– Да…

– Боюсь, что только связать и увезти силой, – вздохнул Массимо. – И то вырвется и удерет обратно. Еще и вас убить попытается.

– А тут он все равно погибнет. Я матери обещал позаботиться о младших!

– Тогда сначала хоть одного спасите, а второго позднее. И тьерину надо будет вытаскивать, тоже сколько сил понадобится.

Луис только вздохнул.

– Ты прав.

И с удвоенной энергией принялся копаться в бумагах предстоящего Эльнора. Мародерство?

Вот еще! Уж Эрико эта сволочь по гроб жизни теперь должна. А ему, Луису… Это не грабеж! Это – военный трофей!





* * *


Эттан Даверт медленно ехал по улице.

Он любил этот город и вдвойне любил его, став полновластным хозяином Тавальена.

Любил белые камни домов и серые мостовые, любил чахлую зелень палисадников и красные черепичные крыши. Любил болезненным чувством собственника, происходящим из юности, когда Тавальен с насмешкой смотрел на нищего мальчишку Даверта. А сейчас – каково?

Кто тут хозяин?

То-то же…

А скоро равных ему вообще не останется. И это тоже правильно. Он – Преотец, его слово должно быть законом, а наглый магистр…

Опять же за столько лет в закромах у змееборцев скопилось много всего интересного, полезного и ценного, что должно принадлежать ему. А магистр Шеллен нагло распоряжается его, Эттана, имуществом, как своим собственным.

Скоро, уже очень скоро.

Конь Эттана взвился на дыбы, и Преотец едва не вылетел из седла. Гвардейцы помогли. Вовремя удержали скотину под уздцы, подхватили магистра…

Из переулка на белой лошади вылетела очаровательная всадница. Вылетела – и затормозила, словно наткнувшись на стену, но сумятицу она уже внесла.

Гвардейцы заслонили Эттана, обнажили клинки…

– Нет!

Эттан говорил негромко, но очень властно. И его услышали.

– Мечи в ножны! Все успокоились.

– Благодарю вас!

Всадница поглядела на Эттана своими громадными глазами. Бархатисто-карими, теплыми, ясными, и мужчина невольно улыбнулся. Разве можно быть строгим с такой очаровательной девушкой?

Никак нельзя.

– Простите, о-ох… Преотец!

Эттан чуть склонил голову, признавая, мол, да, это он.

– О, простите меня, пресветлый, я не хотела, я случайно, просто Марлона у меня всего пару месяцев…

Девушка тараторила и тараторила, из-под кокетливой шляпки выбились огненно-рыжие локоны, и вообще она была удивительно похожа на белочку. И живым своим личиком, и громадными глазами, и даже повадками, и Эттан вдруг поймал себя на мысли, что не прочь бы покормить эту «белочку» орешками.

– Все в порядке, госпожа?..

– Лиона. Тьерина Лиона Альенсе.

– Тьерина Лиона, вы должны пообещать мне не летать так по городу. Вы могли пострадать…

О том, что кто-то мог и просто попасть под копыта коня, Эттану в голову не пришло. Подумаешь, простолюдины? Да кого они интересуют? А вот тьерина…

С места встречи Эттан уезжал, получив клятвенное обещание скорой встречи. Например, на загородной прогулке. И даже не подозревал, что тьерина Лиона отличная наездница.


Просто…

Преотец – завидная добыча.

Вальеры Тессани больше нет, препятствие устранено, так почему бы и не подсуетиться, раз уж получилось? Разогнать лошадь, увидев кортеж Преотца, вовремя остановить ее, изобразить испуг…

Тьерина Лиона осознавала силу своей привлекательности и собиралась перевести ее в звонкую монету. Или драгоценные камни – почему нет? Пусть Преотец сделает подарок красивой девушке…

А там – посмотрим?





Семейство Арьен


– Ну здравствуй, сестренка.

Эдмон крепко обнял Альетту, как когда-то, уходя из дома, и ощущая напоследок родное тепло. Поцеловал в щеку, отмечая про себя, что сестра хоть и выглядит достаточно молодо, но обзавелась и морщинками в уголках рта, и кругами под глазами…

Время?

Оно мало кого красит, но тут не годы виной. Раздор в семье страшнее старости.

– Братик… я так рада.

Альетта уткнулась носом в плечо брата и на миг замерла.

Эдмон.

Старший, любимый, все понимающий и знающий, братик, в глазах которого плескалось Море, а душа рвалась куда-то к неизведанному. Единственный, кого она по-настоящему любила из всей семьи.

Эмисса была глупой, Амедей жадным и вредным, а родители… они были замечательными, но никогда не понимали ее до конца. Так тоже бывает. Альетта подозревала, что и ее дети хотя и любят маму, но считают безнадежно отсталой. И старалась не давить на молодежь – благодарнее будут.

Прошло немало времени, прежде чем родные оторвались друг от друга, и Альетта повела рукой.

– Садитесь.

Эмиль уже устроился в кресле и лопал засахаренные фрукты. Тетка смотрела на него с любовью.

– Твой старший?

– Есть еще Кати, но она дома, с матерью. Маританки не любят покидать свой остров. А твои?

– Старший сейчас в Тавальене, они с отцом торгуют, он и поехал представителем, средний в страже служит, уже до капитана дорос, а младший решил податься в религию. Служителем будет.

Альетта пожала плечами. Брат и так все знал, письмами они продолжали обмениваться все эти годы. Но вежливость диктовала свои правила. Наконец формальные расспросы были окончены, и она, вздохнув, перешла к делу.

– Эдмон, ты должен вернуться.

– Ты писала, но я толком не понял, что случилось, – нахмурился мужчина.

– А что тут непонятного? – Альетта смотрела грустно. – После смерти отца матери стало плохо. Она сейчас у себя, и я надеюсь…

– Конечно, я ее навещу.

Альетта кивнула.

– Понимаешь, мне от родителей ничего не надо. Я в жизни хорошо устроилась…

Эдмон понимающе кивнул. Альетта вышла замуж за отличного парня, купца, получила приданое, муж удачно вложил его в дело, раскрутился, и ей хватало с лихвой. И детям, и внукам останется. А вот у брата с сестрой дело обстояло не так блестяще.

Эмисса долго выбирала, гордясь своей красотой, и наконец выбрала тьера, очень красивого, но безземельного и откровенно безденежного. Красотой же сыт не будешь, так что тьерина откровенно попрошайничала у родителей.

Вложить деньги в дело?

Получить прибыль?

Что вы, это так… неблагородно!

Амедей же…

В свое время младший брат дико завидовал Эдмону, а оставшись единственным, окончательно распоясался. Отца все же подкосил уход первенца, а Амедей еще подливал масла в огонь, вслух надеясь, что Эдмона в дальних краях постигнет печальная судьба. Когда же отец умер, Амедей заявил, что теперь все дела будет вести он. А мать… ну, доживет она свой век при нем, уж как-нибудь…