- Теперь я скажу тебе последнюю фразу, - произнес мистер Томас. Он казался таким же свежим, как и в начале... Хотя «свежим», вероятно, не то слово, которое следует употреблять по отношению к покойнику. Однако его голос уже начал угасать. Правда, совсем чуть-чуть. - Потому что я всегда вставляю это предложение в финальную сцену, с самой первой книги. Это маяк, к которому я плыву.
- Последнее предложение на подходе, - сказал я маме.
- Слава Богу, - сказала она.
Мистер Томас поднял палец, как старый актер, готовящийся произнести свою большую речь.
- В тот день красное солнце зашло над опустевшим поселением, и вырезанное слово, которое озадачит поколения, засияло, словно обагренное кровью: КРОАТОН. Скажи ей, «кроатон» заглавными буквами, Джимми.
Я передал послание (хотя и не знал точно, что значит «обагренное кровью»), а затем спросил мистера Томаса, закончили ли мы. Как раз в тот момент, когда он сказал, что мы закончили, я услышал короткую сирену снаружи - два вуп и один бла.
- О Боже, - сказала Лиз, но не в панике; скорее, она этого ожидала. - Ну вот.
Она пристегнула значок к поясу и расстегнула куртку, чтобы его было видно. Потом она вышла за ворота и вернулась с двумя полицейскими. На них были куртки с нашивками полиции округа Уэстчестер.
- Черт с ними, с копами, - сказал мистер Томас, чего я совсем не понял. Позже, когда я спросил маму, она сказала, что это сленг из далеких 50-х.[39]
- Это мисс Конклин, - сказала Лиз. - Она моя подруга и была агентом мистера Томаса. Она попросила меня отвезти ее сюда, потому что боялась, что кто-нибудь может воспользоваться случаем и украсть что-нибудь на сувениры.
- Или украсть рукописи, - добавила мама. Маленький диктофон лежал в ее сумке, а телефон - в заднем кармане джинсов. - В частности, последнюю книгу из цикла романов, которые писал мистер Томас.
Лиз бросила на нее взгляд, который говорил: достаточно уже, заткнись, но мама продолжала:
- Он только что её закончил, и миллионы людей захотят ее прочесть. Я считала своим долгом убедиться, что у них есть этот шанс.
Копов это, похоже, не очень интересовало; они пришли осмотреть место, где умер мистер Томас. А еще убедиться, что люди, которые были замечены на его участке, имели веские причины там быть.
- По-моему, он умер в своем кабинете, - сказала мама и указала на La Petite Maison.
- Угу, - сказал один из полицейских. - Именно это мы и слышали. Обязательно проверим. - Ему пришлось наклониться, упершись руками в колени, чтобы встретиться со мной лицом к лицу; в те дни я был довольно хилым. - Как тебя зовут, сынок?
- Джеймс Конклин. - Я многозначительно посмотрел на мистера Томаса. - Джейми. А это моя мама. - Я взял ее за руку.
- Ты сегодня прогуливаешь школу, Джейми?
Прежде чем я успел ответить, вмешалась мама, сама любезность.
- Обычно я забираю его сразу после занятий, но я подумала, что сегодня не успею вернуться вовремя, поэтому мы заехали за ним, и забрали пораньше. Правда, Лиз?
- Роджер, - сказала Лиз. - Офицеры, мы не проверяли кабинет, поэтому я не могу сказать вам, заперт он или нет.
- Экономка оставила его открытым, а тело лежало внутри, - сказал тот, что разговаривал со мной. - Но она дала мне ключи, и мы запрем дверь после того, как его осмотрим.
- Ты мог бы сказать им, что никакого преступления не было, - сказал мистер Томас. - У меня был сердечный приступ. Больно, до чертиков.
Я не собирался рассказывать им ничего подобного. Мне было всего девять, но это не делало меня дураком.
- А ключ от ворот тоже есть? - спросила Лиз. Теперь она вела себя как профессионалка. - Потому что они были открыты, когда мы сюда приехали.
- Есть, и мы запрем их, когда будем уходить, - сказал второй полицейский. - Хорошо, что вы припарковали там свою машину, детектив.
Лиз развела руками, вся такая профи.
- Если вы готовы, мы уходим с вашего пути.
- Мы должны знать, как выглядит эта ценная рукопись, чтобы убедиться, что она в безопасности.
Это был мяч, который моя мать могла отбить.
- Он прислал мне оригинал на прошлой неделе. На флешке. Я не думаю, что есть еще один экземпляр. Он в этом настоящий параноик.
- Был, - уточнил мистер Томас. Его шорты снова опустились.
- Спасибо, что вы приехали сюда и за всем присмотрели, - сказал второй полицейский. Он и другой коп пожали руки маме и Лиз, а также мне. Потом они пошли по гравийной дорожке к маленькому зеленому зданию, где умер мистер Томас. Позже я узнал, что многие писатели умирали за своими столами. Должно быть, в этой профессии это смерть Топ 1.
- Пойдем, Чемпион, - сказала Лиз. Она попыталась взять меня за руку, но я не позволил.
- Постойте минутку у бассейна, - сказал я. - Вы обе.
- Зачем? - спросила мама.
Я посмотрел на маму так, как никогда не смотрел раньше, - как будто она была глупой. И в тот момент я действительно думал, что она глупая. Они обе. Не говоря уже о том, что они были чертовски неблагодарными.
- Потому что ты получила то, что хотела, и я должен сказать спасибо.
- О, Боже! - Сказала мама, и снова шлепнула себя по лбу. - О чем я только думала? Спасибо, Реджис. Огромное.
Мама направляла свою благодарность цветочной клумбе, поэтому я взял ее за руку и повернул.
- Он здесь, мама.
Она еще раз поблагодарила его, но мистер Томас не ответил. Казалось, ему было все равно. Затем она подошла к Лиз, стоявшей у пустого бассейна и закуривавшей очередную сигарету.
На самом деле мне не нужно было никого благодарить, к тому времени я уже знал, что мертвым людям наплевать на такие вещи, но я все равно сказал спасибо. Это была дань вежливости, но кроме этого, мне хотелось и кое-чего другого.
- Мамина подруга, - сказал я. - Лиз?
Мистер Томас не ответил, но посмотрел на нее.
- Ей кажется, что я все выдумываю насчет встречи с вами. Я имею в виду, она знает, что произошло что-то странное, потому что ни один ребенок не смог бы придумать всю эту историю - кстати, мне очень понравилось то, что случилось с Джорджем Тредгиллом...
- Спасибо. Лучшего он и не заслуживал.
- Но она будет работать над этим в своей голове, пока, в конце концов, не получит желаемый результат.
- Она найдет рациональное объяснение.
- Ну, если вы так говорите.
- Вот-вот.
- А вы можете как-нибудь показать ей, что вы здесь? - Я вспомнил о том, как мистер Беркетт почесал щеку, когда его поцеловала жена.
- Я не знаю. Джимми, а ты часом не в курсе, что будет со мной дальше?
- Простите, мистер Томас. Но нет.
- Полагаю, я сам это выясню.
Он направился к бассейну, где больше никогда не будет плавать. Кто-нибудь может заполнить его, когда вернется теплая погода, но к тому времени он уже будет далеко. Мама и Лиз тихо разговаривали и делились сигаретой Лиз. Одна из вещей, которые мне не нравились в Лиз, это то, что она вернула мою мать к этой дурной привычке. Пусть изредка, и только с ней, но все же.
Мистер Томас встал перед Лиз, сделал глубокий вдох и выдохнул. У Лиз не было челки, чтобы взметнуться, ее волосы были туго стянуты назад и завязаны в конский хвост, но она все равно прищурилась, как бывает, когда ветер дует в лицо, и отпрянула. Я думаю, она упала бы в бассейн, если бы мама ее не схватила.
Я сказал:
- Ты это почувствовала? - Глупый вопрос, конечно почувствовала. - Это был мистер Томас.
Который теперь удалялся от нас, возвращаясь в свой кабинет.
- Еще раз спасибо, мистер Томас! - крикнул я. Он не обернулся, но поднял руку, прежде чем сунуть ее обратно в карман своих шорт. Мне открылся отличный вид на его трещину сантехника[40] (так мама называла эту штуку, когда замечала парня в джинсах с низким верхом), и если это тоже слишком много информации для вас, то очень плохо. Мы заставили его рассказать нам - за один час! - все, на что у него ушли месяцы размышлений. Он не мог сказать «нет», и, возможно, это давало ему право показать нам свою задницу.
Конечно же, я был единственным, кто мог это видеть.
14
Пришло время рассказать вам о Лиз Даттон, так что зацените. Разберем её со всех сторон.
Она была примерно пяти футов шести дюймов[41], ростом с мою маму, с черными волосами до плеч (когда не стягивала их в одобренный для копов конский хвост), и у нее было то, что некоторые мальчики в моем четвертом классе назвали бы - как будто они имели хоть какое-то представление о том, о чем говорят - «шикарнейшим телом». У нее была великолепная улыбка, а еще серые глаза, которые обычно были теплыми. Если, конечно, она не злилась. Когда она злилась, эти серые глаза становились холодными, как мокрый ноябрьский день.
Она мне нравилась, потому что умела быть доброй, как тогда, когда у меня пересохло во рту и в горле, и она дала мне то, что осталось от «Кока-колы» из «Бургер Кинга», не спрашивая маму (моя мать была просто зациклена на том, чтобы узнать все подробности последней ненаписанной книги мистера Томаса). Кроме того, она иногда приносила модельки автомобилей от «Матчбокс», чтобы пополнить мою растущую коллекцию, и время от времени садилась прямо на пол рядом со мной, и мы вместе играли. Иногда она обнимала меня и трепала волосы. Иногда она щекотала меня до тех пор, пока я не кричал, чтобы она прекратила, или я уссусь… что она называла «уюшить трусишки».
Она мне не нравилась, потому что иногда, особенно после нашей поездки в Булыжный коттедж, я поднимал глаза и ловил ее на том, что она меня изучает, как какого-то жука на слайде. В тот момент в ее серых глазах не было тепла. Или когда она говорила мне, что в моей комнате беспорядок, что, честно говоря, обычно и было, хотя мама, похоже, не возражала. «Ну, просто кровь из глаз», - говорила в таком случае Лиз. Или: «Ты собираешься так прожить всю свою жизнь, Джейми?» Она также считала, что я слишком взрослый для ночника, но моя мать положила конец этой дискуссии, сказав: «Оставь его в покое, Лиз. Он сам от него откажется, когда будет готов».
И самая важная вещь. Она воровала слишком много внимания и привязанности моей матери, которые я раньше получал. Гораздо позже, когда я прочитал некоторые теории Фрейда, изучая психологию на втором курсе университета, мне пришло в голову, что в детстве у меня была классический материнский комплекс, - я просто видел в Лиз соперницу.
Ну да.
Конечно же, я ревновал, и у меня были на это веские причины. У меня не было отца, я даже не знал, кто он такой, потому что моя мать не хотела о нем говорить. Позже я узнал, что у нее для этого были веские причины, но в то время все, что я должен был знать, это: «Ты и я против всего мира, Джейми». Пока не появилась Лиз. И запомните, я не был избалован материнским вниманием даже до Лиз, потому что мама была слишком занята, пытаясь спасти агентство после того, как ее и дядю Гарри трахнул Джеймс Маккензи (я ненавидел то, что у нас с ним было одно имя). Мама всегда искала золото в навозной куче, надеясь наткнуться на очередную Джейн Рейнольдс.
Я должен сказать, что симпатии и антипатии были довольно равномерно сбалансированы в тот день, когда мы совершили путешествие в Булыжный коттедж, с симпатией немного впереди, по крайней мере, по четырем причинам: модельки автомобилей от «Матчбокс» на полу не валялись; сидеть между ними на диване и смотреть «Теорию Большого взрыва»[42] было весело и уютно; я хотел нравиться тому, кто нравился моей матери; Лиз делала ее счастливой. Позже (вот оно опять это слово), не так чтобы очень.
То Рождество было замечательным. Я получил классные подарки от них обеих, и мы вышли пораньше и пообедали в «Китайском Смокинге»[43], прежде чем Лиз отправилась на работу. Потому что, сказала она: «Преступность никогда не берет отпуск». После чего мы с мамой отправились вдвоем в наш старый дом на Парк-авеню.
Мама поддерживала связь с мистером Беркеттом после того, как мы оттуда переехали, и иногда мы тусовались втроем.
- Потому что он одинок, - сказала мама, - но еще и потому, а ну-ка подскажи-ка мне, Джейми?
- Потому что он нам нравится, - сказал я, и это было правдой.
- Последнее предложение на подходе, - сказал я маме.
- Слава Богу, - сказала она.
Мистер Томас поднял палец, как старый актер, готовящийся произнести свою большую речь.
- В тот день красное солнце зашло над опустевшим поселением, и вырезанное слово, которое озадачит поколения, засияло, словно обагренное кровью: КРОАТОН. Скажи ей, «кроатон» заглавными буквами, Джимми.
Я передал послание (хотя и не знал точно, что значит «обагренное кровью»), а затем спросил мистера Томаса, закончили ли мы. Как раз в тот момент, когда он сказал, что мы закончили, я услышал короткую сирену снаружи - два вуп и один бла.
- О Боже, - сказала Лиз, но не в панике; скорее, она этого ожидала. - Ну вот.
Она пристегнула значок к поясу и расстегнула куртку, чтобы его было видно. Потом она вышла за ворота и вернулась с двумя полицейскими. На них были куртки с нашивками полиции округа Уэстчестер.
- Черт с ними, с копами, - сказал мистер Томас, чего я совсем не понял. Позже, когда я спросил маму, она сказала, что это сленг из далеких 50-х.[39]
- Это мисс Конклин, - сказала Лиз. - Она моя подруга и была агентом мистера Томаса. Она попросила меня отвезти ее сюда, потому что боялась, что кто-нибудь может воспользоваться случаем и украсть что-нибудь на сувениры.
- Или украсть рукописи, - добавила мама. Маленький диктофон лежал в ее сумке, а телефон - в заднем кармане джинсов. - В частности, последнюю книгу из цикла романов, которые писал мистер Томас.
Лиз бросила на нее взгляд, который говорил: достаточно уже, заткнись, но мама продолжала:
- Он только что её закончил, и миллионы людей захотят ее прочесть. Я считала своим долгом убедиться, что у них есть этот шанс.
Копов это, похоже, не очень интересовало; они пришли осмотреть место, где умер мистер Томас. А еще убедиться, что люди, которые были замечены на его участке, имели веские причины там быть.
- По-моему, он умер в своем кабинете, - сказала мама и указала на La Petite Maison.
- Угу, - сказал один из полицейских. - Именно это мы и слышали. Обязательно проверим. - Ему пришлось наклониться, упершись руками в колени, чтобы встретиться со мной лицом к лицу; в те дни я был довольно хилым. - Как тебя зовут, сынок?
- Джеймс Конклин. - Я многозначительно посмотрел на мистера Томаса. - Джейми. А это моя мама. - Я взял ее за руку.
- Ты сегодня прогуливаешь школу, Джейми?
Прежде чем я успел ответить, вмешалась мама, сама любезность.
- Обычно я забираю его сразу после занятий, но я подумала, что сегодня не успею вернуться вовремя, поэтому мы заехали за ним, и забрали пораньше. Правда, Лиз?
- Роджер, - сказала Лиз. - Офицеры, мы не проверяли кабинет, поэтому я не могу сказать вам, заперт он или нет.
- Экономка оставила его открытым, а тело лежало внутри, - сказал тот, что разговаривал со мной. - Но она дала мне ключи, и мы запрем дверь после того, как его осмотрим.
- Ты мог бы сказать им, что никакого преступления не было, - сказал мистер Томас. - У меня был сердечный приступ. Больно, до чертиков.
Я не собирался рассказывать им ничего подобного. Мне было всего девять, но это не делало меня дураком.
- А ключ от ворот тоже есть? - спросила Лиз. Теперь она вела себя как профессионалка. - Потому что они были открыты, когда мы сюда приехали.
- Есть, и мы запрем их, когда будем уходить, - сказал второй полицейский. - Хорошо, что вы припарковали там свою машину, детектив.
Лиз развела руками, вся такая профи.
- Если вы готовы, мы уходим с вашего пути.
- Мы должны знать, как выглядит эта ценная рукопись, чтобы убедиться, что она в безопасности.
Это был мяч, который моя мать могла отбить.
- Он прислал мне оригинал на прошлой неделе. На флешке. Я не думаю, что есть еще один экземпляр. Он в этом настоящий параноик.
- Был, - уточнил мистер Томас. Его шорты снова опустились.
- Спасибо, что вы приехали сюда и за всем присмотрели, - сказал второй полицейский. Он и другой коп пожали руки маме и Лиз, а также мне. Потом они пошли по гравийной дорожке к маленькому зеленому зданию, где умер мистер Томас. Позже я узнал, что многие писатели умирали за своими столами. Должно быть, в этой профессии это смерть Топ 1.
- Пойдем, Чемпион, - сказала Лиз. Она попыталась взять меня за руку, но я не позволил.
- Постойте минутку у бассейна, - сказал я. - Вы обе.
- Зачем? - спросила мама.
Я посмотрел на маму так, как никогда не смотрел раньше, - как будто она была глупой. И в тот момент я действительно думал, что она глупая. Они обе. Не говоря уже о том, что они были чертовски неблагодарными.
- Потому что ты получила то, что хотела, и я должен сказать спасибо.
- О, Боже! - Сказала мама, и снова шлепнула себя по лбу. - О чем я только думала? Спасибо, Реджис. Огромное.
Мама направляла свою благодарность цветочной клумбе, поэтому я взял ее за руку и повернул.
- Он здесь, мама.
Она еще раз поблагодарила его, но мистер Томас не ответил. Казалось, ему было все равно. Затем она подошла к Лиз, стоявшей у пустого бассейна и закуривавшей очередную сигарету.
На самом деле мне не нужно было никого благодарить, к тому времени я уже знал, что мертвым людям наплевать на такие вещи, но я все равно сказал спасибо. Это была дань вежливости, но кроме этого, мне хотелось и кое-чего другого.
- Мамина подруга, - сказал я. - Лиз?
Мистер Томас не ответил, но посмотрел на нее.
- Ей кажется, что я все выдумываю насчет встречи с вами. Я имею в виду, она знает, что произошло что-то странное, потому что ни один ребенок не смог бы придумать всю эту историю - кстати, мне очень понравилось то, что случилось с Джорджем Тредгиллом...
- Спасибо. Лучшего он и не заслуживал.
- Но она будет работать над этим в своей голове, пока, в конце концов, не получит желаемый результат.
- Она найдет рациональное объяснение.
- Ну, если вы так говорите.
- Вот-вот.
- А вы можете как-нибудь показать ей, что вы здесь? - Я вспомнил о том, как мистер Беркетт почесал щеку, когда его поцеловала жена.
- Я не знаю. Джимми, а ты часом не в курсе, что будет со мной дальше?
- Простите, мистер Томас. Но нет.
- Полагаю, я сам это выясню.
Он направился к бассейну, где больше никогда не будет плавать. Кто-нибудь может заполнить его, когда вернется теплая погода, но к тому времени он уже будет далеко. Мама и Лиз тихо разговаривали и делились сигаретой Лиз. Одна из вещей, которые мне не нравились в Лиз, это то, что она вернула мою мать к этой дурной привычке. Пусть изредка, и только с ней, но все же.
Мистер Томас встал перед Лиз, сделал глубокий вдох и выдохнул. У Лиз не было челки, чтобы взметнуться, ее волосы были туго стянуты назад и завязаны в конский хвост, но она все равно прищурилась, как бывает, когда ветер дует в лицо, и отпрянула. Я думаю, она упала бы в бассейн, если бы мама ее не схватила.
Я сказал:
- Ты это почувствовала? - Глупый вопрос, конечно почувствовала. - Это был мистер Томас.
Который теперь удалялся от нас, возвращаясь в свой кабинет.
- Еще раз спасибо, мистер Томас! - крикнул я. Он не обернулся, но поднял руку, прежде чем сунуть ее обратно в карман своих шорт. Мне открылся отличный вид на его трещину сантехника[40] (так мама называла эту штуку, когда замечала парня в джинсах с низким верхом), и если это тоже слишком много информации для вас, то очень плохо. Мы заставили его рассказать нам - за один час! - все, на что у него ушли месяцы размышлений. Он не мог сказать «нет», и, возможно, это давало ему право показать нам свою задницу.
Конечно же, я был единственным, кто мог это видеть.
14
Пришло время рассказать вам о Лиз Даттон, так что зацените. Разберем её со всех сторон.
Она была примерно пяти футов шести дюймов[41], ростом с мою маму, с черными волосами до плеч (когда не стягивала их в одобренный для копов конский хвост), и у нее было то, что некоторые мальчики в моем четвертом классе назвали бы - как будто они имели хоть какое-то представление о том, о чем говорят - «шикарнейшим телом». У нее была великолепная улыбка, а еще серые глаза, которые обычно были теплыми. Если, конечно, она не злилась. Когда она злилась, эти серые глаза становились холодными, как мокрый ноябрьский день.
Она мне нравилась, потому что умела быть доброй, как тогда, когда у меня пересохло во рту и в горле, и она дала мне то, что осталось от «Кока-колы» из «Бургер Кинга», не спрашивая маму (моя мать была просто зациклена на том, чтобы узнать все подробности последней ненаписанной книги мистера Томаса). Кроме того, она иногда приносила модельки автомобилей от «Матчбокс», чтобы пополнить мою растущую коллекцию, и время от времени садилась прямо на пол рядом со мной, и мы вместе играли. Иногда она обнимала меня и трепала волосы. Иногда она щекотала меня до тех пор, пока я не кричал, чтобы она прекратила, или я уссусь… что она называла «уюшить трусишки».
Она мне не нравилась, потому что иногда, особенно после нашей поездки в Булыжный коттедж, я поднимал глаза и ловил ее на том, что она меня изучает, как какого-то жука на слайде. В тот момент в ее серых глазах не было тепла. Или когда она говорила мне, что в моей комнате беспорядок, что, честно говоря, обычно и было, хотя мама, похоже, не возражала. «Ну, просто кровь из глаз», - говорила в таком случае Лиз. Или: «Ты собираешься так прожить всю свою жизнь, Джейми?» Она также считала, что я слишком взрослый для ночника, но моя мать положила конец этой дискуссии, сказав: «Оставь его в покое, Лиз. Он сам от него откажется, когда будет готов».
И самая важная вещь. Она воровала слишком много внимания и привязанности моей матери, которые я раньше получал. Гораздо позже, когда я прочитал некоторые теории Фрейда, изучая психологию на втором курсе университета, мне пришло в голову, что в детстве у меня была классический материнский комплекс, - я просто видел в Лиз соперницу.
Ну да.
Конечно же, я ревновал, и у меня были на это веские причины. У меня не было отца, я даже не знал, кто он такой, потому что моя мать не хотела о нем говорить. Позже я узнал, что у нее для этого были веские причины, но в то время все, что я должен был знать, это: «Ты и я против всего мира, Джейми». Пока не появилась Лиз. И запомните, я не был избалован материнским вниманием даже до Лиз, потому что мама была слишком занята, пытаясь спасти агентство после того, как ее и дядю Гарри трахнул Джеймс Маккензи (я ненавидел то, что у нас с ним было одно имя). Мама всегда искала золото в навозной куче, надеясь наткнуться на очередную Джейн Рейнольдс.
Я должен сказать, что симпатии и антипатии были довольно равномерно сбалансированы в тот день, когда мы совершили путешествие в Булыжный коттедж, с симпатией немного впереди, по крайней мере, по четырем причинам: модельки автомобилей от «Матчбокс» на полу не валялись; сидеть между ними на диване и смотреть «Теорию Большого взрыва»[42] было весело и уютно; я хотел нравиться тому, кто нравился моей матери; Лиз делала ее счастливой. Позже (вот оно опять это слово), не так чтобы очень.
То Рождество было замечательным. Я получил классные подарки от них обеих, и мы вышли пораньше и пообедали в «Китайском Смокинге»[43], прежде чем Лиз отправилась на работу. Потому что, сказала она: «Преступность никогда не берет отпуск». После чего мы с мамой отправились вдвоем в наш старый дом на Парк-авеню.
Мама поддерживала связь с мистером Беркеттом после того, как мы оттуда переехали, и иногда мы тусовались втроем.
- Потому что он одинок, - сказала мама, - но еще и потому, а ну-ка подскажи-ка мне, Джейми?
- Потому что он нам нравится, - сказал я, и это было правдой.