиться, дерзкий мальчишка! Ладно, одну ложку. Не понравится — выверну эту дрянь тебе за шиворот и еще по заднице наподдам!
— Ха.
— Ты обнаглел просто до нево… хм. Хм.
Короче говоря, пироги он лопал, уже не препираясь. И к концу обеда выглядел слегка осоловелым — объелся. Ну что поделать, это уже профессиональный риск каждого дегустатора, который со мной работает.
Шел пятый день нашего с герцогом «спора». Их светлости помимо борща и холодца уже продегустировали несколько особо изысканных направлений кавказской кухни, оценили печенные на решетке овощи как приправу к любому мясу и более-менее согласились со мной в том, что селедка в сладком пироге с черносливом — не совсем то, что друг другу подходит. Изыски местной кулинарии даже меня, привычную ко всякой экзотике, иногда вгоняли в дрожь, а местные ничего, так и лопали клубнику с рыбой. Морщились, правда, — мол, полезное блюдо, но...
Я приучала светлостей постепенно, начиная с простых вкусов, старательно не смешивая сладкое-острое-кислое. Потом начала играть с доступными специями. Дорогущих привозных мне по-прежнему не особо давали, а я в пику всем скрягам уже и не просила. Если постараться, в маленьком дворике, предназначенном специально для выращивания разных съедобных и лекарственных трав, можно было найти уйму интересного.
Розмарин вообще нашелся на грядке, а это ведь один из столпов изысканного вкуса. Мята, базилик, кинза-укроп-петрушка — о них и говорить нечего. А вот, например, то, что дорогой южный тимьян вполне можно заменить самым обычным чабрецом из придорожной канавы, знают не все. Отсутствие семян аниса или вовсе экзотического фенхеля успешно компенсирует простецкий бадьян. А, скажем, аир болотный? Сорень-трава, пакость и бесполезина. Вот только эта пакость может спасти там, где корень имбиря стоит золотом по весу. И растет не только в болоте, но и вдоль забора за конюшней, там, где купают лошадей.
Короче говоря, знания — сила. А еще важно применять их в меру. И тут тонкость одна: хороший повар может записать пошаговый рецепт, разложив его даже по временной шкале. Но нечто неуловимое всегда будет присутствовать и отравлять жизнь подражателям.
Интуиция называется. Я словами не объясню, почему во время готовки руки сами иногда тянутся добавить щепотку того, плеснуть капельку другого, снять минуты на три с огня и снова вернуть. Это надо чувствовать. Чуять в едва уловимых оттенках плывущего над сковородой или кастрюлей запаха. И уметь слушать эту чуйку.
Мои миньоны поначалу кривили лица, когда я отправляла их в огород с травами, помогать старенькой симпатичной даме, заведовавшей этим богатством. Еще бы, разжалование из кухонных служек в огородные им не могло понравиться, и так парни с трудом отбивались от дразнилок разной степени злобности. Всем в нашем беспокойном хозяйстве уже стало понятно, что мое положение наособицу и ночевки в блошином сарае долго не продлятся, но тем больше народ, которому не повезло, возмущался. А Силье довольно умело, надо отдать ему должное, подогревал это недовольство.
Нам пришлось всей компанией перебраться в дальний угол барака, там дуло из множества узких окошек, а еще было почему-то больше всего блох, но зато ни одной заразе ночью было не подобраться незаметно. Только пришлось решать проблему геноцида насекомых. Мы целый вечер дружно таскали с кухни ведра с кипятком и ошпаривали старые доски пола и камни стен отваром полыни, ходили на господскую конюшню и за пару моточков «сладкого облака» выменивали у конюхов свежую солому, перемешивали ее опять же с полынью, зашивали в мешковину, но обзавелись одним большим общим тюфяком, в котором не было ни одной шестиногой твари.
Кто бы знал, сколько было нытья и попыток бунта в процессе! Хорошо хоть, с этим диким стадом пацанов работало основное правило вожака: командует не самый сильный, а самый уверенный. Тот, кто не сомневаясь раздает команды и подзатыльники, тот, кто имеет четкую цель и сам идет туда напролом.
Да, по результатам спора с герцогом Раймоном я рассчитывала перебраться совсем в другие условия. Но это когда будет? И будет ли вообще? Лучше подстраховаться и с самого начала жить как человек, а не как блохастая шавка.
Тот еще был квест — приучить свое упертое стадо ослят к гигиене. Мыться каждый день — причем не размазать грязь по физиономии слегка влажными лапами, а нормально умываться и оттирать руки. Вычищать грязь из-под ногтей, коротко стричь их (с последним я и сама замучилась, маникюрных ножниц тут не водится, и местные обходятся специальным маленьким ножом, жуть неудобно и опасно). Мыть уши, шеи и головы в целом хотя бы раз в три дня (мыльный корень с огорода доброй старушки очень пригодился). Стирать свою одежду. А впереди был мною запланирован большой банный день, и я себе весь мозг сломала, как пацанов заставить выкупаться, а самой при них не раздеваться.
Глава 25
— С ума, что ли, сошел?! — с искренним ужасом выдал Лиу, косясь на полную горячей воды старую поилку для лошадей, которую он же получасом раньше притащил в тот самый уже почти лишившийся бурьяна и полыни закут между бараком и крепостной стеной. — Кто тебя таким ужасам научил, голяком и целиком в воду лезть?! Хочешь заболеть и умереть?! Или, того хуже, стать этим...
— Так, судя по всему, вас туда придется силой запихивать, — недовольно констатировала я. — Стеснительные какие нашлись… Чего приседаете, никто ваши прелести не похитит! — это я специально для рыжего и его ближайшего дружка со смешным именем Пух. Эти двое боялись воды больше всех и теперь пятились на полусогнутых, явно намереваясь задать стрекача. — Стоять! Вот так... Вы же не девицы на выданье!
— И не эти… — резонно возразил Лиу. — Как их… вот нахватался в папашином трактире ерунды, теперь нормальных парней совращаешь! Сразу видно, в порту ваша обжираловка была, там все бесстыжие и от иноземцев плохому ученые. Голыми только постельные мальчишки восточных купцов моются, те, которых там в каждом гареме по десятку! А мы честные ребята и…
— Ты сейчас на что намекаешь? — сладко-сладко улыбнулась я, уперев руки в боки. — На то, что я пытаюсь сделать из вас свой гарем?
— Э… — Лиу от такой моей улыбочки тоже отступил на пару шагов. — Ну… нет… но…
— Бес с вами, стеснительные девственники, — уже откровенно глумилась я, про себя ухохатываясь, а еще довольно потирая лапки. Ну да, мне и самой раздеваться страсть как неохота. Если я уговорю контингент лезть в корыто прямо в штанах и рубахах — не страшно, и сами вымоются, и одежда чище станет. И мой секрет в целости. — Раз вы такие невинные и целомудренные, будете мыться не раздеваясь. Показываю один раз!
И, сбросив только сапоги, смело полезла в поилку.
Парни смотрели на этот цирк квадратными глазами. А я вдруг вспомнила кадр из какой-то старой передачи про путешествия. Там показывали некую реку в некоем месте мира, где раскосое население про цивилизацию было в курсе, но руками еще не щупало. И вот там мальчишка, выменявший у иностранных моряков в порту связку бананов на кусок мыла, входил в зеленоватую воду прямо в одежде и начинал усердно мылиться прямо поверх штанов и рубахи. Он так рьяно растирал по себе пышную розоватую пену, что скоро превратился в немного подтаявшего земляничного снеговика. А потом нырнул в реку с головой и вынырнул чистый-прополосканный от кучерявой коротко стриженной макушки до мешковатых штанов.
Ну что… отвар мыльного корня такой шикарной пены, конечно, не дает. Зато его у нас было целое ведро, и я, с головой окунувшись в поилку, выбралась обратно и напузырилась им от души. Потом заставила Лиу поливать меня из ведра. Потом, уже почти чистенькая, снова нырнула с головой. И финальным аккордом — ускакала за сшитую из дюжины разномастных мешков занавеску, натянутую между углом барака и держалкой для факела, торчавшей из стены.
Из-за занавески выбрался к миньонам совсем другой Юль. Чистый, причесанный лошадиным гребнем, который я выменяла на пару блинчиков, в свежем костюме из все той же мешковины. Собственно, «костюм» — громко сказано. Один мешок с дырками для головы и рук — туника, другой раскроен в примитивные штаны на веревочке. А что? Не ходить же в мокром. Пока старая одежка сохнет — и так сойдет.
— Порядок действий понятен? — спросила я, натягивая сапоги. — Сами или вас силком макать? И мыть, как маленьких?
— Псих! — убежденно выдал Лиу, глядя на меня странными глазами. Остальные тоже пялились, но хоть больше не пятились.
— А кто вам виноват? — пожала плечами в ответ. — Сам выбрал, с кем на лук спорить. Вот теперь первый лезь в корыто. Костюмчик на смену за занавеской. Сразу переоденешься, вот и не заболеешь.
Господин Жуй, кстати, не протестовал и не пытался припахать мальчишек выполнять другую работу. Кажется, ему самому было очень любопытно, что из всего этого выйдет. А вот другие повара и поварята уже потихонечку начинали роптать. Точнее, взрослые дядьки только фыркали, а вот у молодежи тон задавал Силье. И этот старался на всю катушку.
— Что, братик, после ночевки на соломе опустился до того, что гнилую капусту чистить заставляют? — подлез он к Лиу, сосредоточенно шинковавшему кочан. Я над ним бдила долго и нудно, показывая, как держать нож и сдвигать пальцы, чтобы получилось именно то, что мне нужно. — Твой «мастер», — Силье это слово так произнес, что сразу был понятен весь скептицизм и все пренебрежение к самозванцу, — решил кормить их светлостей козьей едой вместо нормального обеда?
Я со своего места видела, как покраснели уши у блондина и как расширились глаза. Он еще кромсал капусту (но уже крупнее, чем нужно), еще держался, но явно из последних сил.
Эх, назвался миньоновладельцем — полезай в кузов. В смысле — спасай.
— Я так понимаю, это камень в очаг господина Жуя? — Творить слоеное тесто было удобнее за другим столом, но я взяла доску, скалку и миску с маслом, разом перетаскивая добро к своему капусторезчику. Раз уж он самый уязвимый.
— Это еще при чем? — надменно задрал нос Силье, глядя на меня сверху вниз, как тапок на таракана.
— У хорошего хозяина гнилой капусты на кухне не водится, — пожала я плечами. — А раз ты выискиваешь и все же углядел, значит, не доверяешь господину Жую.
Вокруг послышались смешки, уши Лиу вернули нормальный цвет, и он снова стал смотреть на свои руки, нарезая капусту тонкой соломкой. А вот Силье не сразу нашелся что ответить, может быть, потому, что упомянутый господин Жуй оторвался от куропатки, которую он фаршировал смесью чернослива и специй, и многозначительно сказал:
— Кхм.
Я в очередной раз раскатала тесто в тонюсенький слой и смазала его маслом, перед тем как свернуть в рулон, а недовольный Силье так и не придумал, какую бы еще сказать гадость. Поэтому просто фыркнул и ушел в другой конец кухни. Вот и умничка, вот и молодец. У меня и без него забот хватает.
Тут ведь проблема-то в чем? Супы готовить местные не умеют от слова «совсем». Та похлебка, которой потчуют высшую знать, ну, как бы… куски каких попало частей очередного несчастного животного, плавающие в жирном клейстере, — это потолок. Не спорю, сытно и, если бухнуть туда побольше чеснока, даже съедобно. Но…
И вот тут главное — не переборщить. Даже с борщом, которым я и задумала шокировать светлостей. Все же слишком непривычный вкус может отпугнуть. Поэтому за целый прием пищи не стоит подсовывать клиенту больше одного нового блюда — это правило хорошего повара. У меня сегодня будет тот самый борщ. А к нему опять же сливки вчерашние, загустевшие, вместо сметаны, обязательно ржаной, тонко нарезанный хлеб, который я чуть подсушила и подрумянила на чугунном дне сковороды и натерла чесноком с солью, и малюсенькая стопочка настойки, которую я после долгих раздумий все же постановила считать водкой. В таких дозах для пищеварения полезно, особенно учитывая, что пиво они тут привыкли хлестать вместо воды. Воду почти никто не пьет, потому что кипятить не догадывается, а сырая здешняя — это тот еще бульон из бактерий. Связь между сырой водой и диареей местные вполне улавливают. Про канализацию, правда, не в курсе, хотя как раз в замке с туалетами более-менее нормально. Имеются специальные помещения с выгребными ямами, которые регулярно чистят. Ну и ночные горшки никто не отменял.
Через две свечи после полудня на синем подносе с бронзовыми звездами стояла супница с борщом в окружении всего, что к тому борщу положено; блюдо с двумя пирогами: капустник с мясом и бельгийский штрудель; маленькая розетка с хитро наструганным салатом из редьки; ваза с настоящим мясным холодцом (пришлось ставить на ледник, чтобы ко времени застыл) в окружении соусников с уксусом и горчицей.
По местным меркам слегка простовато и маловато, здесь принято подавать в обед шесть-семь блюд. Но тут мое поварское чутье говорило четко: пусть сначала съест что дали. Потому как если не лопнет — уже, считай, повезло.
— Бери второй поднос и пошли, — скомандовала я Лиу. Таскаться по лестнице грузовым верблюдом мне надоело.
Глава 24
— Это что? — Полынная светлость недоверчиво сунул нос в фарфоровую супницу. — Почему он красный? Зачем ты вообще сварил салат? Это твоя знаменитая кухня? Что-то…
— Вы вместо того, чтобы бухтеть, попробуйте сначала, — хмыкнула я, ловко наливая борщ в глубокую тарелку и выкладывая туда же кусочек сочной грудинки. — Да нет! Погодите. Я покажу как.
Добавила сливок, насыпала прямо в тарелку мелко нашинкованной зелени, положила давленого чеснока, вручила герцогу в одну руку ложку, в другую стопочку перцовой настойки и велела:
— Залпом, а потом сразу закусывайте!
— Покомандуй мне тут еще, — отозвалась скептическая полынь и понюхала спиртное. Герцог с сомнением покосился на тарелку, но все же решился и опрокинул стопку.
— Х-ха…
— Быстро закусывайте, быстро! Во-о-от! И гренку. Ага… Ну? Если скажете, что это плохо, как есть соврете, ваша светлость!
— Ух-х-х… — выдавил Раймон, покосился на меня непонятно и… как начал наворачивать борщ!
Я отошла на пару шагов и любовалась этой картиной, словно великий художник бесценным полотном собственной работы. Нет, а что? Так и есть. Лопает же, лопает! Аж за ушами трещит!
Когда тарелка опустела, мне задали один-единственный вопрос:
— Еще есть?
— Да вон, целый горшок, — хмыкнула я. — Сейчас налью. Но вы не увлекайтесь, ваша светлость, у меня не только супы вкусно получаются.
— Его светлости Джейнсу ты тоже объяснил, как правильно начинать трапезу? — об этом герцог спросил, только когда тарелка во второй раз показала дно.
— Не-а, не успел. Я к нему вообще помощника отправил… с инструкциями. Но не знаю, будет ли его светлость слушать. Если нет, ну… сам как-нибудь разберется.
Раймон хитро ухмыльнулся и откинулся на спинку кресла. Снял медный колпак с очередного блюда и обнаружил там застывший в форме холодец.
— Фу, — скривился он. — Вот это точно невозможно сделать вкусным. Лекари придумали, что оно полезно для суставов, но мне о них думать рано. Забери.
— О суставах думать никогда не рано, — заупрямилась я. — А ваши лекари просто готовить не умеют. И есть его тоже надо по-особенному. Так, берите ложку. Во-от… теперь немного горчичного соуса, чуть-чуть чеснока и капельку уксуса. Пробуйте.
— Сладкое желе с чесноком? Бр-р-р!
— Не «бр-р-р». Вы обещали!
— А ты не обнаглел?! Я не обещал давиться всеми твоими придумками. Я вообще кто тут, герцог или хвост собачий?
— Испугались холодца? Ну-у-у… тогда не знаю. В смысле, насчет герцога и этого… что вы сказали.
— Чтоб тебе провалиться, дерзкий мальчишка! Ладно, одну ложку. Не понравится — выверну эту дрянь тебе за шиворот и еще по заднице наподдам!
— Ха.
— Ты обнаглел просто до нево… хм. Хм.
Короче говоря, пироги он лопал, уже не препираясь. И к концу обеда выглядел слегка осоловелым — объелся. Ну что поделать, это уже профессиональный риск каждого дегустатора, который со мной работает.
Шел пятый день нашего с герцогом «спора». Их светлости помимо борща и холодца уже продегустировали несколько особо изысканных направлений кавказской кухни, оценили печенные на решетке овощи как приправу к любому мясу и более-менее согласились со мной в том, что селедка в сладком пироге с черносливом — не совсем то, что друг другу подходит. Изыски местной кулинарии даже меня, привычную ко всякой экзотике, иногда вгоняли в дрожь, а местные ничего, так и лопали клубнику с рыбой. Морщились, правда, — мол, полезное блюдо, но...
Я приучала светлостей постепенно, начиная с простых вкусов, старательно не смешивая сладкое-острое-кислое. Потом начала играть с доступными специями. Дорогущих привозных мне по-прежнему не особо давали, а я в пику всем скрягам уже и не просила. Если постараться, в маленьком дворике, предназначенном специально для выращивания разных съедобных и лекарственных трав, можно было найти уйму интересного.
Розмарин вообще нашелся на грядке, а это ведь один из столпов изысканного вкуса. Мята, базилик, кинза-укроп-петрушка — о них и говорить нечего. А вот, например, то, что дорогой южный тимьян вполне можно заменить самым обычным чабрецом из придорожной канавы, знают не все. Отсутствие семян аниса или вовсе экзотического фенхеля успешно компенсирует простецкий бадьян. А, скажем, аир болотный? Сорень-трава, пакость и бесполезина. Вот только эта пакость может спасти там, где корень имбиря стоит золотом по весу. И растет не только в болоте, но и вдоль забора за конюшней, там, где купают лошадей.
Короче говоря, знания — сила. А еще важно применять их в меру. И тут тонкость одна: хороший повар может записать пошаговый рецепт, разложив его даже по временной шкале. Но нечто неуловимое всегда будет присутствовать и отравлять жизнь подражателям.
Интуиция называется. Я словами не объясню, почему во время готовки руки сами иногда тянутся добавить щепотку того, плеснуть капельку другого, снять минуты на три с огня и снова вернуть. Это надо чувствовать. Чуять в едва уловимых оттенках плывущего над сковородой или кастрюлей запаха. И уметь слушать эту чуйку.
Мои миньоны поначалу кривили лица, когда я отправляла их в огород с травами, помогать старенькой симпатичной даме, заведовавшей этим богатством. Еще бы, разжалование из кухонных служек в огородные им не могло понравиться, и так парни с трудом отбивались от дразнилок разной степени злобности. Всем в нашем беспокойном хозяйстве уже стало понятно, что мое положение наособицу и ночевки в блошином сарае долго не продлятся, но тем больше народ, которому не повезло, возмущался. А Силье довольно умело, надо отдать ему должное, подогревал это недовольство.
Нам пришлось всей компанией перебраться в дальний угол барака, там дуло из множества узких окошек, а еще было почему-то больше всего блох, но зато ни одной заразе ночью было не подобраться незаметно. Только пришлось решать проблему геноцида насекомых. Мы целый вечер дружно таскали с кухни ведра с кипятком и ошпаривали старые доски пола и камни стен отваром полыни, ходили на господскую конюшню и за пару моточков «сладкого облака» выменивали у конюхов свежую солому, перемешивали ее опять же с полынью, зашивали в мешковину, но обзавелись одним большим общим тюфяком, в котором не было ни одной шестиногой твари.
Кто бы знал, сколько было нытья и попыток бунта в процессе! Хорошо хоть, с этим диким стадом пацанов работало основное правило вожака: командует не самый сильный, а самый уверенный. Тот, кто не сомневаясь раздает команды и подзатыльники, тот, кто имеет четкую цель и сам идет туда напролом.
Да, по результатам спора с герцогом Раймоном я рассчитывала перебраться совсем в другие условия. Но это когда будет? И будет ли вообще? Лучше подстраховаться и с самого начала жить как человек, а не как блохастая шавка.
Тот еще был квест — приучить свое упертое стадо ослят к гигиене. Мыться каждый день — причем не размазать грязь по физиономии слегка влажными лапами, а нормально умываться и оттирать руки. Вычищать грязь из-под ногтей, коротко стричь их (с последним я и сама замучилась, маникюрных ножниц тут не водится, и местные обходятся специальным маленьким ножом, жуть неудобно и опасно). Мыть уши, шеи и головы в целом хотя бы раз в три дня (мыльный корень с огорода доброй старушки очень пригодился). Стирать свою одежду. А впереди был мною запланирован большой банный день, и я себе весь мозг сломала, как пацанов заставить выкупаться, а самой при них не раздеваться.
Глава 25
— С ума, что ли, сошел?! — с искренним ужасом выдал Лиу, косясь на полную горячей воды старую поилку для лошадей, которую он же получасом раньше притащил в тот самый уже почти лишившийся бурьяна и полыни закут между бараком и крепостной стеной. — Кто тебя таким ужасам научил, голяком и целиком в воду лезть?! Хочешь заболеть и умереть?! Или, того хуже, стать этим...
— Так, судя по всему, вас туда придется силой запихивать, — недовольно констатировала я. — Стеснительные какие нашлись… Чего приседаете, никто ваши прелести не похитит! — это я специально для рыжего и его ближайшего дружка со смешным именем Пух. Эти двое боялись воды больше всех и теперь пятились на полусогнутых, явно намереваясь задать стрекача. — Стоять! Вот так... Вы же не девицы на выданье!
— И не эти… — резонно возразил Лиу. — Как их… вот нахватался в папашином трактире ерунды, теперь нормальных парней совращаешь! Сразу видно, в порту ваша обжираловка была, там все бесстыжие и от иноземцев плохому ученые. Голыми только постельные мальчишки восточных купцов моются, те, которых там в каждом гареме по десятку! А мы честные ребята и…
— Ты сейчас на что намекаешь? — сладко-сладко улыбнулась я, уперев руки в боки. — На то, что я пытаюсь сделать из вас свой гарем?
— Э… — Лиу от такой моей улыбочки тоже отступил на пару шагов. — Ну… нет… но…
— Бес с вами, стеснительные девственники, — уже откровенно глумилась я, про себя ухохатываясь, а еще довольно потирая лапки. Ну да, мне и самой раздеваться страсть как неохота. Если я уговорю контингент лезть в корыто прямо в штанах и рубахах — не страшно, и сами вымоются, и одежда чище станет. И мой секрет в целости. — Раз вы такие невинные и целомудренные, будете мыться не раздеваясь. Показываю один раз!
И, сбросив только сапоги, смело полезла в поилку.
Парни смотрели на этот цирк квадратными глазами. А я вдруг вспомнила кадр из какой-то старой передачи про путешествия. Там показывали некую реку в некоем месте мира, где раскосое население про цивилизацию было в курсе, но руками еще не щупало. И вот там мальчишка, выменявший у иностранных моряков в порту связку бананов на кусок мыла, входил в зеленоватую воду прямо в одежде и начинал усердно мылиться прямо поверх штанов и рубахи. Он так рьяно растирал по себе пышную розоватую пену, что скоро превратился в немного подтаявшего земляничного снеговика. А потом нырнул в реку с головой и вынырнул чистый-прополосканный от кучерявой коротко стриженной макушки до мешковатых штанов.
Ну что… отвар мыльного корня такой шикарной пены, конечно, не дает. Зато его у нас было целое ведро, и я, с головой окунувшись в поилку, выбралась обратно и напузырилась им от души. Потом заставила Лиу поливать меня из ведра. Потом, уже почти чистенькая, снова нырнула с головой. И финальным аккордом — ускакала за сшитую из дюжины разномастных мешков занавеску, натянутую между углом барака и держалкой для факела, торчавшей из стены.
Из-за занавески выбрался к миньонам совсем другой Юль. Чистый, причесанный лошадиным гребнем, который я выменяла на пару блинчиков, в свежем костюме из все той же мешковины. Собственно, «костюм» — громко сказано. Один мешок с дырками для головы и рук — туника, другой раскроен в примитивные штаны на веревочке. А что? Не ходить же в мокром. Пока старая одежка сохнет — и так сойдет.
— Порядок действий понятен? — спросила я, натягивая сапоги. — Сами или вас силком макать? И мыть, как маленьких?
— Псих! — убежденно выдал Лиу, глядя на меня странными глазами. Остальные тоже пялились, но хоть больше не пятились.
— А кто вам виноват? — пожала плечами в ответ. — Сам выбрал, с кем на лук спорить. Вот теперь первый лезь в корыто. Костюмчик на смену за занавеской. Сразу переоденешься, вот и не заболеешь.