– Да уж. Его зовут Конор. Вы же донимали меня расспросами, так что вот.
Ну, не так уж сильно я ее донимала, но она меняется на глазах. Прислушивается. Думает. Обдумывает свой конец. Свой переход. У меня сжимается сердце.
– Все, поехали отсюда, – мотнув головой, указывает она на руль машины, возможно, побаиваясь, что я устрою сцену.
– Нет, погоди. Еще немножко, – продолжаю я наблюдать за этим таинственным персонажем, о котором мне так давно хотелось узнать хоть что-нибудь.
– Ну, из машины мы не выйдем.
– Конечно. Не волнуйся. Не выйдем. – Смотрю, как он выполняет упражнения с ребятами помладше. – Сколько ему лет?
– Восемнадцать. Уже, – подумав, отвечает Джиника.
Оглядываюсь на Джуэл. Она так близко сейчас к отцу! Наверно, ближе, чем когда-либо раньше.
– Не смейте, – настораживается Джиника. – Так и знала, что не надо этого делать.
– Не волнуйся, я ничего не выкину, – твердо говорю я. – Только скажи мне, он знает? Он знает о Джуэл?
Она трясет головой:
– Я не могла… не хотела, чтобы у него были неприятности. Не хотела изгадить ему жизнь. Он славный, правда. Как только выяснилось, что я беременна, я сразу бросила школу. Понимаете, не могла я ему рассказать!
– Понимаю, Джиника, очень хорошо понимаю.
– Правда? – Похоже, она удивлена. И похоже, рада. – А я думала, вы меня осудите.
– Да кто ж я такая, судить тебя?
– Ну, вы просто… понимаете…
– Что?
– Ваш дом… ваша жизнь… вы такая… безупречная.
– Джиника! – поражаюсь я. – Да ничего подобного!
– Ну, так это, по крайней мере, на мой взгляд.
– Что ж, спасибо, но… даже не знаю, что и сказать.
И тут она хохочет. И, немного погодя, я к ней присоединяюсь. Такой получается чудесный момент, эмоциональный и заразительный.
– Ну так зачем мы здесь? – ласково спрашиваю я. – Что, по-твоему, я должна сделать?
– Не знаю, – пожимает она плечами. – Не знаю. Может, попозже, когда я того, понимаете… Может, тогда нужно будет ему сказать. Может, он захочет об этом знать, может, нет. Но я этого уже не узнаю, и будь что будет. – Она смотрит мне в глаза. – Никто, ни единая душа не знает, что он ей отец. Я подумала, надо мне кому-то сказать. Я вам верю.
– Вот же черт, – выдыхаю я.
Она вскидывает бровь и снова смеется.
– Классно вы чертыхаетесь!
– Ладно, – я пытаюсь управиться с ситуацией. – Давай-ка вместе подумаем. Как ты считаешь, мы можем серьезно поговорить?
– Конечно, – утихомиривается она, – но давайте сначала выберемся отсюда.
Мы добираемся до квартирки Джиники, расположенной в полуподвальном этаже. Я потихоньку оглядываю спальню, которая через дверь с кухней, детскую кроватку, односпальную кровать. Лампа под розовым абажуром, на кровати розовые подушки и одеяло, металлическая перекладина изголовья перевита гирляндой розовых лампочек. Я и не думала, что Джиника из розовых девочек. Но выглядит это так юно, так женственно, что еще острей вызывает сочувствие к Джинике, к Джуэл, к тому положению, в каком они оказались. Заглядываю в щель между шторами: за окном садик длинной полоской, трава давно не зналась с газонокосилкой. Отличное местечко, чтобы бросить там догнивать грязный порванный матрас, старую газовую плиту, ржавый велосипед, какие-то автозапчасти – в общем, всякий хлам, который поленились снести на свалку прежние жильцы или даже хозяин дома.
– Да, не дворец, – глядя на меня, констатирует Джиника.
Не дворец, и ее вины в этом нет. Здание не ухожено, отсюда плесень и запах сырости. А в квартире все приспособлено для Джуэл, что много говорит о ее матери. Джиника сажает Джуэл на высокий стульчик и тянется за одной из множества баночек с детской едой, которые стоят на открытой полке.
– Можно, я ее покормлю? – прошу я.
– Конечно, только смотрите, чтобы она не вцепилась в ложку.
Так и есть, Джуэл перехватывает ложку, не успеваю я ее поднести. Мы боремся, и ее пухлая ручка сильней, чем я думала. Пюре плюхается, куда придется, разлетается брызгами. Однако я побеждаю и со следующей ложкой намерена быть проворней.
– Ну так? – произносит Джиника. Видно, что она с волнением ждет, чтобы мы продолжили разговор, прерванный на стоянке у футбольного поля.
И я, сосредоточенная на непростой задачке накормить резвую Джуэл, которая, даром что в дороге измусолила три рисовых печенья, ест быстрей, чем я успеваю набрать пюре в ложку, вспоминаю, зачем я здесь, и завожу свою речь.
– Я долго избегала этого разговора, может быть, слишком долго и, может быть, потому, что считала, что не дело мне лезть в твою жизнь. Но теперь ситуация изменилась. Как твой друг, а я считаю тебя своим другом, Джиника, я оказала бы тебе плохую услугу, если бы не поделилась с тобой тем, что я думаю, или, по крайней мере, не выслушала, что ты на это скажешь. Я не хочу влиять на тебя, внушать тебе идеи или вторгаться в ход твоих мыслей…
– Господи, да хватит уже оговорок! Я все поняла, – тряся головой, перебивает она. – Ну же, вперед! Небось думаете, что опеку над Джуэл надо отдать Конору.
– Нет, – удивляюсь я. – То есть не то чтобы я совсем об этом не думала, но сейчас на уме у меня нечто совсем другое. Некто другой. Я подумала, не стоит ли тебе взглянуть с этой точки зрения на Дениз?
– Дениз! – распахивает она глаза, ненадолго замолкает, а потом повторяет тихонько: – Дениз… Тебе ведь нравится Ди Ни, правда, детка?
Джуэл, широко раскрыв рот, тянется к полной ложке, которая, пока я говорю, застыла в воздухе. Я всовываю ложку ей в рот, а потом быстренько еще одну, чтобы у Джиники было время подумать.
– На самом деле, конечно, это Дениз и Том, – добавляю я.
– Разве они не расстались?
– Да, но это не всерьез. – Не знаю, чем Дениз успела с Джиникой поделиться, и все-таки говорю: – Они правда очень хотят ребенка, но у них не выходит. В смысле, не выходит зачать.
– Да, – видно, что она задета за живое и очень сосредоточена.
– Наверно, больше мне говорить об этом не стоит. Ты сама должна обсудить это с ними. И с социальным работником, и с той приемной семьей, которая тебе назначена, – в общем, со всеми, с кем положено. Я просто хотела, чтобы ты знала, что есть еще и такая возможность. Об этом стоит подумать. И уж во всяком случае у Дениз чистая городская речь, – с улыбкой добавляю я.
– Это да, – всерьез отвечает она. – А у ее мужа?
Я смеюсь и продолжаю кормить Джуэл.
– Надо еще на него посмотреть.
– Конечно.
– А я думала, что вы скажете, что это вы хотите взять Джуэл.
– Я?!
По моей реакции она понимает, как промахнулась.
– Я обожаю Джуэл, но… – Мне ужасно неловко говорить это перед девочкой, я уверена, что она все понимает. – Но я не… я не знаю, как…
– Вы будете классная ма, – тихо говорит Джиника.
Не зная, что на это сказать, я сую в рот Джуэл еще одну ложку.
– Вы примерно того возраста, что моя ма. И посмотрите только, как вы со мной управляетесь. Я же не говорю, что думаю, будто вы моя ма, но вы же меня понимаете. Вы здесь ради меня, помогаете мне, как помогла бы мама. Спорю, вы отлично управитесь и с дочкой того вашего парня.
Этого не случилось. А должно бы. Я понимаю, что я бы могла…
– Господи, да вы плачете!
– Нет, это пюре в глаз попало, – сквозь слезы смеюсь я.
– Эх вы, нюня! Дайте я вас обниму! – говорит она, и мы обнимаемся.
И пока я неосторожно становлюсь спиной к Джуэл, дитя одной рукой хватает баночку с пюре, а второй – ложку и в экстазе ими размахивает, так что все, что в банке осталось, летит ей в лицо, в волосы и по столу.
– Что, сдрейфили? Признавайтесь! – добавляет Джиника обычным своим сухим тоном.
Я смеюсь.
– А вот скажите-ка мне, чем вы займетесь, когда нас всех не станет? – спрашивает она, перебирая пряди Джуэл и снимая с них пюре.
– Джиника, – покачивая головой, тихо говорю я, – я не хочу говорить об этом. Ты сейчас здесь.
– Я не о себе говорю, а о вас. Что вы будете делать, когда мы отчалим, все трое?
Я пожимаю плечами:
– Буду работать в магазине. Продам дом. Найду, где жить.
– Съедетесь со своим парнем.
– Нет. С этим все. Я же тебе говорила.
Джиника внимательно на меня смотрит.
– Нет, – она толкает меня локтем, – не все. Он симпатичный. Просто подскажите ему, – смеется она, – пусть он посмотрит на вас так, как будто вы дерево. Он ведь с больными деревьями работает, так?
– Ну, вроде того.