– Я вас огорошила, простите меня, – смущенно говорит Джой. Она пытается встать, в одной руке чашка чаю, в другой трость. Но я только и могу, что смотреть на нее. Да, я и правда огорошена – до полной глухоты к печалям Джой и ее товарищей по клубу. Если что и чувствую, то раздражение: зачем она тащит все это в мою жизнь?

– Я вам помогу. – Киара кидается к ней, забирает чашку и придерживает под локоть.

– Если позволите, Холли, я оставлю вам свой телефонный номер. И если вы захотите… – Она смотрит на меня, чтобы я закончила за нее фразу, но я молчу. Я – сама жестокость. Я жду.

– Я принесу бумагу и ручку, – подскакивает Киара.

Джой записывает свои данные, а я лишь говорю «до свидания» ей вслед.

Тренькает колокольчик, хлопает дверь, каблучки Киары постукивают по деревянному полу. Наконец эти винтажные, сороковых годов, туфельки с открытым носком, которые она носит с чулками в сеточку, останавливаются возле меня. Сестра изучающе глядит на меня, и я стопроцентно уверена, что она все подслушала. Я отвожу глаза и ставлю книгу на полку. Вот сюда. Да, тут она смотрится лучше некуда.





Глава шестая




– Полегче с подливкой, Фрэнк, – предостерегает мама, пытаясь отобрать у отца соусник. Тот не отдает, намереваясь утопить в подливе воскресный обед, и в пылу борьбы из носика льется, тяжелые капли плюхаются на стол. Выразительно глянув на маму, отец подбирает их со скатерти пальцем и демонстративно его облизывает.

– А то всем не хватит, – говорит мама, протягивая соусник Деклану.

Деклан пальцем снимает потек с носика, слизывает подливку и опять тянет руку.

– Второй подход запрещен! – окорачивает его Джек, принимая у мамы соусник.

– Да я даже еще не пробовал! – огрызается Деклан, пытаясь добычу перехватить, но Джек уворачивается и наклоняет соусник над своей тарелкой.

– Мальчики, – вступает мама, – ну вот право же, ведете себя как дети…

Дети Джека хохочут.

– Оставь мне немножко! – просит Деклан Джека. – Разве в Лондоне нет подливки?

– Маминой – нет. – Джек подмигивает ей, потом понемногу наливает в тарелки детям и передает соусник своей жене, Эбби.

– Не хочу подливку, – тянет один из его сыновей.

– А я хочу! – хором заявляют Джек и Деклан.

– Пойду еще принесу, – вздыхает мама и спешит на кухню.

Все вгрызаются в еду, словно не ели неделю: папа, Деклан, Мэтью, Джек, Эбби и двое их детей. Мой старший брат Ричард задержался на спевке хора, а Гэбриел сегодня проводит день со своей дочерью Авой. Она, как правило, не хочет иметь с ним ничего общего, к тому же возраст у нее подростковый, так что Гэбриел этими встречами дорожит. Все поглощены едой, кроме Киары, которая не переставая наблюдает за мной. Столкнувшись со мной взглядом, она отводит глаза и тянется к центру стола за салатной ложкой. Мама возвращается с кухни с двумя соусниками. Один ставит в центре, другой рядом с Киарой. Джек делает вид, будто претендует на него, отчего Деклан в панике вскакивает и хватается за соусник.

Джек хохочет.

– Мальчики, – увещевает мама, и они стихают.

Дети хихикают.

– Садись, мама, – мягко говорю я.

Оглядев свое энергично жующее семейство, она наконец усаживается рядом со мной во главе стола.

– Что это? – интересуется Киара, заглядывая в соусник.

– Веганская подливка, – с гордостью объявляет мама.

– Ох, мам, ты супер. – И водянистая мутная субстанция разливается по тарелке Киары, как суп. Киара с сомнением глядит на меня.

Я изображаю восторг.

– Наверно, я что-то не так сделала, – беспокоится мама. – Вкусно?

Киара осторожно пробует:

– Необыкновенно.

– Лгунья, – смеется мама. – Холли, ты что, не голодна?

Тарелка моя почти пуста, я даже еще не начала есть. Брокколи и помидоры – вот все, на что я могу смотреть без содрогания.


– Я плотно позавтракала, мам, – говорю я, – но стол, как всегда, красотища, спасибо.

Беру себя в руки и ем. Вернее, пытаюсь. Мама, которая правда прекрасно готовит (про веганскую подливку забудем), при всякой возможности собирает нас на воскресный обед, и мы это обожаем. Но сегодня, как и несколько последних недель, аппетита у меня нет.

Киара смотрит на мою тарелку, потом на меня. Она беспокоится. Они с мамой переглядываются, и что-то подсказывает мне, что Киара уже проболталась ей про клуб «P. S. Я люблю тебя».

– Я в порядке, – воинственно заявляю я и в доказательство своей стабильности запихиваю в рот целое соцветие брокколи.

– С чего это ты? – удивляется Джек.

Рот у меня набит, ответить я не могу, но глаза закатить с выражением отчаяния способна.

Джек поворачивается к маме:

– Что такое с Холли? С чего это она притворяется, что в порядке?

Я бурчу что-то невнятное, стараясь дожевать поскорей, чтобы прекратить этот разговор.

– У Холли все отлично, – спокойно говорит мама.

Но тут включается Киара и дает быстрый мощный залп:

– Женщина, которая умерла от рака, организовала клуб «P. S. Я люблю тебя» для людей, умирающих от неизлечимых болезней, и они хотят, чтобы Холли помогла им написать письма тем, кого они любят. – По ее лицу видно, с каким облегчением она освободилась от этой информации и как боится того, к чему ее выходка приведет.

Едва не подавившись, я проглатываю наконец свою брокколи.

– Да блин же горелый, Киара!

– Извини, но мне пришлось! – Киара вскидывает руки, словно бы защищаясь.

Дети хохочут над моим лексиконом.

– Прости, Эбби, – хрипло говорю я их маме и откашливаюсь. – Парни, я в порядке. Правда. Давайте-ка сменим тему.

Мэтью с осуждением смотрит на свою болтушку-жену. Киара совсем сникает.

– Так ты будешь помогать этим людям с письмами? – спрашивает Деклан.

– Не хочу это обсуждать, – заявляю я, отрезая дольку от помидора.

– С кем? С ними или с нами? – уточняет Джек.

– Ни с кем!

– Значит, ты им не поможешь? – включается мама.

– Нет!

Она кивает с совершенно непроницаемым лицом.

Мы молча жуем.

Я ненавижу, когда у нее это непроницаемое лицо.

– А что, ты считаешь, что я должна? – сдаюсь я.

Все за столом, за исключением мальчишек и Эбби, которая слишком умна, чтобы влезать, отвечают одновременно и так, что ни единого слова не разберешь.

– Я вообще-то маму спросила.

– А тебе неинтересно, что думаю я? – спрашивает отец.

– Ну конечно интересно!

Но он, уязвленный, утыкается в свою тарелку.

– На мой взгляд, – вдумчиво говорит мама, – ты должна делать то, что, как ты считаешь, правильно для тебя. Я, ты же знаешь, в ваши дела не лезу. Но раз уж ты спросила, скажу: если из-за этого ты так… – критически оценив мою тарелку, она переводит взгляд на меня, – ты так расстроена, то тогда это плохая идея.

– Она же сказала, что завтракала! – защищает меня Мэтью, и я смотрю на него с благодарностью.

– А что именно ты ела? – интересуется сестрица.

Я закатываю глаза.