Безумие. Уехать черт знает с кем, бросив все?

«Что я такого бросаю, о чем могла бы пожалеть?»

— Понимаешь, это все — подделка, — вдруг сказал он. — Может, тебе и кажется, что оно настоящее… Но нет. Только не для тебя. Ты же вообще не отсюда. Сама разве не замечаешь?

— Слушай! — Я наклонилась к нему, заговорила тихо и зло. — Слушай сюда. Ты ничего обо мне не знаешь! Понял? Кто ты такой, чтобы вот это все?.. Кто тебе разрешил?

— Я — Кирилл, — сказал он. — Вон «Ауди». Если тебе что-то не понравится, ты в любую минуту сможешь уехать. Там машина ходит до райцентра… Но тебе понравится.

Я подумала, что он говорит со мной точно так же, как я — с дядей Пашей при первом знакомстве. И с той же уверенностью.

— Ты мне уже не нравишься, — сказала я.

Но это была неправда.

— А вот ты мне — очень.

Он взял мою ладонь. Пальцы у него были сухие и теплые.

«Месяцем раньше или позже, тебе все равно придется отсюда сбежать».

— Эй, ты! — раздался оклик.

Ко мне направлялась Оксана, пыша яростью. Отчего-то ее взбесило, что незнакомый парень держит меня за руку. Я никогда не видела ее в таком состоянии; клянусь, если бы вокруг не было свидетелей, она врезала бы мне — это явственно читалось на ее побагровевшей физиономии, выглядевшей как тестяной ком, по которому симметрично размазали два пятна кетчупа. И дело было не в том, что я кого-то не обслужила.

— Ты, мать твою, что здесь устраиваешь… — Хозяйка схватила меня своей огромной пятерней чуть выше локтя, забормотала мне на ухо. На нас стали оборачиваться. — Тебя, шалашовку, подобрали, отмыли, а ты — тощей жопой перед мужиками вилять? На кухню пошла!.. Сучье племя!

Я взяла со стола грязную вилку и несильно ткнула ей в руку. Оксана охнула и отшатнулась.

Я обернулась к Кириллу:

— Мне нужно пять минут.

Но потребовалось не больше трех. Краски, мастихин, мольберт, карандаши… Флакончик «Ландыша». Кажется, все. Я вышла с пакетом в одной руке, с рюкзаком в другой. В той самой футболке с цветастой оборкой, в которой работала первые дни.

Кирилл ждал возле машины. Я села на переднее сиденье и принюхалась.

Пахло кожаным салоном. А еще — пыльной дорогой и ранним летом.





Глава 2





Сыщики


В квартире был бардак. Раз-бросанные вещи Сергея Бабкина не смущали — за время оперативной работы он повидал такие жилища, где нужно было пробираться в темноте, точно крот, по узким норам, ведущим сквозь спрессовавшиеся груды хлама.

Но там не было попугайчиков.

А здесь были.

Один, увидев вошедшего в комнату Бабкина, сразу закричал и больше уже не замолкал. Второй, оценивающе скосив на Сергея круглый глаз, принялся вышвыривать ему под ноги опилки и что-то похожее на помет.

Бабкин никогда не держал попугаев. Он и представить не мог, что эти птички размером со сливу могут издавать звуки такой громкости.

— Чего он орет?

— Я, когда тебя в первый раз увидел, тоже орал, — сказал Илюшин.

Макар стоял, сунув, по обыкновению, пальцы в карманы джинсов, и с любопытством осматривался.

— Минуточку! — прокричали из коридора. — Буквально минуточку, я уже иду!

Но сначала в комнату влетели две лохматые собаки и с громким лаем кинулись на Бабкина и Илюшина. Один из псов запрыгал перед Сергеем, пытаясь облизать ему лицо.

— Я ему сейчас шею сверну, — сквозь зубы процедил Бабкин.


— Не надо, — сказал Илюшин, ловко уклоняясь от своего. — Это лабрадор или помесь. Они добродушные, местами до идиотизма.

— У него воняет из пасти.

— Джоки! Шерлок! Фу, фу!

Следом за собаками вбежал хозяин. Попугаи завопили еще пронзительнее.

— На место! На место! Нельзя, я кому сказал!

Бабкин отметил про себя, что собаки слушаются владельца не больше, чем попугаи. Вся эта суматоха начала его утомлять. Илюшин откровенно веселился.

«Надо было настоять, чтоб этот растяпа сам к нам пришел». Но потенциальный клиент требовал, чтобы они осмотрели комнату его пропавшей жены, и Макар решил не разбивать знакомство на две части.

От Джока и Шерлока удалось избавиться только при помощи парня лет двадцати, бесцеремонно вытащившего обоих за шкирку.

— Это наш младший, Евгений, — вслед ему с гордостью сказал запыхавшийся хозяин. — Присаживайтесь, пожалуйста. — Огляделся, охнул. — Нет, минуточку! Сейчас, сейчас…

Он засуетился, пытаясь освободить места. Уронил со стульев стопки книг, разбросанную по дивану одежду сгреб в охапку и растерянно застыл, вертя головой по сторонам.

— Без Танечки совершенно не понимаю, куда все это… Как со всем этим справиться… Жека! Жека! — закричал он. — Помоги же мне скорее!

Бабкин изумился, представив, что сейчас вернется лабрадор. Однако на крик неторопливо пришел, что-то жуя, тот же парень, забрал белье и скрылся. Клетки с орущими птицами хозяин сам вынес в коридор.

Сергей наконец-то присел на диван и спокойно вздохнул. Благословенная тишина… Как они живут в таком гвалте?

— Беспалов, Павел Семенович, — зачем-то заново отрекомендовался клиент, ерзая на стуле. — А это — супруга моя, Танечка…

Он протянул им семейный потрет в рамке. Кроме Павла Семеновича, Жеки, Джока, Шерлока и еще одного юнца, с фотографии устало смотрела широкоплечая женщина со старомодной укладкой и одутловатым лицом.

Бабкин еще раз взглянул на хозяина.

Бородка. Животик. Очки. Вялые пухлые ручки, лежащие на коленях. Внешность обманчива, сказал он себе, нельзя исключать, что именно этими самыми ручками Павел Семенович расчленил супругу Танечку и вынес в мусорных пакетах из квартиры.

Обратился бы он тогда к частным сыщикам?

Не исключено.

— Расскажите, пожалуйста, с самого начала, — попросил Илюшин.

— Двадцать пятое мая. Да. Мая. Я проснулся утром — а ее нет. Просто нет! Исчез человек! — Он всплеснул руками.

«Плохое вступление».

Бабкин вспомнил семейную пару в Греции: муж вышел искупаться ранним утром перед завтраком, пока жена спала, вернулся в номер и обнаружил, что все вещи на месте, а комната пуста. Тяжкое было расследование, что бы там ни говорил Илюшин.

— Записка? — уточнил Макар.

— Нет, вообще ничего!

— Во сколько вы проснулись?

— Ну… по выходным я обычно поднимаюсь около двенадцати… И накануне я рано лег, но слышал, как Танечка вернулась с работы. Она заглянула в спальню, пожелала мне спокойной ночи, потом гремела на кухне посудой… Я задремал, так что не знаю, во сколько она пришла спать… Около полуночи, может быть.

— Вы уверены, что ваша жена ночевала дома?

— Абсолютно! Она, видите ли, постоянно будит меня, когда я храплю, и той ночью будила трижды. — В его голосе зазвучали обиженные нотки. — А ведь в моем возрасте уже тяжело засыпать, когда проснулся среди ночи!

— Сыновья видели ее утром? — спросил Бабкин. Все, что говорил Беспалов, он заносил в небольшой блокнот.

Тот замахал руками:

— Жека и Жора спят часов до двух, до трех! Мы все проснулись, поели… Да, собственно, — тут он сконфузился, — не сразу и спохватились. Поняли только по собакам…

— По собакам? — переспросил Илюшин.

— Да. Они скулили, просились на улицу, а потом Шерлок сделал лужу в коридоре. Тут мы с мальчиками поняли, что мамуля не вывела их с утра. Кинулись ей звонить — а телефон недоступен.

Илюшин стал задавать традиционные вопросы об отношениях в семье, о привычках исчезнувшей женщины, о ее здоровье, о друзьях и работе. «Заместитель начальника планово-экономического отдела… — быстро записывал Бабкин. — Женаты двадцать пять лет… Подруг нет, досуг проводит с семьей… Машину не водит. Родители живут в Обнинске, приезжает к ним дважды в год на праздники».

На вопрос об увлечениях Беспалов живо закивал:

— Как же, как же! Танюша очень любит готовить!