– Хорошо же… Господин Пушкин знал, что сваха ищет для Гаи Бабановой жениха из полиции?
– Нет, – твердо ответила тетушка. – Я никогда бы ему не сказала. А Капустина достаточно умна, чтобы не проболтаться.
– В таком случае, поступок мадам Бабановой объясняется просто: она чего-то боялась. И хотела, чтобы в доме был полицейский…
Агата Кристафоровна согласно кивнула:
– Чего-то, что может выплыть наружу. А тут зять-полицейский, который не даст делу хода. Чтобы себя не опозорить родством с убийцей… Ой… – Тетушка прихлопнула рот ладошкой, но слово уже вылетело.
– Вот именно! – провозгласила Агата, торжествуя. – Убийца жертвует дочерью, отдает ее полицейскому, чтобы иметь защиту… Убийца, которая страстно влюблена в графа Урсегова и ради этого пошла на…
– Убийство мужа, – закончила Агата Кристафоровна.
Они посмотрели друг на друга, будто только что открыли закон всемирного тяготения.
– Сразу за графа она не могла выйти, потому что Федор Козьмич наверняка сговорился с графом отдать ему Астру, – сказал Агата.
– А когда муж умер и мадам Бабановой стало нечего терять, она провела рокировку: графа – себе, Астру – Пушкину, – докончила тетушка открытие. – Но это только цветочки…
– А что будет, по-вашему?
– Авива Капитоновна не захочет жить как на горячей сковородке… Продаст дело и укатит со своим графом в Париж. Вдвоем они быстро спустят капитал. Пожалуй, в долги залезут… Чего доброго, бедняжке Гае Федоровне на приданое не хватит… Недаром ее без мужа оставили, предвидит Авива большие расходы…
От волнения, охватившего ее, Агата не могла сидеть, вскочила.
– В таком случае опасность для Астры имеет простейшую причину: она нашла что-то, что изобличает мать!
– Ой, миленькие мои! – выдохнула тетушка, сраженная ответом. – А Пушкин ничего не знает…
– И вот вам поворот с другой стороны: мадам Бабанова могла все подстроить. Я видела ее в салоне Вейриоль позавчера, когда погибла невеста, – распалялась Агата. – Убивая невест, она может готовить убийство дочери… Якобы «Клуб веселых холостяков» совершает дерзкие преступления… Она станет одной из многих… как жаль, что дочурка погибла, примеряя свадебное платье… Вот что нас ждет!
Агату Кристафоровну охватил такой страх, что она залпом выпила чашку чая.
– Алексею может грозить опасность… Такая фурия ни перед чем не остановится…
– Опасность грозит Астре! – крикнула Агата и бросилась в прихожую.
– Куда в вечернем платье! – закричала тетушка и побежала ловить неудержимую мадемуазель.
Чуть не силой остановив Агату, она отправила Дарью с запиской для портье «Славянского базара» – чтобы привезти дневное платье баронессы фон Шталь.
* * *
Явление постоянного гостя не столько обрадовало, сколько заинтриговало.
– Что, опять невеста? – спросил доктор, подавая Пушкину руку.
– Математическая система говорит, что убийства невест закончены, – последовал ответ.
Преображенского так и подмывало заглянуть в черный блокнот, в котором преступление было раскрыто при помощи таблицы и паутины. Но просить о такой любезности постеснялся. Даже дружба имеет свои границы.
– Так с чем пожаловали?
Пушкин что-то вынул из внутреннего кармана, но пока прятал в руках.
– Павел Яковлевич, достаточно изучили почерк письма женихов и записки из сумочки Юстовой?
– Изучил досконально, что позволило открыть маленький секрет, – не без гордости заявил доктор.
– Какой секрет?
– Письмо написано свежими чернилами, а записка давняя, может быть, месяц или два, не меньше. Ну как, для вашей системы такой факт – неожиданность?
Пушкин кивнул.
– Благодарю, что подтвердили гипотезу, – ответил он. – Чрезвычайно важный факт.
Преображенскому хотелось услышать взрыв восторгов, но и этим остался доволен.
– Почему спросили о почерке? – напомнил он.
Вместо ответа Пушкин выложил на стол записку к баронессе фон Шталь с мольбой о встрече сегодня вечером. Иначе жизнь графа Урсегова потеряет всяческий смысл. Рядом с посланием любви и страсти доктор положил письмо женихов и записку. Вооружившись лупой с ланцетом, он стал сравнивать буквы, чуть касаясь их острием. Пройдя по всем строчкам, отложил орудия криминалистики и повернулся к Пушкину.
– Могу дать гарантию около девяноста девяти процентов: везде рука графа. Система и это предсказала?
– Нет, – ответил Пушкин, кривя душой. – Большая неожиданность.
Чем доставил Преображенскому минутку торжества.
– Значит, вашей математике пока еще не обойтись без нашей криминалистики…
– Не обойтись, – согласился Пушкин и положил перед ним пару помятых бумажек, отданных ему Гаей Бабановой. – Про эти что скажете?
– Так, посмотрим, – с важностью профессионала ответил доктор и прочел вслух: – «С прискорбием вынуждены сообщить, что ваш жених, граф У. нынче в одиннадцатом часу утра имеет интимную встречу в салоне мадам Вейриоль с известной вам особой. Примите уверение в нашем совершеннейшем почтении. Не известные доброжелатели». Это что за гадость?
– Важно, чьей рукой написано, – ответил Пушкин. – Есть схожесть с другой запиской?
Доктор прочел совсем короткое сообщение:
«Милая Теряха! Прости меня сердечно, но планы мои изменились. Тебе не надо приезжать к ЖВ. Справлюсь сама. Обожаю тебя! Твоя Юза».
– Что за странные имена? – возмутился он, принимаясь за лупу и снова пользуясь ланцетом как указкой.
– Клички учениц пансиона мадам Пуссель…
Преображенский не ответил. Его внимание было отдано буквам. Наконец быстрое исследование завершилось, лупа улеглась на стол, выпуклая и чрезвычайно важная собой. Доктор был явно смущен или даже расстроен.
– Разный почерк? – спросил Пушкин, не понимая причины огорчения.
– Почерк один…
– Тогда в чем дело? Павел Яковлевич, даю слово: у меня нет скрытых от вас сведений.
Доктор ответил не слишком веселым взглядом.
– Простите, Алексей Сергеевич, наверное, у меня мало опыта или что-то путаю, чего-то не знаю в определении почерков…
– Говорите как есть. Полностью доверяю вам.
– Ну смотрите, сами напросились. – Доктор для уверенности прочистил горло. – Не сомневаюсь, что сами определили женский подчерк, дело нехитрое. Но это не все. Записки эти я бы назвал хорошей имитацией.
– Фальшивка?
– Нет, имитация: кто-то видел образцы и составил по ним обе записки. Только мужское написание прорывается. Не слишком опытный химик[22] состряпал. Как мне видится.
– Писал мужчина, – повторил Пушкин.
– Но в вашей системе и это учтено, не так ли?
– Совершенно новые сведения. Решение придется пересматривать.
Преображенский только руками развел.
– Уж простите, если разочаровал.
– Напротив, помощь ваша неоценима. – Тут Пушкин, как фокусник, достал пузырек с оторванной этикеткой и поставил перед доктором. Чем вызвал у него неподдельное удивление.
– Что, еще один нашли? Позвольте, но ведь это тот же самый… А что в нем налито? – Он стал рассматривать через темное стекло черную жидкость.
– Господин Бабанов пользовал для желудка настойку семейного рецепта.
– И что такого?
– 27 февраля сего года за большим обедом выпил эту настойку. После чего умер. Доктор поставил смерть от переедания блинами…
– Полагаете, его отравили?
– Ответ предстоит найти вам, Павел Яковлевич, – сказала Пушкин. – Проверьте, что там, кроме трав, может оказаться.
Преображенскому захотелось заняться опытом немедленно. Тем более появилась догадка, что можно растворить в настойке.
– Ну попробуем, – ответил он, рассматривая пузырек. – Вдруг получится…